Марина Порошина - Майне либе Лизхен
– Что Герман Иванович думает – он сам сказал, и неоднократно. – Ба смотрела на Левушку с возрастающим интересом, и ему это выражение ее лица ужасно не нравилось. – Тебя его планы не устраивают, как я понимаю. А что я, по-твоему, должна ему сказать? Что ты отличник учебы и увлекаешься ихтиологией? Или что перчатки всегда дома забываешь?
– Скажи ему, чтоб от Жени отстал! – взвился Левушка, оскорбленный ее иронией, совершенно неуместной, по его мнению, когда разговор идет о таком жизненно важном для него предмете.
Ба улыбнулась и махнула рукой. Нет, все-таки ссориться они с Левушкой не умеют. Да и как с ним ссориться, скажите на милость, если он такой дурачок? Ладно, он все прекрасно понимает, просто еще не умеет владеть собой, да и в чувствах своих только учится разбираться. Милый мальчик, совсем ребенок, хотя и ростом за метр восемьдесят – в день его рождения они каждый раз делают отметку на дверном косяке, а потом Ба измеряет расстояние от пола до новой черточки портняжным сантиметром и подписывает дату. Этой осенью как раз и было сто восемьдесят три.
– Послушай, Лев… А ты сам-то с Женей поговорил? – улыбаясь своим мыслям, спросила Ба.
– Нет, – вздохнул внук. – Но я ей стихи подарил. Сам написал!
– И что Женя?
– Молчит. Ничего не сказала, – совсем опечалился непонятый Ромео.
И тут Ба допустила непростительный промах.
– Это про елочку стихи? – уточнила она и добавила после паузы: – Знаешь, я бы тоже на ее месте промолчала. Хорошие стихи, но понять из них что-то сложно…
– Что?! Ты читала?! – взвился Левушка. – Ты читала мои стихи?! Я же тебе не показывал! А ты знаешь?! Ты роешься в моих бумагах?!
И в ближайшие полчала Ба окончательно рассталась с приятной иллюзией, что они с Левушкой не умеют ссориться. Они ругались взахлеб, кричали и махали руками, поочередно нападали и оправдывались, обижались и просили прощения, вспоминали старые обиды и придумывали новые поводы для принципиальных расхождений. Герман Иванович, напротив, давно забывший обиды и привычно сунувшийся было к соседке за подсолнечным маслом (которое, как на грех, кончилось именно в тот момент, когда они с Женей затеяли жарить картошку), услышал доносившиеся из-за двери громкие голоса и замер с поднятой рукой, так и не позвонив. Неодобрительно покачав головой – он не выносил ссор, – расстроенный, Герман Иванович отправился домой. А картошку они сварили и сделали пюре с сосисками, вышло ничуть не хуже.
* * *Секретарша директора риелторского агентства «Новая квартира» Нина Васильевна тоже неодобрительно качала головой, прислушиваясь к громким голосам, доносившимся из кабинета шефа. Будь дверь открыта, то она непременно бы вмешалась, как делала обычно в таких случаях: принесла бы какие-то бумаги на подпись или кофе предложила. Или спросила бы о чем-то, не имеющем отношения к делу, но не терпящем отлагательств. Сотрудник, на голову которого шеф обрушивал громы и молнии, обыкновенно успевал тихо улизнуть из начальственного кабинета, а там, глядишь, про него и забыли бы. Нина Васильевна была мастер проделывать такие штуки, и за это дружеское участие ее любили все сотрудники. Но на этот раз Дмитрий Сергеевич, поговорив с кем-то по телефону, вызвал к себе в кабинет Жданову, демонстративно хлопнул дверью – и сразу же принялся орать. Нина Васильевна неодобрительно пожала плечами и занялась своими делами, порадовавшись тому, что хотя общий тон беседы и слышен, но отдельных слов не разобрать. Про эту акустическую особенность приемной шефа знали все, и Жданова тоже. Стало быть, Нина Васильевна не услышит, что такого страшного натворила Жданова, а Жданова не будет ее ненавидеть, как могла бы, если бы подозревала, что секретарша в курсе ее прегрешений и разборок с шефом. Хотя, конечно, странно, – пожала плечами Нина Васильевна: раньше за Ждановой ничего такого не водилось, и Дмитрий Сергеевич всегда на нее надышаться не мог. Это все погода виновата, давление с утра упало и ветрище – ужас, вот люди и нервничают.
Ленка сидела в кресле наискосок от начальственного стола – эта мизансцена позволяла ей сохранять большую независимость, чем если бы она уселась на стульчик перед столом Клюева. Стульчик как раз и был предназначен для разборок с провинившимися сотрудниками и вредными посетителями, а для прочих, более миролюбивых случаев было предназначено кресло. В кабинете был еще, конечно, кожаный диван, но Лена предусмотрительно решила, что на диване она будет смотреться слишком гламурно, а это не ее стихия. Расчет оказался верным: орать из-за стола, повернувшись к креслу, которое стояло в отдалении у окна, Клюеву было неудобно, поэтому ему пришлось вылезти из своего бастиона и орать на Ленку стоя. Впрочем, сделав пару кругов по кабинету и выпустив пар, он вынужден был плюхнуться во второе кресло, а расслабленная поза и шаткий журнальный столик не располагали к продолжению боевых действий. Что и требовалось.
И если до сих пор Лена молчала, с интересом наблюдая за перемещениями шефа и почти не вслушиваясь в обвинения, которые были, по ее мнению, совершенно необоснованными, то теперь она решила наконец принять участие в беседе:
– Дим, ты наорался? Тогда давай с самого начала и спокойно. Я все поняла: я дура, у тебя проблемы, решать надо срочно. Так?
Клюев подумал, не разораться ли еще раз в связи с Ленкиной непочтительностью, но отказался от этой идеи, потому что легче уволить всех сотрудников разом, чем заставить независимую Ленку соблюдать субординацию. Да какого черта – когда они начинали работать вместе, у них и офиса-то не было, не то что субординации – работали на квартире приятеля, которую он сдал им в аренду. Поэтому Дмитрий Сергеевич вздохнул, поерзал в кресле и сообщил нормальным, неначальственным голосом:
– Молодец. Ты все правильно поняла. Ты – дура, у нас – обрати внимание, не у меня, а у нас! – проблемы. Это если сказать художественно. А если как есть, то мы просто в заднице. И решать надо срочно. Сегодня. А лучше вчера. Потому что завтра нам уже головы поотрывают.
На «дуру» умница Ленка не обиделась, понимала, что это на нервной почве и почти любя; по поводу предполагаемого местоположения одного из крупнейших в городе риелторского агентства «Новая квартира» пожала плечами – не первый день на свете живем, бывает. И сразу перешла к сути:
– Почему такая срочность? Ты же говорил – месяц. Сегодня восьмое, и уже собрание провели, со всеми переговорили, квартиры я им показывала. Ну, капризничают, конечно, подумаешь, новость. Всегда так.
