Адриана Триджиани - Лючия, Лючия
— Мне нравятся девушки, которые могут сами шить свою одежду, — говорит Джон.
— Все девушки?
Я жалею, что произнесла эти слова. Мы с Джоном уже обсуждали этот вопрос.
— Не все. Только ты.
На углу улицы Корнелии Джон останавливается, крепко обнимает и целует меня. Увидев нас, проезжающий мимо таксист присвистывает.
— Спасибо. Мне нравится, когда ты так говоришь.
— Лючия, я люблю тебя.
Я закрываю глаза и наслаждаюсь этими словами. Джон Тальбот любит меня!
— Джон, я тоже люблю тебя, — говорю ему я.
— Я не сомневался — улыбается он.
Потом мы идем в магазин, где Джон покупает бутылку вина для Рут и Харви. Розмари приготовила макароны, которые я несу с собой в красивой кастрюльке. Пока мы переходим Пятую авеню, Джон держит меня за руку.
— Лючия, меня кое-что тревожит.
У меня екает сердце. Он ведь сказал, что любит меня, в чем тогда дело?
— Что? — как можно спокойнее говорю я.
— Я не нравлюсь твоему отцу. Он думает, что я — лжец.
— Лжец? — Я пытаюсь отогнать от себя эту мысль. Джон, послушай меня. Папа старомоден. У него свои принципы и соображения о том, что хорошо, что плохо. Он никак не может понять, как ты зарабатываешь себе на жизнь. Ему кажется, что в мире существует только три области, в которых можно открыть собственное дела: еда, одежда и недвижимость. Ты занимаешься другим, и он не понимает этого. Вот в чем вся беда.
— А ты представляешь себе, чем я занимаюсь?
— Ты — предприниматель.
По правде говоря, я особо не раздумывала, как Джон зарабатывает себе на жизнь. Он очень занят, много путешествует и у него много денег. Он отлично одевается и водит меня в лучшие заведения города. В ресторане «Везувио» на Сорок восьмой Вест-стрит для него всегда зарезервирован столик Что еще я должна знать о нем? Папа так насторожен, потому что он слишком печется обо мне.
— Поговори с отцом, скажи ему, что нет причин не доверять мне.
— Пойми, я его единственная дочь. Он заботился и оберегал меня с самого моего рождения. Но теперь, когда я выросла, его чрезмерная опека не всегда хороша. Иногда мне даже кажется, что он на меня давит.
— Он давит и на меня. Как будто я хочу извлечь какую-то выгоду от знакомства с тобой.
— Тебе же известно, что это неправда, поэтому не стоит беспокоиться, — сжимаю я руку Джона.
— Я сам придерживаюсь старых правил, и вовсе не ищу его благосклонности. Мне нужно его уважение.
— Дай ему время, — заверяю его я.
— Мне известно, что ты самая желанная в Гринвиче девушка, и самая выгодная партия.
Я смеюсь:
— Ты сумасшедший!
— Разве ты не замечаешь, что творится, когда ты идешь по улице? Все оглядываются. Они оборачиваются, чтобы еще раз взглянуть на тебя. Ты не похожа на них, потому что у тебя особое предназначение.
Не знаю, что и ответить на это. Никто прежде не воспринимал меня с этой стороны. Разве только Делмарр, но, конечно, не Данте. Он видел во мне исключительно жену пекаря.
— Мне и в голову такое никогда не приходило. Чего может добиться девушка, если она никому не известна, и у нее нет связей?
— Ты добьешься всего, чего пожелаешь.
Я останавливаю Джона и целую его. Мне нравится, что он верит в мои силы и понимает меня. Я для него не просто девушка, что сидит рядом. Я — часть огромного мира, и Джон видит, какое место в этом мире я могу занять.
Квартирка Рут и Харви походит на купе поезда. Она очень маленькая, хотя Рут и удалось все мило обустроить. Краска, обои и искусно драпированные шторы делают свое дело. А еще у них красивый стол; здесь есть и некоторые вещи, которые им подарили на свадьбу. Пусть изысканный сервиз и набор столового стекла слишком большие, и в однокомнатной квартире немыслимо принять столько человек, на скольких они рассчитаны, но разве это имеет какое-нибудь значение. Рут счастлива. Они с Харви после самых продолжительных в истории ухаживаний и помолвки теперь целиком принадлежат друг другу и наслаждаются совместной жизнью.
Во время ужина Джон сжимает под столом мою руку, словно мы прячем какую-то страшную тайну от мира. Мы влюблены и не скрываем наших чувств. Если он без ума от меня, то я безумнее в сто раз. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать Джона счастливым.
Когда я пришла на работу и увидела, что помощник Хильды Крамер оставил для нас новый заказ, мне пришло на ум, что наш отдел заказов похож на сказку о сапожнике (Хильда) и эльфах (мы). Невидимый посланник появляется ночью и оставляет задания, мы шьем одежду, а потом этот посланник быстро уносит ее своему повелителю, который решает, выдержали ли мы испытание. Я воображаю, как Хильда сидит в своей роскошной квартире в Верхнем Ист-Сайде, посланник показывает ей платья, а та одобряет или отвергает их.
— Что ты тут делаешь в такую рань? — увидев меня за рабочим столом, спрашивает Делмарр.
— Мне не спится, — говорю я.
— Логично, — наливает себе чашечку кофе Делмарр, а потом доливает мою.
— Спасибо, — тянусь я за чашкой. — А сам ты зачем так рано пришел?
— Честно? — Делмарр закуривает. — Я раздумываю, как мне поступить.
— Неужели ты хочешь уйти из «Б. Олтман»?
Меня охватывает тревога. Если Делмарр уйдет, что же станет со мной, с Рут, с «Флэпперс»? Он наш руководитель. Без него этот отдел не может существовать.
— Возможно.
— Но…
— Ш-ш, Лючия, я вас тут не оставлю. Вы уйдете вместе со мной.
У меня отлегло от сердца, но мне все же грустно. Мне нравится «Б. Олтман». Как я могу уйти отсюда? Я ведь так люблю свою работу по большей части потому, что работаю вместе с Делмарром, его я боготворю. Вмиг я принимаю решение уйти вслед за ним.
— Ну, так ты пойдешь со мной? — спрашивает он.
— Куда угодно. В любое время. Только позови.
— Правда? — откидывается на спинку стула Делмарр.
— Да. Для этого тебе даже не придется на мне жениться.
— Извини, я бы и не смог. Только не на тебе. Да вообще ни на ком. По пятницам я люблю посидеть в «Эль Марокко», выпить «Манхэттен», поболтать с завсегдатаями, а потом вернуться домой на рассвете и проспать почти всю субботу. Роль мужа не для меня.
— Почему же?
Делмарр улыбается:
— Я пришел на свет, чтобы прожить жизнь холостяком. Если бы мне хотелось жениться, я бы остался на ферме в Версале, штат Индиана. Звучит как название французского города, но жители произносят эти слова как «ярд-сейл».[36] Это одна из причин, почему я оттуда уехал. Мое правило — никогда не жить в городе, жители которого не могут выговорить его название.
— Ты никогда не рассказывал, откуда ты родом.
