Эллина Наумова - Мужчины из женских романов
Если эта зовет к мелкашке, то что же для него крупняк?» Но героиня о себе не думала, только о своем моральном уроде. И довела до его сведения, что позволить себе роскошь не вешать полки и вообще хозяйством не заниматься имеет право лишь мужчина, у которого есть деньги. Который способен нанять умелого человека, чтобы сделал всю работу за него. А вообще-то мыть посуду им надо по очереди и генеральную уборку делать вместе. Почему она одна должна корячиться, если тоже работает и устает? Вчерашний рыцарь в долгу не остался и наговорил ей гадостей. Она яростно отбивала мячи, а в голове стучало: «Господи, только бы он не ушел, только бы любил меня хоть в четверть того, как я его люблю. Господи, что мне делать, дай мне сил, дай разума, чтобы его удержать». «Хабалка», – процедил он, швырнул на пол ключи и захлопнул дверь, чтобы больше никогда ее не открыть. А она водила пальцем по холодному оконному стеклу и думала: «Бог, вероятно, так настаивал на тренировках прощения друг друга, чтобы в итоге мы смогли простить Его…»
Героиня Елизаветы Алексеевой сама позвала своего парня в ЗАГС. Хотела в церковь, венчаться, но решила не отпугивать связью до гроба. Только его не устраивало любое свидетельство о браке. Он твердил, что семья – это ежеминутный кошмар. Не быт губит любовь, а страх за здоровье, жизнь и благополучие любимых. Невозможно всегда бояться потери. Невыносимы две боли разом – собственная и родного человека. Она умилялась и робко напоминала, что люди как-то живут. «То люди», – сухо говорил герой. И жестко хватал проблему за другой бок. Основной инстинкт – вовсе не размножение, но самосохранение для размножения. Он-то и убивает любовь, чтобы родилась новая и тоже была убита. Она не соглашалась. Любовь к женщине угасла, если так хочет природа. Но почему бы ей не вспыхнуть вновь к той же женщине? Надо просто вытерпеть какой-то срок, зная, что это – пауза, а не конец. Все так делают. И снова он высокомерно бросал: «Я не все». А ей хотелось услышать хотя бы: «Мы с тобой не все». Скольким бабам сластили пилюлю этим «мы с тобой», и чего только они не наглотались. Он смеялся: «Угасла, вспыхнуть… Чувствовать – не выключателем баловаться, дело живое – слова, поступки, взгляды, кожа на ощупь, запах…» «Нет, – твердила упрямая невеста без места, – любовь умеет защищаться и не даст уничтожить себя тупому эгоизму, если она истинная, а не самообман». Кстати, о самообманах. Герои так полромана разговаривали. И когда уже всем читательницам должно было быть ясно, что не женится он просто так, надо рискнуть залететь, любительницу уборки осенило: «Он представил ситуацию, будто я угодила в автокатастрофу. Похолодел и спросил себя: «Выдержу?» И честно ответил: «Нет, слишком мне ее жалко». Выходило, что окольцеваться он может только по грубому циничному расчету. Вот тогда несчастный случай с женой не только не огорчит, но сильно порадует его. Света дернула худенькими плечами от возмущения: как бабы могут к таким неровно дышать. И переключилась на закат солнца восторгов Клариссы Славиной.
Ее героиня, не сумев преодолеть тягу к материальным доказательствам обожания, но ради справедливости учтя незавидную зарплату любовника, решила выпросить колечко всего лишь с бриллиантовой крошкой. Она не без гордости осознала, что сама в состоянии покупать себе такие безделушки с каждой зарплаты. После выброшенной в мусорный контейнер длинной норковой шубы это было подвигом самоограничения. Но завистливая редакторша все равно тихо процедила: «Низко же ты пала, влюбившись до одури». В многозначительном безмолвии герой нежно улыбнулся и поцеловал свою скромницу в губы. Было ощущение, что на самом деле он принц, а не нищий и по пути на работу заскочит в ювелирный за дорогущим колье. Вечером она нашла на туалетном столике плоскую и немаленькую алую коробку из бархатной бумаги. В такие пакуют крупные украшения. Победно усмехнулась – есть чутье на людей, сообразила же, что не так он прост и беден. Открыла. И увидела записку: «Ты слишком меркантильна. Прощай». «Йес! Так тебе и надо», – подумала Света, которая всей душой сочувствовала молодому человеку.
Трудно поверить, но именно жесткая Клара выдала что-то в духе и стиле плача Ярославны по любимому. Стенала ее героиня в двуспальной кровати под тигрового окраса английским покрывалом, что несколько смазывало эффект, но все-таки. Дорыдалась до того, что сама готова отдать ему все свои кольца, укутать во все свои шубы и сунуть в руки необыкновенный пылесос, на который разорился один из бывших. А, ладно, гулять так гулять, пусть и итальянские замшевые высокие сапоги за пятьдесят тысяч забирает! Единственный ее! Он никогда не разговаривал о работе, только о том, как здорово быть вместе. И не шептал друзьям хвастливо и в то же время пренебрежительно: «Она у меня знаете в какой фирме деньги получает? И сколько!» А ведь были у нее и такие. Но по мере того как садился перенапрягшийся в жалобах голос, реплики брошенной женщины делались все короче. И смысл их разительно менялся. Наконец она выдавила из себя слова «предатель и трус». Ведь в первую же свою великолепную ночь поклялись не дать недомолвкам разрушить любовь. Обсуждать любую ситуацию и вместе искать выход. Ну будь же ты, сволочь, мужчиной. Скажи: «Я на мели, но ради тебя, ради наших будущих детей обязательно преуспею. И если ты намекаешь на помолвку, то не такое жалкое колечко я выложу перед тобой на столик в самом шикарном московском ресторане. У тебя, как у Лиз Тейлор, палец в суставе не будет гнуться из-за размера бриллианта. Останься со мной, и я сделаю тебя самой счастливой. Жилы из себя вытяну, горы сверну, реки поверну, пустыню озеленю, ледники растоплю, по головам пройду, через трупы перешагивать буду ежедневно, но семью обеспечу. Потерпи немного, и у тебя будет все». И это с чистой слезой в правом, нет, лучше в левом глазу, с перебоями дыхания, хрипло. И руки пусть сначала будут молитвенно сложены, а потом жадно притянут ее к себе, э-э-эх! Света сама чуть не заплакала. Как говорится, видали скотину? Женщина у него робко попросила какую-то ерунду, а он ее письменно обозвал и сбежал. Да разве она такая? Да он меркантильных сук еще в глаза не видел, щенок… «Вот, Кларисса, вот оно, художественное слово. Вложилась в него вся, и пробирает даже редактора», – мысленно обратилась к автору Света.
Девушке оставалось лишь подвести итоги. Несмотря на то что одна героиня была домовитой, вторая шибко умной, а третья разудалой, они походили друг на друга в главном. Женщины эти хотели не подцепить любого и трахаться, не добиваться того, чтобы он отдавал им зарплату до копейки, – словом, «жить с мужчиной». Им необходимо было влюбиться в него. И они умели влюбляться. По современным меркам все оказались очень терпеливыми: заикались о равноправии, когда их пылкий герой-любовник слегка уставал. И недвусмысленно давал понять, что не прочь перевести отношения в безмятежное русло, то есть он везде, где ему надо, а подруга на работе и на кухне. Изредка может к какой-нибудь однокласснице сбегать, если успеет вернуться до его прихода. За такое ограничение свободы героиня Алексеевой потребовала брака, Аранской – занятия хозяйством, когда случится время и настроение, а не в качестве рабской повинности, Славиной – выхода в ресторанный свет и денег на тряпки, пусть и самые мелкие, вроде носовых платков. Они, в сущности, хором крикнули, что тоже имеют право выдвигать какие-то условия. А мужчина своим уходом ответил: «Со мной этот номер не пройдет».
