Линда Йеллин - Такая милая пара
– Я уже совсем была готова отступиться, – призналась она, вращая своими круглыми как монеты глазами. – Ведь мне почти тридцать два (мы все это знали). И я уже совсем была готова согласиться на усыновление (и об этом мы все тоже знали). Но муж сказал, что это совсем не то, что иметь своего собственного ребенка (и это нам всем тоже было известно). Будь благословен Господь за это!
На следующее утро я передарила Изабель свой двухтомник «Как стать матерью, когда тебе за тридцать...».
14
Он утверждал, что именно это задание – нанести на мужские носки инициалы – доконало его совершенно.
Однажды утром он заявил, что есть только одна вещь, которая страшит его больше всего на свете, это – сидеть здесь всю жизнь и наносить на носки всякие дурацкие инициалы. И тут же уволился, разослав свои анкеты в дюжину рекламных агентств так, чтобы его таланты были оценены и востребованы незамедлительно.
Между делом он сообщил, что собирается оставаться у родителей столько времени, сколько потребуется для окончательного формирования его таланта иллюстратора.
Мой шеф успокоил меня, что агентство постарается в кратчайшие сроки обеспечить меня новым художником-графиком и что если у меня есть какие-нибудь пожелания, то он с удовольствием их выслушает. Я сообщила, что предпочла бы работать вместе с женщиной.
Несколько раз Кристофер звонил в контору – интересовался, не подобрали ли ему замену? Несколько раз я сама звонила ему, но трубку все время поднимала его мать. Я чувствовала себя неловко и нажимала на рычаг.
Со мной творилось нечто ужасное. Все стало, как прежде. Все вернулось на круги своя... Скоро у меня появится новый художник. Может быть, даже это будет Холли. Кристофер сказал, что мы останемся друзьями. Я же все время чувствовала себя совершенно несчастной. Как-то вечером в ванной я попыталась поговорить с Майклом. Наверное, я требовала от него слишком многого, но пока он ни о чем не догадывался, все шло нормально.
Надев белый махровый халат, я устроилась на краю ванны. Майкл разглядывал свое отражение в зеркале. Он открыл кран, смочил лицо, затем принялся намыливать руки.
– Мне плохо, – вдруг вырвалось у меня. – Знаешь, по-настоящему. Мы успешно работали вместе, а сейчас он уволился, и мне сейчас плохо!
Он старался не беспокоить меня, когда у меня было плохое настроение. Старался, так сказать, не замечать этого, просто терпеливо ждал, когда я вернусь в обычное состояние.
– Итак, он – уволился! Что мечтаю бросить свою работу, – он принялся намыливать щеки, лоб и шею. – Что-то случилось? – спросил Майкл.
– Нет. Хочешь, обсудим это. – Я оперлась локтями о колени, а подбородок пристроила на ладонях.
– Нет, – отрезал Майкл. – Говорить тут не о чем. – Он нагнулся и сполоснул лицо. – А ты, ты – переживаешь... Помнишь, ты думала, что пришел конец света, когда ушла Холли... Но ведь все обошлось. Найдешь кого-нибудь и перестанешь даже вспоминать о Кристофере!
Он сказал это холодно и расчетливо!
– А что, интересно, ты скажешь, если я завтра попаду под автобус? – я гневно выпрямилась. – Кинешься в сторону, найдешь кого-нибудь еще и забудешь обо мне?
– Конечно, нет. – Майкл снял с крючка полотенце. – Сначала я брошусь наземь и стану рвать на себе волосы. А уж потом найду себе кого-нибудь.
Видимо, он так шутил. Но мое настроение совсем не располагало к зубоскальству.
– Я шучу, – попытался объяснить он, думая, что я обиделась.
При этом Майкл растирался полотенцем.
– Вот спасибо, – ответила я. – От твоих шуток меня уже тошнит!
– А хочешь, я расскажу тебе, что я сейчас ощущаю? – продолжал Майкл.
– Нет, если ты чувствуешь себя плохо! – Я была уверена, что он опять поддразнивает меня, стараясь развеселить. – Вообще-то, если мы действительно любим друг друга, то тебе, естественно, должно быть сейчас также плохо, как и мне, ведь я страдаю, – настаивала я.
– Зачем ты говоришь «если»? – Майкл уставился на меня. Его распаренное лицо покраснело после горячей воды и усиленного растирания.
– Ну, я не имела в виду «если». Скорее «раз уж». Раз уж мы женаты, ты мог бы хоть изредка, и посочувствовать жене...
– Все будет в порядке, – убежденно заявил Майкл и, как бы подводя конец нашей туалетной дискуссии, повесил полотенце.
– Я хочу мороженого, – решила переменить тему я, чувствуя, что дальнейшее обсуждение может завести нас Бог знает куда. – Будешь ореховое?
– Ну, зачем тебе это? – удивился он. – Опять поправишься!
Молча показав язык его отражению в зеркале, я отправилась на кухню.
Мне никак не удавалось наладить свою жизнь.
Никак не могла заставить себя любить его так, как хотела. Или как привыкла любить его. И не получалось притворяться, что все идет нормально.
Главной проблемой для меня стала ложь. Возможно, чтобы взять новый жизненный старт, нам обоим требовалось сначала честно во всем разобраться.
Часто в дамских журналах мне приходилось читать о том, что делиться деталями своей интимной жизни с окружающими по меньшей мере бестактно. А вот Пайпер настаивала на том, что скрывать такие вещи от близких, значит, культивировать в себе ложь: Писали, что сознаться в измене, значит переложить груз собственной вины на плечи своей супружеской половины. А Пайпер утверждала, что главное в браке – доверять друг другу, заботиться друг о друге в трудные моменты. Да, времена наступили для нас действительно нелегкие, и взаимное отчуждение пугало меня. И мне казалось, что обе точки зрения имеют право на существование.
Но так как советчики-писаки были далеко, то я решилась довериться профессиональному опыту своей подруги и поделиться с Майклом грузом своих печалей. Я надеялась, что он отнесется к моим шашням с Кристофером как к глупой непростительной слабости. Но сможет ли Майкл простить мое предательство, если он привык презирать любое проявление малодушия? О Боже! Как я могла причинить такую боль Майклу? Я боялась этого разговора. Но еще больше я не хотела продолжать семейную жизнь в роли домашней актрисы, а не преданной жены.
Я никак не могла придумать – с чего начать. Размышляла, как подвести мужа к объяснению... В какой обстановке? Что будет лучше признаться, когда он в хорошем настроении? Может, он будет в состоянии понять? Или наоборот, когда он не в духе? И тогда лишнее огорчение не сделает погоды?
Как-то раз он в хорошем настроении сидел на краю постели и готовился ко сну. Я набралась храбрости и заговорила.
– Дорогой, я должна кое-что сказать тебе, – начала я, стоя в дверях. В тот день на мне было голубое платье с короткими рукавами, туго стянутое в талии черным поясом. Мне казалось, что Майкл будет меньше сердиться, если я буду хорошо выглядеть.
