Марианна Кожевникова - Входи, открыто!
Свою повесть Саня вчерне набросал. Теперь она должна была созревать, углубляться. Может быть, и имело смысл покрутиться пока на киностудии, понять изнутри, в чем состоит суть киношной работы? Чем дольше он думал, тем больше находил привлекательности в предложении Сергея Петровича. Он чувствовал, что засиделся на месте. Что ему нужны новые впечатления. И даже переживания. В воздухе веяло весной, и Саню, как все живое вокруг, потянуло в житейское странствие. Он доел борщ и посмотрел на гуся. Тот тоже доел борщ.
— Теперь по домам, — предложил Саня, открыл дверь сарайчика и загнал туда Мартина. — Погрелся на солнышке, и будет.
Гусь в ответ возмущенно загоготал. На гусиный гогот выглянула соседка-старушка и поздоровалась.
— Палыч, а Палыч! Что с гусем будешь делать? Резать? — спросила она после традиционных вопросов о самочувствии и сетований по поводу погоды.
— Что вы, баба Ксеня! Такого-то красавца!
— А я уж пожалела. Это у тебя гусыня. Если надумаешь, она тебе гусяточек наведет.
Сане только гусяточек не хватало для полного счастья.
— Да ты откуда знаешь, баба Ксеня? Это гусак, и зовут его Мартин.
— Хоть Егор, хоть Мартын, а гусыню в гусака не переделаешь. Коли не хочешь гусят разводить, отнеси ее Арине. Она на пенсию пошла, ей дело понадобится. Одинокая она.
Саня прекрасно знал Арину. Много лет подряд и в дождь, и в снег, и в вёдро видел он ранним утром аккуратную фигурку с коромыслом: Арина шла на ключ за водой. Не так-то он был близок, этот ключ, но изо дня в день носила она в цех, где работала уборщицей, ключевую воду. Так всю жизнь и прожила: возила грязь за мужиками-матерщинниками и поила их ключевой водой. Всего-то и дела. Чистоту внутри и снаружи наводила. А если вдуматься, может ли человек за всю свою жизнь больше сделать?
Александр Павлович очень почитал тетку Арину. И обрадовался: вдруг правда она гуся возьмет? Тут же накинул куртку и пошел спрашивать. Жила она через две улицы. Шел, через лужи перескакивал. Улицы-то две, да обе длинные.
Отметил, что заборы стали солиднее. В детстве сквозь них непременно смородина или крыжовник тянулись, нет, нет, да полакомишься. А теперь заборы стали глухими, раньше такие только у правительства были. Постепенно он замедлил шаг, вспоминая ощущения детства, когда все камешки были интересны на дороге и лужи были любимые и нелюбимые. Вспомнил босые ноги, теплую воду луж и до дома тетки Арины добрался мальчишкой лет восьми, не больше.
Калитка была не на запоре, и он пошел по аккуратной дорожке к дому, а на крыльце уже стояла складная маленькая фигурка в наброшенной на плечи телогрейке. Старушки сидят у окошек, на улицу смотрят. Восьмилетнему Саньке Арина яблочко припасла. Санька поздоровался, поблагодарил, захрустел яблоком и о здоровье осведомился.
— И у меня гостинчик есть, — сказал он, — карамельки к чаю.
Он всегда прихватывал кулечек для старушек, зная их детские слабости.
— Слыхал, ты на пенсию уволилась, — сказал он.
— Уволилась, — кивнула Арина. — Пойдем в дом, чаем напою.
— Давай лучше на крылечке посидим, воздухом подышим. Уж больно весной хорошо пахнет, — предложил Саня и опустился на ступеньку.
Присела на лавочку и бабушка.
— А делать что будешь? — продолжил Саня свои расспросы.
— Огляжусь.
Арина была не болтлива, ее работа к болтовне не приучивает.
— Мне приятель гуся привез, тете Ксеня сказала, что гусочку. Мне с ней одна морока. Ищу добрые руки, чтобы передать. Не избавишь ли меня от хлопот, тетя Арина? — Саня смотрел просительно, снизу вверх.
Арина задумалась. Думала, губами пожевывала.
— Посиди тут, — проговорила она и ушла в дом. Вернулась в резиновых сапогах и отправилась к сараюшке.
Саня и оглянуться не успел, как она уже лестницу подставила и на крышу полезла.
— Гнездо вить? — спросил Саня и поспешил на помощь. — Чего ты на крыше не видела, тетя Арина.
— Подтекает она, — отозвалась Арина. — Погляжу, может, починю.
— Ну-ка спускайся, я сам посмотрю. И чинить тоже не ты будешь!
Поколебавшись, Арина спустилась вниз.
— Я сама, Санечка! Я ж привычная. Посмотрю, а там мужичка из нашего цеха налажу. И опилок оттуда натаскаю. Тогда и гуся своего неси.
— Я сам тебе опилок натаскаю, — пообещал Саня. — И крышу сейчас могу посмотреть.
Арина, спустившись, отперла сараюшку. Заглянул в нее и Саня. Внутри было почти сухо. Если подтекало, то чуть-чуть. Но раз обещал, на крышу полез.
— Толь у меня есть, толем накрою, — пообещал Саня, оглядев крышу.
— Если накроешь, спасибо скажу, — улыбнулась Арина. — А теперь пойдем к твоему гусю.
— Если не понравится, не возьмешь? — Саня сделал обеспокоенное лицо.
— Познакомиться надо, — коротко ответила Арина и пошла запирать дом.
Дорогой Саня не удержался и спросил:
— А воду себе будешь из ключа носить? Или обычную будешь пить, водопроводную?
— Я и им буду ключевую носить. Они привыкли. После ключевой другой не захочешь.
— Так ведь уволилась!
— Не умерла же.
Когда Саня сталкивался с деревенскими, его собственные заботы начинали казаться ему какими-то лишними, ненастоящими. Несерьезными. Но он себя утешал, что это у него работают интеллигентские комплексы вечной вины перед народом. Кто, так сказать, виноват, и что делать?
Гусь Арине очень понравился.
— Знатная птица, — одобрила она. — Положительная. Давай я ее прямо сейчас возьму. Пусть ко мне привыкает. А к лету она мне гусяток выведет. Будем вместе на прудок ходить, я носки вязать, она деток холить. К Рождеству тебе гусем отдам с яблоками.
На том и порешили.
Проводив Арину с гусем, Саня неожиданно почувствовал себя очень одиноко. Подумал, что хорошо бы от Инны ответ получить и с Олежкой повидаться, хотя бы по Интернету. И еще вспомнил, что у него накопилось множество вопросов к отцу, и решил махнуть в Москву, повидать отца и тетю Наташу. Свидание с детством не прошло даром. Пора было кое-что понять про своих собственных родителей. И снова он заволновался, но подумал, что перед тем как принимать важное решение относительно будущего, необходимо разобраться с прошлым. Он поднялся наверх и положил во внутренний карман материнское письмо.
Севе, зная, как он о своем гусе печется, чтобы не беспокоился, оставил записку: «Мартын оказался Мартышкой, очень приглянулся старушке, и она его забрала». Приписал адрес Арины, сел в машину и покатил.
Дорогой он замечал подкрадывающуюся потихоньку весну: то на солнышке барабанила капель, то старичок у забора топтался, прикидывая, как починить лапочку в предвкушении долгих летних посиделок. А главное, вдоль дороги выстроились чередой ведра с картошкой: запасливые хозяева спешили продать ее, пока не проросла. Саня купил пару ведер самой сухой и шероховатой, потому что в доме у них любили рассыпчатую, и с гостинчиком покатил дальше. Отец оценит. Городскую картошку с их, посадской, не сравнить!
