Риза Грин - Девять месяцев из жизни
Я кидаю ключи на кухонный стол и включаю автоответчик. О-хо-хо, трицепсы после тренировки так и горят. Первое послание от Эндрю.
– Привет, зайка, это я. У меня в клубе изменилось расписание, начали только в одиннадцать, так что дома я буду, наверное, не раньше шести. Не сердись, пожалуйста, хорошо? Целую.
Я уже говорила, что ненавижу гольф? Следующий.
– Это центр бронирования. Поздравляем! Вы выиграли бесплатную призовую путевку на Гавайи. Чтобы получить свой приз...
Стираем. Эта подписка на защиту от телефонной рекламы – полная фигня. Такое ощущение, что телемагазинщики используют его, чтобы раздобыть еще больше телефонных номеров. Следующий.
– Привет, это Стейси. Фильм наконец закончился, так что я здесь. Кстати, настоящие мексиканцы не имеют ничего общего с Тако Белл. Идем завтра в парк? Давай встретимся в восемь тридцать, или перезвони мне.
Разумеется, идем. Моя кардиология вполне позволяет мне побегать еще один день на этой неделе, к тому же это будет весьма полезно для моей задницы. Прекрасно.
Нажимаю на кнопку стирания и вдруг соображаю, что Стейси не видела меня шесть недель и понятия не имеет, что я беременна. Я должна ее предупредить. Не могу же я заявиться на пробежку с непредставленным ей человеком у себя в животе – это вышибет ее из колеи.
Беру телефон и звоню к ней в офис. Сегодня суббота, но она явно должна быть там.
– Это Стейси.
– Привет! С возвращением.
– Только не говори, что завтра не придешь. Мне просто необходимо погулять на воздухе. Я шесть недель дневного света не видела.
– Да нет, приду, приду. Но нам надо сначала поговорить.
Я ее явно заинтриговала.
– Что случилось? Я что-то не то сделала?
– Да ничего ты не сделала. Просто я хочу сказать тебе кое-что, и это не может ждать до завтра.
Сейчас меня запишут в предательницы. Может, если придать голосу побольше бодрости и восторга, она не будет на меня орать?
– Я беременна! – кричу я, выжимая из себя весь запас восторга, какой у меня есть.
– Что? Ты... чего? Я не верю. Ты такая мягкотелая. Как ты могла позволить, чтобы тобой так манипулировали?
– Ладно, принимаю это за поздравления. Спасибо.
– На здоровье. Ты знаешь, что это правда. Какая, на хрен, из тебя мать? Матери обычно очень милые люди.
– Я могу быть милой. Ты этого просто никогда не замечала, ты во мне только плохое видишь. Многие люди считают, что я очень милый человек.
Она фыркает:
– Да ну? Назови хоть одного.
Над этим вопросом приходится минутку подумать. Эндрю – нет. Мама – нет. Линда – нет. Разнообразные бывшие бой-френды и однокурсницы, с которыми я давно уже не общаюсь, – нет. Зоя! Зоя должна считать, что я милый человек. Но Зоя сама не человек. По крайней мере не совсем. Джули. Придется задействовать Джули.
– Джули считает меня милым человеком.
Стейси цинично ржет:
– Нет, она так не считает. Джули считает, что ты потенциально милый человек, и в качестве благотворительности взяла тебя на перевоспитание как экспериментальный вариант.
Блин. А я-то всегда думала, почему она со мной дружит, но такая причина мне в голову не приходила. В этом, однако, есть смысл. Сочувственная улыбка Джули предстает в новом свете.
– Послушай, это неважно. Дело сделано, у меня будет ребенок, и ничего с этим не поделаешь, так что можешь за меня порадоваться.
– Хорошо. Я в диком восторге, удовлетворена? Только сделай одолжение, не рассказывай мне про закаканные подгузники и как миленько он срыгнул. Мне плохо от этих восторгов материнства.
– Честное слово, иногда мне кажется, что ты под своими стильными брючками прячешь здоровый хрен. Не волнуйся – про детей я с тобой говорить не буду, обещаю.
– Ладно. – Пауза. – Как я понимаю, на пробежку тебе можно?
– Доктор говорит, что можно бегать до самого конца. До завтра, увидимся.
– О боже, какая ты огромная!
После шести недель за границей это первое, что я от нее слышу. Надо познакомить ее с моей собакой. Они друг другу идеально подходят.
– Я не огромная. Я все еще ношу почти всю свою старую одежду.
Она внимательно изучает меня с головы до ног.
– Ну, для тебя – можно считать, огромная. И руки растолстели.
Я так и знала. Когда я набираю вес, первыми толстеют руки. Надо увеличить мучения на тренажере до двух раз в неделю.
– Может, пойдем? – спрашиваю я.
Мы молча выходим на дорожку. У меня много проблем, на которые хочется пожаловаться, но я не позволю ей злорадствовать по поводу того, что я изменилась и могу теперь говорить только о детях.
– Как прошли съемки? – наконец говорю я. Стейси закатывает глаза:
– Это был полный ужас. Актеры друг друга ненавидели, все время доставали жалобами, что у одного трейлер больше, а другому отдельно еду готовят... Ужасно. Команда почти вся мексиканская, половина по-английски не говорит, режиссер постоянно им что-то объяснял. Не спрашивай. Кошмар.
– М-м-м. Сочувствую.
Опять идем молча. Потом вступает Стейси:
– И когда ты будешь выяснять? Я не понимаю, о чем она говорит.
– Что выяснять?
– Что, что – мальчик или девочка. Ты ведь будешь выяснять?
Ага, я понимаю, что она делает. Ей стыдно за вчерашнее, и теперь она изображает интерес. То же самое я делала с Джули, когда она рассказала мне про ребенка, помните? Милый жест, но мне таких одолжений не надо.
– Послушай, Стейси, совершенно не обязательно делать вид, что тебе интересно. Я знаю, что ты об этом думаешь, так что давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.
– Мне это совсем неинтересно, и я с большим удовольствием поговорю о чем-нибудь другом. Но раз уж у тебя будет ребенок, я должна знать, кто это будет. Так когда ты пойдешь выяснять?
Чудненько. Если она хочет загладить неприятный момент, я буду более благородной, пусть заглаживает.
– Через три недели. Двадцать второго ноября.
– Есть предпочтения?
Разумеется, у меня есть предпочтения. Я очень, очень, очень хочу мальчика. Хотя бы из-за того, что девочки меня пугают. Сами подумайте – вероятность того, что я окончательно испорчу мальчика, значительно меньше. Меня, конечно, можно обвинить в неправильном питании, неправильном отношении к людям и в других неправильностях, но это вещи из разряда двойных стандартов. А вот обвинений в загубленной юной жизни я не переживу, так что, конечно, лучше бы не девочка.
Кстати, Эндрю только что не молится за мальчика. Нет, он не боится девочек, как я, просто ему до смерти хочется погонять с кем-нибудь мячик. В колледже он играл в бейсбол и теперь ждет не дождется, когда можно будет водить ребенка на игры «Доджеров» и покупать детские бейсбольные мячики, а также он надеется воплотить свою несбывшуюся мечту и натренировать ребенка на выход в высшую лигу (сам-то он остановился на юношеской). Вы, наверное, думаете, что я шучу. Я как-то рассказала Эндрю, что вычитала в «Ваш Малыш», что отцу стоит разговаривать с ребенком, пока тот в утробе, – и теперь каждый вечер он сорок пять минут объясняет моему пупку основные правила бейсбола.
