Лиля Брынза - Пари (сборник)
– Ой, скажи это еще раз, – он умоляюще застонал.
– Про СПИД? Лучше газетку принесу.
– Нет, про милого Андрюшу. Когда ты так говоришь, мне уже все равно, СПИД это или что-то еще. Просто хочется взять сейчас тебя на руки и отнести в постель, а там уже выяснять, насколько страшны будут последствия поставленного только что диагноза. Может, попробуем?
– Тьфу на вас, Андрей! Все вам шуточки.
– Шуточки – это твое. Я серьезен как никогда, – он предусмотрительно забрал у меня большую горячую чашку и потянулся обнять меня за бедра. Я отпрыгнула от него в сторону, чуть не сбив горшок с пальмой, притулившийся в углу.
– Андрей, надевайте штаны, пейте кофе и прекращайте на меня ТАК глазеть. Я вам не благотворительный концерт. Ясно?
– Куда уж яснее…
– Пришли в себя? Слава богу!.. – выдохнула я, когда кофейник был опустошен, а шорты водворены на место.
Андрей сел передо мной на корточки и, обняв руками мои колени, заглядывал в лицо:
– Лариса, и все-таки, почему нет? Откуда такое сопротивление и упрямство? Насколько я понял, я не так уж тебе противен.
– Какой там противен? – Я хитро прищурилась. – Я от вас, Андрюша милый (просишь – получи), просто таю и теряю весь оставшийся разум, вы же не младенец и не слепец. Любая женщина была бы польщена вашим отношением, и я, как любая женщина, тоже. Мое слабое сердце выпрыгивает из груди, ноги подкашиваются, сознание затмевается, и хочется отдаться вам тут же на кухонном столе. Но, но, но… – Андрей походил на обласканного песика, которому только что преподнесли мозговую косточку. – Но боюсь, ваши многострадальные обугленные гениталии еще не готовы вынести необходимую в таких случаях нагрузку, и добровольно отказываюсь ради вашего же здоровья.
У сеттера отобрали кость.
– Что ты этим хочешь сказать? Ну я тебе сейчас покажу обугленные гениталии! Ты сейчас дождешься, только вот доберусь! – Андрей вскочил, опрокидывая табуретки, и собрался было меня схватить, но я опередила его на долю секунды и, запершись в туалете на задвижку, продолжала язвить:
– Ой, мамочка! Не надо больше ЭТОГО показывать. Было бы чем хвастаться! Никакого эстетического наслаждения – одни головешки. Меня и так уже тошнит от вида горелого мяса.
Он ломился в закрытую дверь еще минуты три, а затем уселся у порога, решительно заявив, что никуда не уйдет.
– Ну и сидите. У меня есть необходимая для нормального функционирования организма вода и удобное место для спанья, а вот вам придется справлять малую и большую нужду в целлофановые пакетики и швырять их в форточку. Нехорошо! Соседи могут не одобрить!
Мы поперекидывались фразами еще с полчаса и, устав наконец соревноваться в остроумии, заключили пакт о взаимном ненападении. Я боязливо выбралась из туалета и тут же получила в лоб ощутимый щелбан – за грубость.
* * *А на ночь я осталась у Андрея, потому что, видите ли, резко подпрыгнула температура и возникла срочная необходимость в медобслуживании. Градусника мне никто не показал, но я и не настаивала, потому что, если честно, сама хотела остаться. Андрей больше не предпринимал попыток соблазнения, и я тоже вела себя достаточно осторожно и не провоцировала его. Поужинав, мы опять сидели допоздна, беседуя о разной ерунде, и я снова читала ему свои стихи, а он рассказывал истории из детства и студенческой жизни.
Мне было хорошо, спокойно и уютно, и я знала, ощущала всеми фибрами, что и ему тоже. И это чувство было гораздо опаснее того желания, которое овладевало мной от его прикосновений. Опаснее, потому что серьезнее, сильнее и нужнее. Мне приходилось напоминать самой себе, что я самодостаточный и сильный человечек и что не стоит привыкать к тому, к чему привыкать не стоит.
– Знаешь, Лариса, с тобой удивительно легко и радостно общаться, когда ты не устраиваешь клоунад, – сказал он.
– Порой бывает надо устроить клоунаду, – отбарабанила я, и он согласился. – С вами, Андрей, между прочим, тоже легко, когда вы не играете в Казанову. Ведь можете же быть человеком, когда захотите.
– Могу, конечно. Но это непросто, когда рядом находится красивая и очень соблазнительная барышня, да еще и с неадекватным чувством юмора. Поставь себя на мое место.
– Ну вот те раз! Пошли по кругу. Договорились же.
– А я и не претендую ни на что. Но я тебе порекомендую все же подумать на сон грядущий о том, что… Впрочем, забудь, – он прервал фразу, а мне почудилось, что он хотел произнести нечто для меня немаловажное.
Перед тем как расходиться на ночь, он вполголоса попросил:
– Эй, птеродактиль, поцеловать-то хоть можно, по-дружески?
– По-дружески? Точно? Тогда да. Но не перебарщивать с эротикой и не лишать меня здорового сна, – Андрей тихонько прикоснулся теплыми губами к моей щеке и задержался чуть дольше, чем требовал просто товарищеский поцелуй. – Эээй, тормозите. Не хочу чтобы меня преследовали ночные кошмары с уклоном в «Плейбой» с вашим участием. Пожалейте бедняжечку.
– Лариса, а тебе кто-нибудь говорил, что ты удивительный человек? – ни с того ни с сего поинтересовался Андрей.
– Угу. С утра до вечера нон-стоп об этом твердит моя семья. «Ты, – говорят они, – у нас просто удивительная, но нет рода без урода», – а братец, тот так и талдычит: «Смотрю на тебя, Хлорка, и непрерывно удивляюсь, но не бойся, сейчас все лечат!» Вот так. Пошла я баиньки!
– А сказку на ночь? – закапризничал сеттер.
– Не вопрос. «Камасутру» наизусть с одновременным визуальным рядом. Пойдет?
– Вполне! – Он попытался зацепить меня и усадить к себе на колени, но я пихнула его кулаком под дых и, пока он приходил в себя, смылась.
Я забаррикадировала дверь стульями, потому что знала, что мои внутренние баррикады сданы подчистую, и сидела всю ночь у окна, считая разные звезды, которые теперь казались вовсе не астрономическими объектами, как мне думалось раньше, а окошками, в которые подсматривают ангелы.
И было утро, и был день. И опять я никуда не делась, а, позвонив маме, грубо наврала, что сижу у бабули, и предупредила мою престарелую Лепореллу, что я, по легенде, сегодня у нее.
– Супружница-то его как? – Бабуле не надо было долго объяснять, где я.
– Ожила, подала на развод и ушла вместе с детьми, – не хотелось добавлять лишних жертв.
– Ну вот и славно, а насчет родителей ты не беспокойся, я улажу. Только, сладурка, пусть уж он «запорожец»-то свой поменяет.
– Передам, бусик. Веди себя хорошо. Не прелюбодействуй, – бабуля задумалась. День обещал быть забавным.
Глава двадцатая
(Лиричное начало и циничный конец. Но без нецензурных выражений и иных описаний. Между прочим, я имела в виду природу, а вы что?!)
