Лариса Кондрашова - Шоу для завистницы
Но я отвлеклась. Люба не сделала не только спортивной карьеры, но и обычной женской судьбе не дала толку. Один муж у нее был пьяница, другой — бабник, третий, говорили, вообще бандит, но в это мне отчего-то не верилось.
В какой-то момент она вообще махнула на себя рукой и поплыла по течению. Чем мне не нравятся женщины, которые не борются с жизненными трудностями, так это тем, что они во всех своих бедах винят кого угодно, только не самих себя.
Вот и при встрече она стояла передо мной, и от нее на меня изливались просто потоки ненависти. За что? Неужели только за тот почти детский бой, в котором я выиграла?
Для меня он оказался пирровой победой. По крайней мере из-за своего выигрыша я утратила расположение тренера. Возможно, это было бы ненадолго и он бы опомнился, но в тот момент его кислая физиономия ввергла меня в тоску. Мне казалось, он будет радоваться и хвалить меня.
Да и ребята-одноклубники выразили мне свое фе. Один, самый ревностный поклонник Любочки, даже презрительно сказал:
— Подумать только, этот тощий бройлер — чемпионка соревнований! Зависть и не на такое способна!
То есть он намекал, что я завидовала Воскобойниковой. Ее внешности? Но при чем здесь спортивные достижения?..
Зато после соревнований ко мне подошел тренер юношеской сборной России и пригласил меня в команду… Если бы мой тренер повел себя адекватно, возможно, я от него бы и не ушла. Но российский тренер явился в самую подходящую для него минуту, и я согласилась…
Одна-единственная победа изменила, выходит, не только мою судьбу?
Воскобойникова продолжала стоять передо мной, загораживая солнечный свет, как будто нависала, хотя я была ростом выше ее.
— Вся дрянь в моей жизни случилась из-за тебя, — сказала она. — Если бы не ты…
Глава двадцать первая
Если бы не я! Неужели она не сделала бы аборт, если бы выиграла то соревнование?
Наверняка бы сделала. Но вот она, кажущаяся ей причина, вот она! Стоит перед Любочкой довольная и счастливая. По крайней мере Воскобойникова в этом не сомневается.
Почему мне хочется что-то злое сказать, как-то пошутить, чтобы ее всерьез задело? Ведь это она меня ненавидит, а мне, откровенно говоря, по фигу!
— Радуешься жизни? — спрашивает Воскобойникова. — Недолго тебе осталось радоваться!
Она мне еще и угрожает!
Соглашаюсь:
— Да, радуюсь, а что, ты мне можешь в этом помешать? Теперь у тебя вообще нет ни одного шанса.
Потом успеваю опомниться: разве это в моем характере — бить лежачего? И теперь невольно лишь смотрю с жалостью, отчего Любочка и вовсе свирепеет. И делает шаг ко мне.
Но она, наверное, забыла, что я — мастер спорта. Между прочим, международного класса. Спортсменка, как и она. Обо мне даже не говорят — бывшая спортсменка, а о Любочке наверняка говорят. Все знают, что я — может, не всегда регулярно — хожу в спортзал, а по утрам бегаю: к реке и обратно…
Мое раздражение претензиями Воскобойниковой можно понять: сколько я ее знала, все ей доставалось легко. Она пропускала тренировки, симулировала болезни, во время соревнований пользовалась нечестными приемами — ей все сходило с рук. И вот единственный раз она споткнулась. Об меня.
Собственно, я вовсе не хотела что-то против нее предпринимать. Так получилось. Я хотела выигрывать, а не уступать Воскобойниковой, как советовал мне тренер. И что же? Она сломалась после первого же поражения! Неужели она считала, что ее никто и никогда не победит? Я, видите ли, ей жизнь испортила. Просто дура какая-то! Да если бы я так, как она, руки опустила, где бы я сейчас была!
Стоп-стоп, что это я расхвасталась? Не похвалишь себя, день пошел насмарку?
И вообще чего вдруг я в толпе тех, кто поминает Алину Караулову, вспоминаю о Любе. Дело в том, что я, на минуту отрешившись от царящего в кафе гомона, ухожу в себя и тут же чувствую почти материальный укол в затылок. Кто-то взглянул на меня так же, как тогда Воскобойникова.
Ах да, это же сестра Алины. Чего она ко мне привязалась? Выходит, во второй раз в жизни меня упрекают в том, в чем я не очень и виновата. Разве я насильно тащила Алину в свою охранную фирму?
Нет, дело даже не в том, тащила или не тащила, а в том, что девушкам нравится работать телохранителями. И Алине нравилось. А предпоследним нанял ее для работы директор завода железобетонных изделий. У его дочери-подростка начались трудности в школе и в секции конного спорта, куда девочка ходила, вот он и воспользовался услугами моей фирмы.
Никому из нас и в голову не могло прийти, что это может быть опасно. Чего греха таить, мои девушки, будучи хорошими спортсменками, считали, что на самом деле их умение в охранной деятельности не понадобится. То есть так же, как и все остальные, считали свою работу несколько… декоративной, что ли. Иными словами, не ощущали себя настоящими телохранителями, как ни грустно это отмечать.
И тогда, продолжая дальше логическую цепочку, я могла бы признаться, что таки мои знакомые мужчины были правы, не относясь серьезно к моей фирме…
Мурашки по коже! Еще немного, и я признаю себя виновной в смерти Алины!
А с другой стороны, связана ли ее смерть с работой телохранителем?
Убили Алину вроде бы не на работе… А что, если кто-то решил таким образом наказать меня?
Опять начались домыслы! Я же еще ничего не знаю, ни с кем толком не поговорила. Даже к своим девочкам не подошла в этой спешке…
— Что ты за мазохистка, Павловская! — вздыхая, говорит мне Катя. — За что ты грызешь себя на этот раз? Неужели принимаешь всерьез слова ее полоумной сестры?
Катя почти не знала Алину. Может, пару раз и видела ее, но она потащилась за мной на похороны и сидит рядом, потому что… боится за меня! Она знает что-то такое, чего не знаю я. И почему-то не говорит мне. Как же это я сразу не сообразила!
— Ты считаешь, что права, скрывая от меня это?
— Что? — неуверенно интересуется она, отводя взгляд.
Какая-то громкоголосая и решительная женщина берет нас с ней под руки и ведет в сторону накрытого стола.
— Проходите, проходите, садитесь, все уже готово.
Мы устраиваемся с Катей за столом среди людей, которых совсем не знаем. А ведь могли бы сесть рядом с моими телохранительницами, и уж они бы рассказали мне поподробней, что к чему.
Я нахожу их глазами.
— Ванесса Михайловна, идите, мы заняли вам место! — кричит мне Света с другого конца стола.
На нее шикают, и я пожимаю плечами: мол, так уж вышло, оставим все как есть.
— Позвольте, я за вами поухаживаю, — говорит мне какой-то мужчина. — Я — муж сестры Алины.
