Трое шведских горных мужчин (ЛП) - Голд Лили

Я начинаю ходить вдоль изгороди, выискивая комочки в земле. Я едва успеваю сделать десять шагов, прежде чем спотыкаюсь о что-то мягкое. Я падаю на колени, лихорадочно разгребая снег. Под моими руками появляется розовое пятно. Ее пальто. Это она. Она покрыта снегом, но укрытие из кустарника не позволило ей увязнуть в нем. Я вытираю ее лицо. Снег падает ей на волосы, пальто, прилипает к ресницам. Ее глаза закрыты. У меня на коленях она неподвижна, словно труп.

— Дэйзи, — выдыхаю я, поглаживая ее по лицу. — Дэйзи. Дэйзи, пожалуйста. Давай же, детка. Ты не можешь быть мертва.

Через несколько ужасающих секунд ее глаза распахиваются. Она открывает рот, но не издает ни звука. Я, блять, готов заплакать от облегчения.

Я оглядываю ее, отмечая синие губы и кожу. Она не дрожит, и это очень, очень плохой знак. У нее переохлаждение. Мне срочно нужно согреть ее. Самый быстрый способ — использовать тепло моего тела, но для того, чтобы это сработало, нам нужно раздеться, а мы не можем этого сделать, пока не окажемся в сухом месте.

Я слегка встряхиваю ее. Она расслабляется в моих руках, сонно моргая.

— Дэйзи. Можешь остаться со мной? Можешь говорить со мной?

Ее синие, потрескавшиеся губы шевелятся. Я наклоняюсь, прикладывая ухо прямо к ее рту.

— Мишка, — бормочет она. Мое сердце сжимается.

— Да. Я здесь. Я здесь, с тобой все будет в порядке.

— Извини. — Ее глаза трепещут, но она больше ничего не говорит. Она угасает. Пытаясь удержать рюкзак на спине, я обхватываю ее руками под мышками и поднимаю ее на руки. Она почти ничего не весит. Ради всего святого, мой рюкзак тяжелее ее. Как только я отведу ее обратно в хижину, я запру ее и откормлю. Может быть, тогда ее перестанет уносить ветром.

— Держись за мою шею, — кричу я. Я чувствую, как ее руки слабо обвиваются вокруг моей шеи, и поворачиваюсь, оглядываясь вокруг. Все вокруг — белое размытое пятно. В какой стороне находился дом? Черт, я не могу вспомнить. Мои следы на снегу уже полностью заметены. Я чувствую, как страх сдавливает мне горло. Заставляя себя сохранять спокойствие, я трачу секунду, чтобы сориентироваться, затем поворачиваюсь на девяносто градусов влево. Это должен, обязан, быть обратный путь к дому. Я бреду вперед, спотыкаясь о снег. Мое плечо горит, когда вес Дэйзи давит на рану, но я продолжаю игнорировать боль. Я должен вернуть ее обратно в дом. Я должен обезопасить ее.

Я рычу, когда что-то ударяет меня по бедру. Это что-то тонкое и натянутое, словно поручни или бельевая веревка. Я хмурюсь, ощупываю ее, счищая снег. Это какой-то шнур. Веревка, которую установила Дэйзи, чтобы вести нас к дому, когда видимость плохая. Мое сердце замирает.

У меня нет свободной руки, поэтому я опираюсь на нее бедром, следуя за ней вперед. Я едва успеваю сделать пять шагов, как падаю, спотыкаясь о камень, покрытый снегом.

Мне требуется почти тридцать секунд, чтобы встать обратно на ноги. Я осматриваю Дэйзи, проверяя, что она не пострадала, затем перекладываю ее на руки и продолжаю двигаться. В следующий раз, когда я падаю, мне требуется целая минута, чтобы снова встать на ноги. С каждой секундой снег становится все гуще и тяжелее. Каждый раз, когда мы падаем, он начинает накрывать нас, угрожая полностью похоронить в себе.

Это происходит снова, и снова, и снова. Мы движемся словно черепахи. Такое чувство, что с каждым шагом, который я делаю, я становлюсь слабее. Мои конечности немеют. Температура моего тела падает.

В следующий раз, я просто спотыкаюсь о свой собственный чертов ботинок. Я снова падаю на колени, согнувшись пополам. Дэйзи почти падает из моих рук, но я хватаю ее, тяжело дыша. Мое плечо горит, словно в огне.

У нас ничего не получится. Я знаю, как далеко я ушел от дома. Мы уже прошли это расстояние четыре или пять раз. Даже если я пойду в правильном направлении, у нас ничего не получится.

У меня и раньше было несколько случаев, когда я был на грани смерти. Я попадал в штормы, был избит на боевых аренах и подвергался нападению диких животных. Каждый раз, в ту секунду, как я понимал, что действительно могу умереть, меня охватывало странное чувство спокойствия. Я чувствовал себя почти умиротворенным. Когда у тебя отнимают выбор, не о чем больше беспокоиться.

Но прямо сейчас я не спокоен. Мне насрать, если я умру, но дело не во мне. Это все из-за нее.

Я ни за что не позволю ей умереть. Пока она у меня, я дышу, она будет жить. Я буду бороться до самой последней секунды.

Я рычу, снова заставляя себя подняться, поднимая ее на руки. Сделав сначала один шаг, а затем еще один, я продолжаю двигаться вперед.

Медленно, сквозь снег, передо мной вырисовывается что-то серое. Я щурюсь, неуклюже протирая очки плечом. Несколько неуверенных шагов вперед, и я начинаю видеть лучше.

Это лачуга. Ветхая, разрушенная каменная лачуга, которую мы покинули, как только переехали в хижину. Потрясающая, добрая, гениальная девушка вывела лачугу на путь спасения. Даже несмотря на то, что я сказал ей, чтобы она не беспокоилась.

Что ж, сегодня ее собственная доброта спасет ей жизнь. Пошатываясь, я делаю последние несколько шагов по снегу, практически падая в укрытие. Мгновенно оглушительный шум ветра снаружи заглушается каменными стенами. Здесь все еще холодно, но, по крайней мере, мы защищены от сырости и ветра.

Я кладу Дэйзи на пол, который, я клянусь, покрылся льдом. Я не могу оставить ее так.

— Нам нужно поднять тебя с пола, — говорю я ей, поглаживая по щеке. Ее глаза снова закрылись. Я слишком напуган, чтобы прощупать ее пульс. Конечно, она жива. Иного и быть не может. — Ты теряешь слишком много тепла, — говорю я. — Просто подожди секунду.

Она не отвечает.

Я возвращаюсь на улицу и срезаю несколько покрытых листьями веток с ближайшего куста. Я едва вижу, что делаю, и чуть не отрезаю себе чертов палец, но в конце концов мои руки полны веток. Я несу их обратно в лачугу. Дэйзи не шевелится.

— Я собираюсь постелить тебе постель, — говорю я ей. — Подожди буквально одну минуту.

Я кладу ветки, покрывая ими замерзший каменный пол, затем осторожно поднимаю ее на них. Затем я поворачиваюсь к своей сумке. Я храню набор первой помощи при переохлаждении на дне всех своих рюкзаков для выживания. Я распаковываю изотермическое одеяло^[25], одеяло с химическим подогревом и спальный термо-мешок Blizzard^[26], разворачивая их все. Несмотря на то, что каждый из них достаточно велик, чтобы полностью укутать ее, все они сложены и упакованы в крошечные пакетики размером с небольшой конверт, который чертовски трудно открыть, когда ты конвульсивно дрожишь. Я, ругаясь, стискиваю зубы, когда мои руки в пятый раз скользят по пластиковой обертке. В конце концов, я распрямляю их все и поворачиваюсь обратно к Дэйзи.

Ее одежда намокла от снега, так что приходится ее раздеть. Я начинаю с пальто, затем брюки и свитер. Даже ее нижнее белье влажное. Должно быть, когда она упала, снег просочился под ее одежду. Я снимаю с нее маленький розовый лифчик и трусики, откладываю их в сторону, затем заворачиваю ее обнаженное тело в одеяла. Когда она плотно укутана, я заворачиваю ее в спальный мешок, плотно заклеивая его скотчем, чтобы тепло не выходило наружу. Она похожа на маленькое оранжевое буррито у меня на коленях, только ее белое лицо выглядывает наружу.

Я сажусь на корточки, тяжело дыша, и закрываю глаза. Я устал. К тому времени, когда я нашел ее, мои силы были уже на пределе, а теперь я и вовсе опустошен. Я хочу обнять ее и заснуть, но знаю, что, если я перестану двигаться, мне будет так же плохо, как и ей. Я не могу себе это позволить. Я не могу перестать двигаться, пока ей не станет лучше.

Я заставляю себя вернуться к своей сумке и вытаскиваю маленькую двухместную нейлоновую палатку, встряхивая ее. Я использую камень, чтобы вбить колья в мерзлый пол. Я становлюсь очень слабым, мне приходится пару раз прислониться к стенам хижины, но в конце концов я поднимаю палатку. Я осторожно поднимаю Дэйзи, укладываю ее внутрь, затем достаю гелевую горелку и поджигаю водонепроницаемой спичкой. Она не сильно обогреет палатку, но это лучше, чем ничего. Достав из рюкзака пару металлических банок, я направляюсь к двери хижины и зачерпываю немного белого снега, который занесло внутрь. Ей нужна вода.