Вера Колочкова - Партия для ловеласа
Резко поднявшись на ноги, Вероника вдруг рванула к темному крыльцу и в два прыжка оказалась у двери в дом и потянула ее на себя по-мужски сильно. Катька и опомниться не успела толком, как уже загрохотало-зашмякало в доме опрокинутыми в темноте под Вероникиными ногами то ли пустыми ведрами, то ли еще какой домовой утварью, которую хозяйки обычно держат в сенцах. А потом послышались голоса. Женские. Один хриплый и злой, а другой, наоборот, звонко-четкий и совершенно спокойный, ясно произносящий слова-выстрелы. Вероникин же голос… Господи, откуда у нее такой голос-то взялся?
Спохватившись, Катька быстро закопошилась в пухлом снегу, вскочила и опрометью бросилась вслед за подругой. Проскочив через темные сенцы и тоже погрохотав чем-то под ногами, заскочила в полуоткрытую дверь, и совершенно вовремя заскочила, потому как в маленькой кухоньке этого дома уже развернулась между хозяйкой да Вероникой настоящая борьба за лежащий на столе хозяйский мобильник. Хозяйка, неопределенного, пегого цвета то ли крашеная блондинка, то ли природная блеклая шатенка, пыталась прорваться к своему родному телефону, а Вероника, стало быть, ей этого не разрешала. Катька хозяйке в лицо заглядывать не стала и, мгновенно оценив ситуацию, вцепилась в ее пегие волосы и с силой отбросила на стул. Еще и за плечи придержала — не дергайтесь, мол, девушка…
— Вы кто? Что вам от меня надо? — испуганно прохрипела женщина, с тоской взглянув на свой мобильник, предусмотрительно оказавшийся в Катькиных руках.
— От тебя — ничего не надо, — снова звонко проговорила Вероника. — Я просто свое забрать хочу! Снимай! — указала она пальцем на браслет, красиво обхвативший руку хозяйки дома. — Мне его, между прочим, муж подарил!
— Так и мне муж подарил… — обиженно-хрипло проговорила женщина, торопливо стягивая с себя браслет.
— Не подарил, а украл… У меня украл, понимаешь? А мне эти вещи дороги! По-настоящему дороги! Давай быстро все сюда неси, все мужнины подарки! Колечко с бриллиантом, серьги с изумрудами… Ну? Все неси, сволочь такая! Иначе вот по этому мобильнику я сейчас милицию вызову, а на Стаса твоего с Валерой… Сколько там за укрывательство краденого полагается, не помнишь?
— В комнате, в деревянной шкатулке, на комоде… — испуганно прохрипела женщина, отворачивая лицо от Вероникиных блестящих гневом глаз. Катька тоже не узнавала свою подругу — господи, и откуда что взялось в этой беленькой кудрявой мышке, которая и пищать-то громко боялась…
Метнувшись в комнату, Вероника притащила с собой шкатулку, с удовольствием сложила в карман куртки все свои драгоценности. Мотнув в Катькину сторону головой, коротко проговорила, будто выстрелила:
— Все! Пошли отсюда! Мобильник оставь, батарейку только вытащи… Нам чужого барахла не надо…
Стремительно пройдя через двор, она выскочила на темную улицу и быстро пошла по дороге — Катька за ней едва только и успевала, слушая ее торопливое бормотание:
— Еще чего… Игорь это мне все дарил… Так радовался… А теперь эта сука мой браслет на себя напялит и ходить будет… Еще чего…
Не заметив в темноте торчащую из земли железяку-колдобину, она запнулась о нее на быстром ходу и полетела неловко на землю, больно шмякнувшись о дорожную наледь головой. Чертыхнувшись, попыталась сгоряча вскочить, но тут же и обмякла, испуганно застонав:
— Ой, Катька, нога…
— Что? Что — нога? — бросилась к ней Катька.
— Не знаю… Как током пробило…
Она снова попыталась встать и снова вскрикнула громко от пронзившей все тело будто горячим ножом боли — такой яркой и нестерпимой, сопровождающейся нечеловеческим каким-то, хрустким звуком, что даже сознание дрогнуло и совсем уж было собралось отлететь на время в сторону, как ему и надобно поступать в таких случаях, но все ж таки передумало и решило пока что остаться на своем месте — войти решило, видно, в сложившуюся Вероникину нелегкую жизненную ситуацию.
— Тихо! Тихо ты, Верка! Что случилось? — испуганно зашептала, склонившись над ней, Катька. — Не ори только, умоляю тебя! Ударилась, что ли? Так потерпи! Разоралась на всю улицу!
— Нет, не ударилась, — простонала страдальчески Вероника. — Сломала, кажется…
— Иди ты… — растерянно протянула Катька. — И идти не можешь, что ли? И что теперь делать? Нам ведь здесь оставаться ни минутки нельзя…
— Ой, больно… Не могу… Не могу…
— Тихо! — снова простонала Катька, испуганно оглядываясь по сторонам. — Я понимаю, что больно, но надо все равно как-то стерпеть. Уходить отсюда надо. А вдруг они вернутся? Господи, что же мне делать-то с тобой? Слушай, а я же ведь шкалик с собой прихватила! Как же я забыла-то! Специально взяла, чтоб не замерзнуть! Думала, долго в засаде сидеть будем. Куда ж я его сунула-то… А, вот он, родненький! Давай-ка прими за анестезию…
Достав из бокового кармана болоньевых штанов блеснувшую в лунном свете белым металлом фляжку, Катька трясущимися пальцами отвинтила маленькую крышку и сунула фляжку в руку Веронике:
— Пей! Пей быстро! Все пей! До дна! Ну?
Вероника, морщась от боли и отвращения, послушно начала вливать в себя через узкое горлышко пахучую мерзкую жидкость, давясь и рефлекторно сжимая горло, и наконец зашлась надсадным кашлем, с отчаянными всхлипами втягивая в себя воздух.
— Молодец, Верка, хорошо… Только кашляй потише, умоляю… Сейчас тебе полегче будет…
Боль и в самом деле вскоре не то чтобы утихла, но притупилась слегка. Вероника даже попыталась, опершись на руки, чуть приподняться с земли, но тут же со стоном свалилась обратно — боль вновь ударила по ноге электрическим током, прошлась нервной судорогой по всему телу. И в то же время краешек отмякшего от выпитой водки сознания уже подсказывал-диктовал ей, что надо с этой болью каким-то образом смириться и даже подружиться, может, слегка. А иначе нельзя. Иначе никакого выхода у нее нет. Надо, надо включать непременно природный свой инстинкт самосохранения и двигаться вперед, подальше от этого опасного дома…
— Верка, я тебя сейчас подниму, а ты обопрись об меня получше, поняла? Придется тебе на одной ноге попрыгать. Ничего, нам бы только до угла добраться да на другую улицу свернуть. Свалить отсюда подальше…
Обливаясь холодным потом и сцепив героически зубы, Вероника, утробно повизгивая, с трудом поднялась на здоровую ногу и, вцепившись руками в Катькины плечи и практически на них повиснув, запрыгала неуклюже по дороге, часто останавливаясь и переводя сиплое дыхание. Сил ей, однако, хватило ненадолго — как раз для того только, чтобы успеть завернуть за угол. Предательски вдруг понеслась темная улица перед глазами огненной больной круговертью, и, отцепившись от Катькиного плеча, она вновь свалилась на утоптанный комковатый снег, больно ударившись затылком.
