Семь месяцев (ЛП) - Фальк Хулина

Честно говоря, я стремлюсь быть настолько уверенным в себе; уметь просто сказать нет проигрышу.

— Прости, пап, — немедленно отвечает Колин. Он никогда не называет своего отца «папой» на арене. Здесь тренер Картер такой же свой тренер, как и тренер всех остальных.

Должно быть, Тренера это сбивает с толку так же, как и всех остальных, потому что Тренер только качает головой, как будто проверяя, правильно ли он расслышал.

— Черт, представьте, что ваш отец — тренер по хоккею в NHL. Я завидую. — Аарон скрещивает руки на груди и громко вздыхает. — Должно быть, на катке было весело.

— На самом деле это не так, — отвечает Колин. — Типа, чувак, меня вырвало на льду на глазах у всей команды Нью-Йорка.

— Вы заставили их подписать замороженную рвоту?

— Какого черта? Нет.

— Ты действительно должен был это сделать. На этом можно было бы заработать тысячи.

— Тысячи благодаря рвоте? Я так не думаю. — Колин поворачивается к отцу. — Я бы не смог на этом заработать, правда, папа?

Тренер зажимает переносицу и качает головой.

— Нет, Колин. Никто бы на это не купился.

— Вот, но если бы я сказал, что это была рвота кого-то из команды… — он наклоняет голову, раскрывает руки, как будто только что нашел лазейку. — Было бы великолепно.

— Кто тебя, черт возьми, воспитал? — спрашивает тренер. — Потому что я этого точно не делал.

— Тише, — успокаивает Колин собственного отца, прижимая указательный палец ко рту. Затем он указывает прямо на Брук. — Здесь есть маленький ребенок. Следи за своим языком. Ты бы не стал ругаться в присутствии Риса.

Как только этот вопрос снят с обсуждения, Колин и Аарон возвращаются к своему разговору о продаже блевотины. Да.

— Они всегда такие сумасшедшие? — спрашивает Эмори, понизив голос.

— Ага. Они все слишком много раз открывали двери головой.

— Иногда, — снова говорит Брук достаточно громко, чтобы все могли услышать. Надо любить этих детей. — Иногда я тоже сталкиваюсь с дверью. Ноги иногда меня не останавливают. А потом, — она пожимает плечами, — Бум.

Дети… хотя они довольно забавные.

— Мэмори? — На этот раз я слышу шепот моей дочери. Она умеет шептать только тогда, когда все, что она говорит, не предназначено для моих ушей. И все же я не могу не слушать. — Когда мы подарим папе подарок?

Подарок? Теперь я заинтригован.

— В его день рождения, Бруки.

Ха… интересно.

Брук поворачивается ко мне.

— Папа, когда у тебя день рождения?

— Через шесть ночей, детка.

Вы когда-нибудь пытались сказать четырехлетнему ребенку, за сколько дней что-то происходит? Потому что если так, то держу пари, что вы знаете, что они не поймут ни слова, если вы не разложите его на то, сколько еще раз им придется ложиться спать.

— Хорошо. — Брук прижимается к моей груди, готовая заснуть, чтобы день уже закончился. Я еще не сказал ей, что это не так.

— Знаете что, ребята… Теряйтесь. Вы свободны.

ГЛАВА 40

«Я чувствую, как твое сердце начинает биться» — Constellation by Jade LeMac

Майлз

Я поворачиваю браслет на запястье, моя нога подпрыгивает вверх и вниз, пока я слушаю, как эти два идиота позади меня говорят о моей жене так, будто меня здесь нет.

По крайней мере, браслет, кажется, меня немного раздражает.

Это был мой подарок на день рождения. Брук и Эмори сделали это вместе, главным образом потому, что Брук этого хотела, как мне сказали. Они использовали маленькие розовые и белые пластиковые бусины. Честно говоря, это самый милый подарок, который я когда-либо получал, за исключением того, что Грей продолжает смеяться до упаду каждый раз, когда его видит.

Я признаю, что благодаря обществу слово «Daddy», которое, по мнению моей дочери, идеально подходит к этому браслету, слишком сексуализировано, но, по крайней мере, я знаю, что в данном случае это не так. Очевидно, Грей тоже это знает, просто ему очень смешно, когда кто-то на это указывает.

Брук сделала себе такой же браслет. Что ж, Эмори сделала это за нее, а Брук точно сказала, что делать. Да, на удивление, я узнал все подробности от жены. На ней написано «Брук», потому что я никогда не называю её полным именем. И я, честно говоря, сомневаюсь, что оно так хорошо поместилось бы на её крошечном запястье.

Даже у Эмори есть браслет, но на её браслете не написано её имя. Конечно, у нее написано «Мэмори», поскольку для Брук это имя Эм. Мне не терпится узнать, когда она начнет звать Эмори, Эмори.

— Она очень привлекательная, — повторяет придурок номер один во второй раз с тех пор, как Эмори вызвали на сцену, чтобы получить диплом.

Я уже получил свой, так как D в алфавите стоит перед S.

Эмори хотела сохранить свою девичью фамилию в школе, и я это прекрасно понимаю. Кроме того, это всего лишь один документ, в котором указана её старая фамилия, а все остальные документы в её жизни сейчас доказывают, что эта женщина — моя. В любом случае, я думаю, что Эмори Дерозье-Кинг звучит намного лучше, чем Скотт, но у нее, похоже, другое мнение по этому поводу. Мне все равно, она все еще замужем за мной.

— Чувак, она модель. Конечно, она горячая штучка, — говорит придурок номер два.

— Честно говоря, я бы все отдал, чтобы её трахнуть. — Я знаю, что многие парни большую часть времени думают своими членами, но на самом деле, когда я слышу это в отношении замужней женщины, это хуже тех моментов, когда мои друзья говорят о том, чтобы пойти куда-нибудь просто чтобы переспать.

— Тоже самое. Может, нам удастся убедить ей пойти на секс втроем. Думаешь, ей это понравится?

— Разве она не беременна? Она выглядит беременной?

Так и есть. Но платье закрывает практически все, поэтому говорить, что она выглядит беременной в выпускном платье, кажется неправильным.

— Я не знаю, но я слышал, что она вышла замуж. Хотя я в это не верю.

Вдох-выдох.

Не оборачивайся, Майлз. Они просто… глупые. Глупые, незрелые ребята из братства.

И все же, хоть я и не оборачиваюсь, я делаю еще одну мелочь. Как только Эмори спускается на сцену, я встаю со своего места. Я встречаюсь с Эмори на полпути, и её сдвинутые вместе брови говорят мне, насколько она смущена. Я не даю ей объяснений, когда она стоит передо мной.

Все, что я делаю, это хватаю её за бедра и притягиваю прямо к себе. У нее нет ни минуты, чтобы задавать мне вопросы, или даже времени, чтобы понять, что я здесь делаю. Прежде чем она успела убежать или слова сорвались с её губ, я подношу свои губы к её губам и просто целую её.

Прямо там. Перед всеми.

Эмори издает легкий вскрик, но затем кладет руки мне на челюсть и углубляет наш поцелуй. Она просовывает язык прямо мне в рот, удивляя меня так же, как я, должно быть, напугал её этим внезапным поцелуем.

Её губы такие мягкие, что я больше никогда не хочу их покидать. Мое сердце грохочет в груди. Стук. Атакуя каждый нерв моего тела, словно я попал под перекрестный огонь. И, возможно, я попал под перекрестный огонь между тем, что говорит мне мой разум, и тем, чего умоляет мое сердце.

На вкус она напоминает ваниль, что почти заставляет меня смеяться, учитывая, что ей нравится грубость в постели. Но я рад знать, что она никогда не менялась так сильно. Даже когда мы были моложе, она имела вкус ванили и пахла ею. Она всегда была моим ванильным бобом, но я никогда ей этого не говорил.

Когда я чувствую, что Эмори улыбается прямо в наш поцелуй, я притягиваю её еще ближе к себе, принимая тот факт, что пуля определенно попала в мою голову и, следовательно, позволяет моему сердцу взять верх.

Я не уверен, насколько хороша идея позволить своему сердцу вести нас, но я больше не могу с этим ничего поделать. Но, может быть, на этот раз… только на этот раз, если действовать не думая, это закончится лучше, чем действовать стратегически. Возможно, нам с Эмори нужно просто перестать думать и следовать тому, что подсказывает нам интуиция.