Анна Берсенева - Глашенька
– Во многих случаях беременность помогает решить житейские проблемы, – словно подтверждая ее догадку, заявил он.
– Не могли бы вы мне не хамить? – поинтересовалась Глаша.
– В чем вы видите хамство? – с неподдельной искренностью изумился он. – Я имею в виду стакан воды в старости.
– Извините.
Пока Глаша одевалась, врач выписывал направления на анализы.
– Я вас ставлю на учет по беременности, – сказал он, не отрываясь от листков. – Чем раньше, тем лучше. При оформлении декрета будут финансовые льготы. – И добавил: – Если вас это интересует.
И что ему скажешь? Действительно, не хамит.
Глаша взяла у него из рук кипу бумажек и вышла из кабинета.
Она была так ошеломлена, что, спустившись с крыльца поликлиники, свернула за угол и сразу же бросилась к киоску за сигаретами. Как школьница, сбежавшая с занятий.
«Ну как это могло случиться? – Мысли метались у нее в голове, сердце дрожало, как заячий хвост. – Столько лет ничего не было, а ведь я молодая была, предохраняться не умела – и не было! А теперь вдруг…»
С тех пор как Глаша узнала, что у Лазаря есть семья, и все же осталась с ним, она стала относиться к возможности забеременеть просто панически. Стоило ей это представить, как ее охватывал самый настоящий ужас.
Считать свое положение двусмысленным или нет – это, в конце концов, только ее дело. Но решать за ребенка… Каково ему будет, когда все начнут тыкать в него пальцами и высматривать, похож ли он на своего отца, и, очень даже возможно, задавать ему какие-нибудь дурацкие вопросы?
Да и Лазарь… Если бы он хотел иметь с нею детей, то давно уже об этом сказал бы или хоть обмолвился ненароком. Ну, пусть раньше, когда она еще училась в Москве и не знала подробностей его биографии, – пусть он ничего не говорил об этом тогда, причина понятна. Но ведь она уже пять лет как вернулась, а он все эти годы молчит так, словно само собой разумеется, что возможности иметь детей для нее просто не существует.
Ну, значит и не существует. И незачем размышлять о том, чего быть не должно. Лучше позаботиться о том, чтобы этого не было.
Глаша была уверена, что позаботилась об этом наверняка. И вот – пожалуйста…
Она распечатала пачку дрожащими руками, уронила одну сигарету, вытащила из пачки другую, щелкнула зажигалкой. И сразу же отбросила сигарету, как будто обожглась.
«Но ведь теперь нельзя! – подумала она. – Господи, как же я привыкла думать только о себе!»
И сразу же другая мысль пришла ей в голову.
«А почему, собственно, нельзя? – думала она, медленно идя по улице к автобусной остановке. – Я что, уже уверена, что собираюсь иметь ребенка? Какое!.. Да мне подумать об этом страшно».
– Я ничего не понимаю! – расстроенно сказала она, останавливаясь посреди улицы.
– Чего говоришь, милая? – переспросила бабулька в белом платочке, шедшая ей навстречу. – Болит чего?
– Сердце болит, бабушка, – улыбнулась Глаша.
Участливый бабулькин возглас ее отрезвил.
– Так чего ж к доктору не идешь? – Бабулька всполошилась так, будто Глаша была ей родная. – Теперя инфаркт знаешь как помолодел? Давеча по телевизору рассказывали.
Пообещав непременно позаботиться о себе, Глаша пошла к остановке.
«Надо успокоиться, – говорила она себе. – Об этом нельзя думать в страхе. Надо просто пожить так, будто ничего не происходит, и… И что? И посмотреть. Жизнь сама подскажет, что делать. А пока что куплю лисичек. Потушу со сметаной – Лазарь любит».
Лазарь должен был приехать вечером – позвонил вчера и сказал ей об этом. Собственно, она и поехала из Петровского в Пушкинские Горы не для того, чтобы посетить врача, а именно за лисичками, и к гинекологу зашла просто для перестраховки, ну почти только для перестраховки, у нее ведь и раньше случались задержки…
В общем, она купила лисички и вернулась в Петровское.
Ночью, когда они лежали в постели и Лазарь взял сигарету, Глаша поймала себя на том, что чуть не попросила его не курить при ней. Хорошо, что вовремя сдержалась: она не была готова к разговору, который с неизбежностью должен был за такой ее просьбой последовать.
– Что ты? – спросил Лазарь.
Он все же заметил ее краткую скованность, и Глаша отругала себя: ну вот что она дергается, знает же, что проницательность на ее счет у него просто нечеловеческая!
К счастью, зазвонил его телефон – странно, что он забыл его выключить.
Через секунду Глаша поняла, что телефон это не рабочий – мелодия совсем другая, а еще через секунду – что звонок неожиданный и страшный.
– Да, Людмила Савельевна, – сказал Лазарь. И тут же рявкнул так, что Глаша чуть с кровати не упала: – Вы что несете?! Как это – умирает?!
Он взлетел, как пружиной подброшенный.
– Не знаете, что делать? «Скорую» вызывайте! Я сам вызову!
– Что случилось? – испуганно пробормотала Глаша.
За десять лет, что они к тому времени были вместе, она ни разу не видела его в таком состоянии – ужаса, почти паники. Она даже предположить не могла, что с ним такое вообще может быть.
– Нянька говорит, что Филька умирает, – бросил он, не глядя на нее.
Он оделся как в армии, за сорок пять секунд; сам однажды Глаше рассказывал. Но она все же успела растерянно выговорить:
– Как умирает? От чего?
– Не знает она от чего! Плохо ему, говорит, а от чего – не знает! И Ленка в Америке!
Хлопнула дверь спальни, потом входная. Взревел под окнами мотор его машины.
«Как он доедет в таком состоянии?» – подумала Глаша.
То, что несчастье с ребенком привело его в невменяемое состояние, было в общем-то вполне естественно. Но она почувствовала болезненный укол обиды.
Какие бы то ни было разговоры о его сыне – это было табу. Может быть, единственное табу, которое между ними существовало. Для нее мучительно было бы знать любые подробности о его ребенке, он это чувствовал и никаких подробностей ей не сообщал. Она знала лишь то, что и все знали, что мама когда-то ей рассказала: что у мальчика способности к математике и что учится он в школе для одаренных детей. О последнем, впрочем, рассказала даже не мама, которой Глаша запретила говорить на эту тему, а телевизор.
И вот впервые за все годы своей близости с Лазарем она воочию убедилась в том, что знала и так: что ребенок играет в его жизни такую роль, с которой вряд ли что-то может сравниться. И надо же было, чтобы убедилась она в этом именно сейчас, после известия, которое сообщил ей сегодня врач!
Лазарь приехал под утро. Глаша не думала, что он вернется. Она сидела на веранде не потому, что его ждала, а просто потому, что не могла уснуть.
