Катажина Михаляк - Земляничный год
Даниэль приблизился к ней вплотную, так, что ей пришлось смотреть прямо в его бездонные, невероятной голубизны глаза, и прошептал:
– Потому что я эгоистичный мерзавец. Но у тебя есть шанс это изменить.
«Отвали!» – хотелось крикнуть ей, но в эту секунду он улыбнулся так, как в самом начале: озорно, соблазнительно и очень, очень по-мальчишески.
И Эва не смогла не улыбнуться в ответ. Просто не смогла…
Она заморгала, когда чей-то голос вернул ее из воспоминаний в реальность.
Это Витольд (откуда тут взялся Витольд?) интересовался, что она теперь со всем этим собирается делать.
– Он знает, что это его ребенок?
Эва отрицательно покачала головой.
Тамара тогда прервала их тет-а-тет, объявив о приходе следующего посетителя. Даниэлю удалось только выпросить у Эвы номер телефона. И он прислал ей уже штук пятьдесят смсок, одна другой очаровательнее.
– А ты собираешься ему сказать? Кто он такой вообще?
– Яхтсмен, – буркнула она.
И действительно: Даниэль де Веер – эту фамилию он получил от отца-голландца, по его примеру и яхтсменом стал – был капитаном яхты, которая в этом году завоевала второе место в международной австралийской регате.
Эва изучила его досье так же внимательно, как и он ее. Она раздобыла и внимательно изучила так много его фотографий – в основном на борту яхты «Маленькая принцесса», – что могла бы по памяти нарисовать его портрет, если бы только умела рисовать.
– Значит, заберет он тебя в кругосветное путешествие на своей белоснежной шикарной яхте – и только мы тебя и видели, – мрачно вздохнул Витольд.
– На его шикарной белоснежной яхте не предусмотрено места для беременных женщин, – неохотно ответила Эва.
– Ты в него не влюбилась? – Витольд скорее утверждал, чем спрашивал, очень стараясь, чтобы в его голосе не слышно было облегчения.
– Ох… он сам в себя влюблен…
Да, точно – этот привлекательный капитан с чудесной улыбкой и взглядом портового хулигана любил себя. И только себя. И Эве как-то слабо верилось, что он вдруг воспылал к ней горячей страстью. Поэтому она решила держаться от него подальше. Вместе со своим малышом…
– Ты будешь с ним встречаться? – осторожно спросил Витольд.
– Мы договорились о ничего не значащем кофе. И я не собираюсь с ним «встречаться»! Один кофе – ничего большего!
– А если он все-таки захочет большего?
Эва остановилась посреди дороги.
– Витек, да черт возьми! Мне-то что до его желаний?! Или ты думаешь, что я не смогу устоять перед…
– Я думаю, что если мужчина хочет добиться женщину и у него есть для этого все условия, то он ее добьется, – спокойно возразил Витольд.
– Тогда давай поспорим! Давай поспорим – вот хотя бы на новую крышу для Земляничного дома, – что этот мужчина меня не добьется никогда, даже если вдруг станцует канкан на моем крыльце! Голый! На двадцатиградусном морозе!
Витольд помолчал, а потом сказал:
– Ладно, убедила. Хотя я бы, конечно, получил несказанное удовольствие, наблюдая, как мой конкурент голышом вертит ногами (и не только ногами!) на твоем крыльце. При минус двадцати!
Они оба рассмеялись.
Пикнула смска, Эва отвернулась к экрану мобильника, и улыбка Витольда погасла.
Вопреки себе, вопреки своим словам и обещаниям Эва все-таки вступила в странные отношения – не отношения с капитаном де Веером.
Начиналось все невинно. С того самого «ни к чему не обязывающего» кофе, во время которого она пила апельсиновый сок – к нему в последнее время она страшно пристрастилась, буквально до мании: как у некоторых беременных бывает непреодолимая страсть к соленым огурцам, так она мечтала о цистерне свежевыжатого из сладких апельсинов сока. С помощью этого волшебного напитка можно было ее купить. Или украсть.
Из издательства она вырвалась в ближайшее кафе, где подавали свежевыжатые соки, буквально на полчаса, «не больше!», но эти полчаса сначала растянулись до сорока пяти минут, а потом незаметно и час минул…
Даниэль был прекрасным рассказчиком: он рассказывал о морских приключениях так интересно, что Эва, заслушавшись, забыла о времени. А уж когда с рассказов о себе и море он плавно перевел разговор на темы, которые были Эве близкими и дорогими – об издательстве, о книге, о борьбе за жизнь Каролины, – Эва совсем увлеклась. Теперь уже она говорила целый час кряду, найдя в своем собеседнике благодарного слушателя.
– Тебе не скучно? – спросила она, спохватившись, что ее монолог слегка затянулся.
– Смеешься! Я давно не встречал такого интересного человека, как ты! Когда ты говоришь о «Ягодке» или о фонде – ты прямо вся светишься, а глаза у тебя блестят, как у влюбленной!
– Потому что я и правда влюблена! – улыбнулась Эва. Комплимент показался ей очень приятным.
– И кто же твой счастливый избранник? – спросил Даниэль, нахмурившись.
– Избранница. Ее зовут «Импрессия». А если совсем точно, то их даже две: «Импрессия» и фонд «Каролина».
– Фух, тогда камень с сердца. С этими двумя я спокойно могу конкурировать.
– А ты хочешь с ними конкурировать? – Эва внезапно посерьезнела. – Почему?
Она ожидала длинного рассказа о том, какая она необыкновенная, умная, красивая, привлекательная и так далее, – на это она только небрежно пожала бы плечами в ответ.
Но Даниэль неожиданно наклонился к ней и шепнул:
– Потому что у меня конкуренция в крови.
В капитана де Веера невозможно было не влюбиться…
Итак, что у меня есть против капитана де В.
Да все!
Какая же ты глупая, Эва Злотовская! Надо серьезнее!
Он слишком красивый. И слишком милый.
Он ухаживает за мной (а это странно и невозможно!).
Он использовал пьяную до беспамятства женщину и вступил с ней в сексуальную связь (то есть со мной).
Он сделал ей ребенка (ага, ага, а ты, типа, к этому никакого отношения не имеешь? Чего ты вообще поперлась на вечеринку для одиноких и напилась вусмерть?! Он тебя не спаивал – это ты сама, значит, ты и виновата во всем!).
Он чего-то хочет от меня, но я пока не знаю, чего именно.
(Знаю! Он хочет прибрать к рукам твой двухкомнатный Земляничный дом! Или нет – ему нужна шкурка Тоси, вдруг у него почки больные… теоретически он может хотеть жениться на одной из твоих собак, а так как они обе несовершеннолетние, то ему нужно твое разрешение на это! У тебя ведь на самом деле ничего нет, кроме кучи кредитов и долгов… только вот он об этом не знает.)
И на этом, моя дорогая Кроха, страдания на тему твоего настоящего папочки заканчиваются. Я не знаю, хочу ли я, чтобы он остался в моей жизни навсегда.