Энн Мэтер - В тени красных жасминов
Ребекка отвернулась, беспомощно оглядываясь вокруг по ресторану.
— О нет, больше ничего! — воскликнула она. — Пол, давай сменим тему. Сейчас все прошло. Все кончилось три года назад. Твоя мать умерла, твой отец жив. Давай все это оставим, хорошо?
Пол посмотрел вниз, на тарелку перед собой.
— Я не могу этого оставить, — пробормотал он мрачно. — Кто же тебе это рассказал?
Ребекка пожала плечами.
— Том. Том Бриант.
— Я понимаю. — Пол вздохнул.
И затем, к облегчению Ребекки, появился официант с их первым блюдом, и беседа прекратилась.
Это было поздно во второй половине дня, когда они подъехали к дому Ребекки, и она радостно вылезла, говоря:
— Я не приглашаю тебя, Пол. Я… я собираюсь сегодня вечером отдохнуть.
Пол удрученно кивнул.
— Я увижу тебя завтра?
Ребекка неловко двинулась.
— О, я не думаю, Пол.
— Пожалуйста.
Она беспомощно покачала головой и затем сдалась.
— Хорошо, — согласилась она. — Ты можешь зайти выпить вечером, если хочешь.
У Пола прояснилось лицо.
— Спасибо. Я тебя увижу!
Ребекка кивнула, закрыла дверь и посмотрела, как он уехал. Затем она прошла в квартиру и с облегчением закрыла дверь. Наконец она была у себя дома и могла наедине с собой зализывать свои раны.
Тремя днями позже у нее начался грипп.
Все время с того момента, как она вернулась из Сан-Суси, она чувствовала перемены погоды, но относила это все на счет той явной депрессии, которая поглотила ее после ее возвращения. Однако во вторник вечером стало совершенно очевидно, что это было что-то физически более серьезное.
Она закончила работу в обычное время и вернулась в квартиру, чтобы приготовить ужин. Пол должен был прийти позже, она отказала ему во встрече в предыдущий вечер, но во вторник она не могла найти уважительной причины. Так, она ощущала, что это была кара, и она подхватила простуду, и поняла, что не сможет позвонить Полу, чтобы сообщить о такой причине. Он вообразил бы и был бы убежден, что она притворяется, и поэтому было бы лучше, если бы он сам пришел и увидел ее такой.
Даже и так, но она не ожидала, что будет чувствовать себя настолько больной по возвращении домой, и, совсем не думая о приготовлении ужина, она включила электрический камин и, надев брюки и толстый свитер, стараясь согреться, сжалась у него. Но что бы она ни делала, ее била дрожь, и она понимала, что надо пойти лечь.
Пол приехал вскоре после девяти. Ребекка разрешила ему войти, и он по ее воспаленным глазам и припухшим щекам понял, что что-то не так.
— О Боже! — воскликнул он. — Тебе надо лежать в постели, разве ты не понимаешь?
Ребекка, задыхаясь, кивнула.
— Да, — сказала она в нос. — Но ты должен был прийти, и мне не хотелось тебя выпроваживать.
Пол вежливо ей улыбнулся.
— Я понимаю. Хорошо. — Он профессионально прижил руку к ее лбу. — Я бы предложил тебе пойти в постель прямо сейчас. Позвоню старому Мэнли и узнаю, сможет ли он прийти и посмотреть тебя.
— О нет! — Ребекку испугало это предложение. — Это всего лишь простуда, Пол. Ничего серьезного. Но я согласна с тобой, что должна пойти в постель. Ты не против?
— Я не против чего?
— Чтобы я пошла, конечно.
Пол мягко обнял ее рукой за плечи.
— Ребекка, у меня нет скрытых намерений остаться, поверь мне, но перед своим уходом я предпочел бы убедиться, что ты легла. Где кухня? Я приготовлю тебе грелку с горячей водой и теплый напиток. У тебя есть аспирин?
Ребекка недовольно улыбнулась ему.
— Если честно, Пол, я справлюсь сама. Не старайся практиковаться на мне по обращению с больными в постели, Кроме того, у меня есть электрическое одеяло и электрический чайник, и я легко могу включить их оба, даже неодетая. Мило с твоей стороны, что ты предлагаешь, но…
Пол тяжело вздохнул:
— Ты мне не веришь, да?
Ребекка развела руками.
— Конечно, верю. В любом случае сегодня вечером никто не имел бы намерений в отношении меня. Я выгляжу ужасно.
Пол еще недолго колебался и затем, пожав плечами, удрученно пошел к двери.
— Хорошо, хорошо, я пойду. Но я приду завтра. Ты не посмеешь встать утром, если почувствуешь себя лучше.
— Нет, нет, хорошо, спасибо, доктор… Виктор. — Ребекка закусила губу. Вдруг ее слова ей и Полу все напомнили, и это было видно по страдальческому выражению его лица.
— Я пойду, — сказал он, сжав губы и как бы сдаваясь, и Ребекка видела, как он вышел в двери.
В среду утром ее состояние ухудшилось, она охрипла, и ей было трудно дышать. Казалось очевидным, что она это подхватила в тот туманный вечер в субботу, и она беспокойно ворочалась в своей кровати, а затем с трудом встала и позвонила в госпиталь.
Смотрительница все сразу поняла и настаивала на том, чтобы послать одного из докторов к ней на осмотр. Доктор Мэнли был мужчиной средних лет, имел детей. Он с некоторым упреком смотрел на Ребекку сквозь очки.
— Это все тс короткие юбки, которые вы, девушки, носите! — сухо заметил он. — Не удивительно, что вы все простужаетесь. Я еще удивляюсь, как ты не подхватила пневмонию! Скажи мне, есть тут кто-нибудь, кто за тобой присмотрит?
Ребекка издала печальный вздох. Она чувствовала себя ужасно, и ей хотелось бы, чтобы он ушел и оставил се в покос.
— Нет, — сказала она со вздохом. — Но я в порядке. Я справлюсь сама.
Доктор Мэнли нахмурился.
— Как? Как ты можешь справиться? Кто за тобой присмотрит? Кто сходит за лекарствами, когда они тебе понадобятся? Обеспечит теплым питьем? Все эти вещи тебе необходимы. Еда, например.
— Я не голодна. — Ребекка поплотнее укутала свой подбородок.
— Нет, может быть, не сейчас. Но проголодаешься.
— Тогда я встану…
Доктор Мэнли покачал головой.
— Не может одна из медсестер бессмысленно рисковать своим здоровьем, — сказал оп мрачновато. — Послушай, я поговорю со смотрительницей и узнаю, можно ли положить тебя в крыло изолятора, а?
— О нет. — Ребекка приподняла свои припухшие веки. — Я сказала вам, что скоро поправлюсь.
Но к концу этого ужасного дня стало ясно, что она совершенно точно не поправится, и то, что она подхватила, было не простой простудой. Она чувствовала слабость и дрожь, болела каждая косточка, боль стучала в висках, что приводило к головокружению всякий раз, когда она пыталась поднять голову от подушки. Как компетентный врач, доктор Мэнли позаботился, и позднее вечером ее расположили в крыле, обычно зарезервированном для пациентов с инфекционными заболеваниями. К этому времени Ребекка уже уяснила для себя, что для нее было бы облегчением передать заботы о себе кому-нибудь другому.
