Вера Кауи - Дьявол, которого знаешь
— Ваши родители живут в Испании или в Англии?
— Отец умер несколько лет назад. Мама живет то в Мадриде, это ее родной город, то в Лондоне.
— А вы?
— Я живу и работаю в Лондоне, но свободное время стараюсь проводить здесь.
— Наверное, вам приходится много работать?
— Да, пожалуй, побольше, чем с девяти до пяти, — подтвердил он.
Она вдруг почему-то решила рассказать ему то, о чем не говорила даже мужу.
— У меня лежат в вашем банке деньги на депозите.
Он удивленно взглянул на нее.
— Мне оставил их брат.
— Оставил?
— Его убили двенадцать лет назад.
Она увидела в его глазах искру понимания и сочувствия.
— Да, — добавила она. — Именно поэтому я и пошла работать в полицию.
Подали первое блюдо. Рафаэль стал его раскладывать по тарелкам, а Николас пояснил:
— Мы с вами в Каталонии, которая славится своей рыбой, и, памятуя о том, что вы любите моллюсков, я попросил приготовить veneras, по-английски — гребешки, по-галицийски — их подают с сухарями, петрушкой, луком и перцем прямо в раковинах.
Тесса попробовала — и зажмурилась от удовольствия. Это оказалось удивительным дополнением к только что выпитой «Маргарите». «Харри просто воротило бы от этого», — подумала она. Из рыбы Харри признавал только треску и лососину, лучше всего — в кляре, обожал заливных угрей, а моллюсков считал непригодными в пищу. «Не буду думать о Харри, — решила она. — Он-то наверняка обо мне сейчас не думает».
С гребешками они пили сухое испанское вино — манзаниллу, замечательно освежавшую рот.
Когда Рафаэль отошел, Николас спросил:
— А на каком вкладе лежат ваши деньги в нашем банке?
Тесса ответила.
— И вы с ними ничего с тех пор не делали? — ужаснулся он:
— Тогда я была просто не в силах о них думать, а потом — потом занималась совсем другими делами.
Он сказал, нахмурившись:
— Наш банк гордится тем, что старается распоряжаться деньгами клиентов с наибольшей для них выгодой, но, поскольку вы не обсуждали с нами всех возможностей, боюсь, прибыль ваша не столь велика, как могла быть. Неужели вам об этом не писали? Мы не дергаем клиентов, но стараемся работать с так называемыми «мертвыми счетами».
— Да, мне все это говорили. Я сказала, что хочу оставить все как есть.
— Деньги нужно заставлять работать на себя, — строго сказал он. — Иначе они обесцениваются. Не хотите ли вы, чтобы я разобрался с вашим вкладом? Я могу посоветовать вам, как лучше распорядиться им в будущем.
— Правда? — обрадовалась Тесса. Если она решит уйти от Харри, ей понадобится много денег — хотя бы на то, чтобы оплатить услуги адвоката. Кроме того, возможно, ей придется что-то ему компенсировать. Если Харри решит, что ему за оскорбленную гордость что-то полагается, он из нее это выцарапает. Да и она теперь не та наивная девочка, которой была, когда ей эти деньги достались. С тех давних пор она видала вещи и пострашнее, чем то, что она наблюдала в квартире Руперта. Она использует его наследство, и с благодарностью.
Николас следил за тем, как она обдумывает его слова, и заметил, что взгляд ее потемнел. Видимо, деньги брата напоминают ей о чем-то неприятном, что неудивительно, если вспомнить обстоятельства его смерти и скандал, который разразился. Но то, что у нее счет в его банке, весьма кстати. Значит, у них есть повод для дальнейших встреч.
Вторым блюдом была баранина, зажаренная с румяной корочкой. Ее подали с картофельным пюре с грудинкой и грибами и с артишоками и зеленым горошком. Пили они вино урожая 1970 года из погребов маркиза де Муррьета. Вино было густым и темным, оно словно стремительно вливалось прямо в кровь, и Тесса пила второй бокал не спеша, чтобы потом насладиться еще и десертным вином, поданным к сладкому — к грушам в красном вине.
Она спросила, что это за вино, а Николас принялся объяснять, что его делают в одной деревушке близ Гранады, и посоветовал с кофе попробовать местный ликер. Назывался он «Аромас де Монсеррат», и изготавливали его в монастыре Монсеррат неподалеку от Барселоны.
— Я там никогда не была, — сказала Тесса.
— Где, в этом монастыре?
— Нет, в Барселоне.
— Позвольте мне как-нибудь ее вам показать. В следующий раз, когда я соберусь в Барселону, обязательно дам вам знать и буду искренне рад, если вы согласитесь поехать со мной.
— Не так быстро, — сказала уже немного опьяневшая Тесса. — Я только что оказалась на Коста-Брава, и, кроме того, я сама себе не хозяйка.
— А хотели бы ею быть?
— Когда-нибудь — да, конечно, представься такой случай — я бы от него не отказалась.
— Вот мы к этому и вернулись.
— Простите?
— Мы с вами уже говорили о случаях. О том, что случай или судьба, называйте как угодно, бросает нас навстречу друг другу.
— Если я съем еще несколько таких роскошных ужинов, судьба не то что бросить, поднять меня не сможет.
Он, как она и надеялась, расхохотался. «Так, — удовлетворенно подумала Тесса, — маневр удался». Она выпила чересчур много восхитительного вина и уже не могла отстаивать свой титул мастера остроумной беседы, хотя за ужином она еще держала марку. Сначала они спорили о достоинствах французских и испанских вин, и она ничуть не удивилась, узнав, что он владеет виноградниками в Риохе. Потом обсуждали особенности английской и испанской культуры, и выяснилось, что он хорошо знаком и с этим предметом. За десертом говорили об истории, которой интересовались оба.
К концу ужина у нее кружилась голова и от вина, и от удовольствия. Когда Рафаэль услужливо отодвинул ее стул, она почувствовала, что ноги у нее странно отяжелели. Она с трудом добралась до кресел, рядом стоял поднос с кофе, который она постаралась не опрокинуть.
И, едва откинувшись в мягком кресле, она почувствовала непреодолимое желание закрыть глаза. Веки у нее словно налились свинцом и отказывались подниматься. Она заставила себя выпить две чашки крепчайшего черного кофе, а ликер только пригубила и усиленно таращила глаза, чтобы не задремать. Но день был таким долгим, столько в нем было впечатлений, что Тесса чувствовала, как силы покидают ее.
«Может быть, если я на минутку прикрою глаза, — подумала она. — …Всего лишь на минутку».
Проснулась она в своей кровати, спросонья с трудом сообразив, где находится, а потом, вспомнив, тут же приподнялась и села. Неужели она так и заснула на террасе! Господи! Она же собиралась на минутку прикрыть глаза. И минутка эта длилась, если верить часам, на которых было 11.22, добрых двенадцать часов. Сквозь неплотно прикрытые занавески пробивался солнечный свет.
— Готова поспорить, что ни одна женщина не засыпала в его присутствии сразу после ужина, — сказала она вслух и, не удержавшись, рассмеялась.
