Ксения Ласкиз - Я люблю свою работу?
– Ты издеваешься? Я не собираюсь выплясывать перед всеми этими… Людьми!
– Виктор? Ну, здравствуй! – раздается рядом бас.
Высокий мужчина крепкого телосложения выглядит пугающе: его улыбка похожа на оскал, его маленькие глаза как будто видят насквозь, словно рентгеновские лучи.
– Артем? – Рябинов радостно трясет его огромную руку. – Давно не виделись! Рассказывай, как сам!
Нервно сглатываю: похоже, этот громила задержится рядом с нами надолго. Он осматривает меня с ног до головы, после чего спрашивает:
– Познакомишь нас?
– Конечно. Артем Солохин, мой однокурсник. А это – Мария, моя…
– Жена?
С трудом сдерживаю желание выплеснуть содержимое бокала в лицо этому хаму. Что он себе позволяет?! Даже беспардонный Рябинов выглядит шокированным!
– Нет, это моя коллега.
– Тогда она не будет возражать, если мы оставим ее на какое-то время?
Я буду только счастлива, если вы оба уберетесь к чертям! Зачем я только пришла сюда?! «А я говорил…», – произносит здравый рассудок, но я посылаю его куда подальше. Этот вечер займет почетное место в рейтинге самых отвратительных вечеров в моей жизни! Нужно немедленно уезжать, пока я не убила кого-нибудь! В тот момент, когда Рябинов исчезает из вида, вспоминаю, что у него остался номерок. Что ж, придется ехать домой без верхней одежды: я готова пожертвовать даже прекрасным манто из лисы!
– Вам скучно?
Даже не оборачиваясь, узнаю этот голос: только Терехова не хватало! «Держи себя в руках!», – приказывает здравый рассудок.
– Вовсе нет, – выдавливаю из себя улыбку. – Не помню, чтобы когда-то так веселилась.
– Звучит неубедительно, – его глаза сужаются. – Быть может, я смогу Вас развлечь?
– Здесь столько гостей. Не думаю, что стоит утруждаться ради меня.
– Ради Вас – стоит.
Издевается? Как он собрался меня развлекать? Неужели нельзя просто оставить меня в покое? Будь проклят тот день, когда я решила влезть в «Оушен»! Всему виной тщеславие, которое сейчас сжалось в комок и сидит тихо, словно не имеет ко всему происходящему никакого отношения. Здравый рассудок мечется из угла в угол, судорожно придумывая пути выхода из неловкой ситуации. Играет медленная композиция, и Терехов улыбается. Нет, нет, только не это!
– Вы ведь не откажете имениннику? – и он протягивает мне руку.
Усилием воли заставляю мурашки остановиться посередине спины. Всего лишь танец – ничего особенного. Я смогу. Какие-то пять минут. Я справлюсь. От его теплого прикосновения меня бросает в озноб. Надо думать о чем-то отвлеченном. Насколько похудел Альфи? Мы спускаемся по лестнице. Двести грамм? Мало. Окружающие заинтересованно смотрят. Ветеринар говорил, что мопсу нужно скинуть килограмм. Вот уже и танцпол. Наверняка мамá дает ему что-то вкусное. Терехов уже держит меня за талию. Какие-нибудь собачьи сладости. Косточку. Терехов соединяет наши руки. Да, я же покупала ему такие косточки, они со вкусом… Вкусом… Боже, все таращатся на нас! Со вкусом курицы! Наконец-то я вспомнила!
– Мария, о чем вы думаете? – его голос звучит мягко, как никогда раньше.
Я думаю о косточках. Они прекрасны. Особенно со вкусом курицы.
– Вам холодно?
Почему бы ему не помолчать? И не мешать мне думать о прекрасных косточках со вкусом…
– Нет, – отвечаю я.
– Вы прекрасно выглядите. Как всегда.
– Вы весьма любезны. Как всегда.
Когда музыка закончится? Потому что мое воображение, похоже, исчерпано: не могу больше фантазировать на тему косточек.
– И я рад, что вы пришли.
Может, наступить ему на ногу? С каждой секундой я теряю контроль над собой: сдерживать дрожь во всем теле – занятие не из простых. Я опасаюсь Терехова. Я никогда и никого так не опасалась. Но самое ужасное заключается в том, что меня трясет не только из-за страха. Мне приятны его прикосновения. Мне нравится, как звучит его голос. Я нахожу его улыбку крайне сексуальной. И его глаза…
– Вам все еще весело? – спрашивает он бархатным голосом.
Похоже, он что-то задумал! Играть по его правилам или изобразить приступ мигрени и исчезнуть? «Конечно, первое! Играть и переиграть!», – вопит тщеславие. «Второе – и это даже не обсуждается!», – безапелляционно заявляет здравый рассудок. Но если я люблю шампанское, тогда почему никогда не рискую?
– Да, Феофан, очень, – отвечаю, подражая его интонации.
– И вы подарите мне еще один танец?
– Возможно.
Терехов прищуривает глаза и усмехается, словно видит меня насквозь. К сожалению, я не могу похвастаться аналогичной проницательностью: решительно не понимаю, что у него на уме. Игра по его правилам уже не кажется мне такой заманчивой: выиграть не удастся – для победы нужно уметь блефовать, а не просто скрывать любые эмоции под маской безразличия. Зря я все это затеяла!
Наконец музыка стихает. Хочу бежать со всех ног, но Терехов продолжает держать мою руку в своей.
– Сейчас будет шоу. Лучше всего видно с балкона на третьем этаже. Вы не составите мне компанию? – он улыбается.
Знаю, что сейчас самое время изображать приступ мигрени, но не хочу уходить. Мне даже удалось справиться с дрожью во всем теле – разве это не повод продолжить игру? Ведь я всегда смогу исчезнуть?
– Я же не откажу имениннику.
– Лучший подарок.
Он освобождает мою руку. Мы поднимаемся по лестнице. На втором этаже встречаем Рябинова.
– Маша, можно тебя на пару слов? – он выглядит встревоженным.
– Виктор, мы собираемся смотреть шоу. Присоединяйся, – в голосе Терехова слышно раздражение.
– Мы присоединимся совсем скоро.
– Да, Феофан. Это не займет много времени, – я улыбаюсь.
Немного поразмыслив, он оставляет нас наедине.
– Пойдем покурим. На улицу.
– Покурим? Это не может подождать?
– Нет!
Мы снова спускаемся, забираем вещи из гардероба и выходим на улицу. Глоток свежего воздуха – как нельзя кстати!
– Мать твою, Варнас, я же предупреждал тебя! – кричит Рябинов.
– О чем?
– Держаться от него подальше! Дерьмо! – он закуривает. – Я не хотел говорить, чтобы ты не загонялась. Этот м…к считает, что ты – моя любовница. И хочет отыграться.
– Что? Бред какой-то… С чего бы ему так думать?
– Да потому что он козел! Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы.
Меня словно ударили по голове чем-то тяжелым. Терехов хочет использовать меня, чтобы отомстить за интрижку двадцатилетней давности? Боже… Теперь все ясно, как день! Какая же я дура! «Я так и знал…», – здравый рассудок закрывает лицо руками, а тщеславие под похоронный марш самолюбия выбирает способ самоубийства.
