Лора Флоранд - Француженки не играют по правилам
– Значит, она была с жутким козлом? – помолчав, спросил Люк.
– Ну, он намного старше ее, и было видно, как она изо всех сил старается спрятаться за имеющейся у нее про запас наигранной улыбкой от чего-то плохого, связанного с ним. А ты как нарочно становишься недогадлив, когда дело касается ее. Или до сих пор чертовски зол на то, что она попросила тебя отнести ее сумки? Ну почему ты не видишь, что происходит?
Брови Люка сошлись. Он смотрел вслед барже, глубоко встревоженный тем, что Саммер, возможно, нуждалась в нем, а его гордость и желание, свившиеся клубком, оставили ее беззащитной.
– Ты и вправду думаешь, что она застенчива? – немного помолчав, спросил Люк.
Патрик взял его голову ладонями.
– Люк. Она отчаянно застенчива.
– Но в Penthouse у нее разв…
– Если ты еще хоть раз скажешь это слово, я пойду и посмотрю все ее фотографии. Подумай, как ты на меня разозлишься после этого.
Тут он прав. Гнев Люка вспыхнул от одной лишь мысли об этом.
– Они использовали дубле…
– А у меня прекрасное воображение.
Люк стиснул зубы.
– Люк. Я знаю, ты никогда не отказывался от меня. Но не отказаться от тебя и не свернуть твою проклятую шею иногда намного труднее, чем ты думаешь.
Что бы это могло значить?
– Ты просто завидуешь.
Люк знал, что его настойчивость всегда быть абсолютно совершенным может иногда раздражать людей. Но… это работало! Если он будет достаточно стараться, то сможет достичь идеала.
– Да, должно быть, так и есть, – сухо ответил Патрик.
Потом они долго молчали. Просто сидели и мерзли.
– Я думаю, тебе надо дать прибавку, – вздохнул Люк.
– О, несомненно, – сказал Патрик. – То есть ценить меня надо высоко. И в качестве бонуса время от времени давай мне шанс вмазать тебе. Хотя, putain, ты и понятия не имеешь, сколько раз я уже хотел размахнуться и врезать. А если я еще раз поцелую Саммер Кори, можно мне будет опять ударить тебя?
Люк непроизвольно сжал кулаки. Черт побери, куда делся его самоконтроль?
– Значит, можно, – восхищенно сказал Патрик. – Merde, Люк. Для меня это может стать реальным снятием стресса.
Люк вполоборота повернулся к нему, чувствуя, как гнев возвращается.
Глаза Патрика вспыхнули, и он нарочно провел рукой по своим разбитым губам.
– Смотри! Смотри! Я вытираю их, видишь? Все исчезло. Я даже не могу вспомнить, какой Саммер была на вкус.
И Люк опять ударил его.
В конце концов, это лучше, чем потерять самоконтроль с Саммер.
– Ты в полном дерьме, – заявил Патрик после этой стычки. – Из-за тебя нас чуть не арестовали. Ты причиняешь мне нравственные муки, mec. У меня впечатление, будто я нападаю на беззащитного. К тому же ты должен думать о руках: завтра ни один из нас не сможет сделать ничего приличного такими разбитыми руками. Они все в ссадинах, а у нас банкет на пятьсот человек. Вот что я скажу тебе. Она милая крошка, и если ей нужен кто-то, чтобы защитить ее, я буду более чем счастлив стать им. Но раз тебе от этого так паршиво… то и делай для нее все сам, merde, а я не буду.
– А я буду. – Люк говорил сквозь зубы. – Но я, в отличие от тебя, хочу, чтобы она сначала запомнила мое имя.
Немного подумав, Патрик покачал головой:
– Это чертовски педантично. Но ведь в этом весь ты?
Люк пронзил его взглядом.
Патрик пожал плечами:
– Я пожелал бы тебе удачи, но не уверен, что ты ее заслуживаешь. Должно быть, твой скромный су-шеф не понимает твоих методов. Возможно, ты должен показывать их яснее.
Люк покачал головой, массируя затылок израненной рукой.
– Ей не нравятся сладости, – пробормотал он.
Патрик поднял бровь, а затем на его лице сверкнула усмешка.
– Не могу утверждать, что лично пробовал тебя, Люк, но могу поспорить, на вкус ты совсем не сладкий.
Глава 17
– Ни хрена не выходит. – Люк уставился на чертову таблицу на дисплее, числа в которой никак не сводились к разумному результату. Но день вообще не задался, так с какой стати эти гребаные цифры должны сойтись? Я подвел ее, да? Там, в холле. Я никогда ни в чем не терплю неудач, но, кажется, все время подвожу ее. – Иди к черту, Сильван.
Голос Сильвана в телефоне был от удовольствия густым, как шоколад.
– Я сказал Кейд, что ты так и ответишь. Поэтому предложу тебе другое: приезжай к нам на ужин один. А Саммер мы пригласим в другой раз.
– И потом окажется, что вы просто перепутали даты? Я занят, Сильван.
– Прекрасно, но это же ужин! Освященный веками обычай познакомиться с женщиной в противоположность тому, скажем, чтобы тащить ее в лифт или избивать из-за нее подчиненного, а она при этом даже не догадывается, что причина в ней.
– У нее разворот в Penthouse, Сильван. Если она не понимает, из-за чего мы подрались, она заведомо бесчувственна.
Застенчива? Возможно. Но она чертовски хорошо знала, что делает, когда шептала ему на ухо, что может взять в рот почти все, что угодно.
– Ха! – Шоколадный голос Сильвана стал еще более густым, с примесью злорадства. – Я обещал Кейд, что мы поговорим с тобой. Значит, все это на самом деле из-за Саммер?
– В следующий раз, когда мы будем участвовать в Championnat[82], Сильван, я сокрушу тебя с твоими жалкими шоколадками.
Люк повесил трубку. И ответил на новый звонок, не успев ничего сообразить.
– Люк. Какого хрена ты распсиховался? – Это был Доминик.
– Дом. Я хоть когда-нибудь давал тебе повод обсуждать мое психическое здоровье?
– Ты же напал на одного из своих работников!
– Ради бога, это же Патрик!
– Патрик! Люк. – Голос Дома стал серьезным. – Но ты же знаешь, что он преклоняется перед тобой.
– Это не… – Люк осекся, разрываясь между чувством вины и желанием оправдаться. Да, Патрик преклонялся перед ним, но по-своему, каким-то очень сложным образом. И нет, Патрик не был ни уязвимым, ни зависимым от него человеком, с которым Люк дурно обошелся. – Он поцеловал… – Люк остановился, проклиная себя.
– Едрена вошь! Люк. Неужели все это из-за той испорченной блондинки? Она достала тебя?
Люк не ответил.
Неужели люди думают, что в нем нет ничего человеческого? Все остальные мужчины могут пускать слюни при виде нее, но почему Люк должен быть невосприимчив к женским чарам? А она пробежалась своими беспечными пальчиками по всей его душе, будто перебирая шерсть своей собаки…
В нем не было ничего человеческого, сначала потому, что пассажиры метро приравнивали его к животным, просящим подаяние, а теперь потому, что его считают идеальным божеством… как же он упустил шанс стать человеком, пока превращался из животного в божество? Он больше не хотел быть живым только потому, что работает. Он хотел излить свою душу той миниатюрной, прекрасной…
