Татьяна Тронина - Злюка
Что смерть? Ну, подумаешь, убьет ее дядя Толя. Не больно, он обещал. Быстрая, легкая смерть. Чего ее бояться? А вот то, что не будет потом солнца, деревьев, цветов, неба, — это ужасно.
Главное, нельзя исправить. Если бы у Марго была возможность, она бы с таким удовольствием, с такой радостью любовалась бы всем тем, привычным, что окружало ее с рождения… Но нет. Не получится. Не увидит солнца. И одуванчика — желтого‑желтого, золотого! — никогда не сорвет, не испачкает рук молочным соком, льющимся из него…
Молочным… Ребенок! Если бы Марго родила тогда, ее ребенку было сейчас… Двадцать три года? Это же взрослый человек. Прекрасный, живой человек, умный, талантливый и красивый. Да, именно умный, талантливый и красивый. А каким еще окажется родной ребенок? Только таким. Самым лучшим в мире.
А она, дура, от него отказалась. Почему думала, что гадость‑гадость‑гадость? Кто сказал? Не может живой человек быть гадостью. Это же чудо. Это же счастье! Одуванчику вон радуешься, а тут прекрасный молодой человек, юноша или девушка. Безумно талантливый. Этот человек, может быть, мир спасет. Сделает гениальное открытие, нарисует дивную картину, отвоюет у смерти чьи‑то жизни…
Марго уже не плакала. Задыхаясь, широко открыв глаза, она глядела сквозь непроницаемую темноту — словно в параллельный мир. В ту реальность, где жила она, другая Марго. Правильная и умная женщина, не натворившая глупостей. И не растратившая жизнь на пустую любовь к чужому мужчине.
* * *
В Видногорске они снимали целый этаж в новом доме.
В одном крыле жила семья Столяровых, в другом временно располагался штаб кандидата в Президенты (главный штаб, конечно, в Москве). На той стороне дома вечно была суета, ходили люди, раздавались телефонные звонки, непрерывно работала офисная техника…
Но и в той части, где жили Столяровы, нередко появлялись посетители — в основном ближний круг отца.
Впрочем, еще с детства Соня привыкла к тому, что ее отец в центре внимания, что он вечно занят чем‑то и редко появляется дома. А если уж появляется, то и здесь его начинают разрывать на части.
…Но в этот раз Соня услышала знакомый голос. Голос своего любимого дяди Вани, младшего брата отца. Дядя Ваня — совсем простой и очень добрый. С ним можно было говорить о чем угодно, он всегда с удовольствием возился с племянниками… Даже странно — уже взрослый мужчина, хороший, положительный, любящий детей, а все один.
Бабушка как‑то говорила, что дядя Ваня — чокнутый. Мало того, что у него дислексия, так он еще, точно одержимый, любит всю жизнь какую‑то женщину, которой до него нет никакого дела.
Безответная любовь на всю жизнь, к одной‑единственной! Соня, когда услышала эту фразу, чуть не умерла от любопытства и жалости к дяде Ване. Что там произошло, кого он любил и почему та женщина не ответила ему взаимностью?!
Спрашивать дядю Ваню в лоб неудобно. Неделикатно как‑то. Соня тогда спросила бабушку. Но бабушка повела себя странно — довольно резко заявила, что не Сониного ума это дело. И папа тоже отказался говорить о дяде‑Ваниной любви. И мама!
Словом, в этой истории какая‑то тайна. Наверное, что‑то страшное или неприличное было в этой тайне, о чем детям знать нельзя. (Когда Соня услышала обо всем этом — еще в средних классах училась.) Ну а сейчас ворошить прошлое неудобно.
Поэтому каждый раз, когда Соня встречалась с дядей Ваней, она вспоминала о его таинственной, неразделенной любви и потому старалась быть особо нежной и доброй к своему несчастному дяде. Ведь ее доброта наверняка поддерживала его и давала дяде Ване сил.
Так вот, услышав за дверью голос дяди, Соня испытала знакомый приступ жалости и жгучего любопытства. Это первое. А второе — она вспомнила, что собиралась поговорить о Марго. Дядя Ваня мог знать ее и оказать Соне помощь во встрече с любимой писательницей.
Девочка решила дождаться, когда папа поговорит с братом. А потом она выйдет к дяде Ване и спросит его совета.
— Ваня, с мамой что‑то? — спросил за дверью папа.
— Нет, — ответил ему дядя Ваня. — Рита пропала. Ты должен помочь. Ты ее не видел, кстати?
«Рита?» — Соня, вовсе не собиравшаяся подслушивать, вздрогнула. Рита, Марго… Она, Соня, думает о Марго, дядя Ваня — вот прямо сейчас — беспокоится о какой‑то Рите… Совпадение?
— Господи, как мне все это надоело… Делать мне больше нечего! — с раздражением произнес папа.
— Максим, все очень серьезно. Только честно…
— Я не знаю, где ваша Рита, она меня не интересует! Я не собираюсь портить себе жизнь из‑за этой женщины! Мало того, что она роман обо мне написала, ты в курсе?! А, ну да, ты же все равно прочитать его не сможешь! — Похоже, папа был просто в бешенстве. И он сказал: «Роман написала». Значит, есть какая‑то писательница по имени Рита, которая написала роман о нем. Писательница Рита. Писательница Марго. У Сони даже в висках застучало.
— Она тебя любит. До сих пор, — каким‑то странным голосом произнес дядя Ваня.
А папа ответил ему быстро:
— Мне эта ее любовь — вот где… Сейчас я помощника позову, с ним разбирайся. Мне, Ваня, некогда.
«Любовь…» — это слово окончательно сразило Соню. В голове ее кружился целый вихрь самых разных мыслей… Но они уже постепенно начинали складываться в определенную картину. В очень странную картину.
Папа ушел, а потом Соня услышала, что с дядей Ваней говорит Яков Михайлович, главный папин помощник и консультант. Соня уже не могла себя остановить — она откровенно подслушивала, хотя знала, что поступает гадко и неприлично. А что делать! Иначе бы у нее голова разорвалась от всех этих мыслей…
И вот что узнала Соня из разговора дяди Вани и Якова Михайловича. Женщина по имени Рита пропала. Пропала не в переносном смысле, а прямом. Ее родные в шоке. Дядя Ваня тоже сильно беспокоится. Риту могли похитить, убить… да что угодно. Дядя Ваня просил Якова Михайловича помочь в поисках женщины. И он говорил о ней с таким чувством, что у Сони даже сердце похолодело… Яков Михайлович обещал, что сделает все возможное, что к делу подключится вся полиция города и т. п. и т. д. А еще они говорили о том, что вся эта история может нехорошо отразиться на папиной репутации. И далее прозвучала еще одна фраза (ее сказал папин помощник): «Криминала в этом нет, но не хотелось бы, чтобы избиратели связывали имена Маргариты Булгаковой и Максима Павловича. В сущности, эта история из прошлого, но любовь к дешевой писательнице не пойдет ему в плюс».
Дядя Ваня очень возмутился, когда Яков Михайлович произнес эти слова про дешевую писательницу, но помощник отца никак не отреагировал. Яков Михайлович, насколько успела изучить его девушка за долгие годы, вообще являлся человеком неэмоциональным. Всегда холодный, бесстрастный. Он никогда не смеялся и не шутил. И это было странно, дико даже как‑то. Словно робот!
