Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер

Я вытащила волосы из-за ворота и опустила глаза.

— Это не Тары.

Это была его футболка «Soundgarden».

Опустив взгляд на мою грудь, он моргнул на логотип.

— Да, — это все, что он сказал.

Аромат амбры и землистой мужественности окутал меня теплыми объятиями, когда Рид потянулся, чтобы взять шоколадно-коричневый плед рядом со мной. Он накинул его на мои плечи, укутывая меня в уютный кокон, его руки задержались на бахроме, пока он крепко сжимал его.

— Спасибо. — Я прижала ладонь к костяшкам его пальцев, чтобы удержать его рядом. Его рука была холодной и сухой, поэтому я нежно погладила кончиками пальцев его кожу, возвращая тепло. — Ты тоже замерз.

— Я в порядке. — Он устроился у меня между ног, голос был шершавый, как песок. — Тебе лучше?

— Да.

Он слегка кивнул в ответ, когда нашел мой взгляд.

— С ней все будет в порядке, — мягко сказал он. Затем протянул руку и заправил прядь мокрых волос мне за ухо. — Когда она была щенком, постоянно убегала со двора. Она умеет находить путь назад. Еще лучше она умеет найти безопасное место, где можно спрятаться, пока ее не найдут.

Я прикусила губу.

— Я чувствую себя ужасно.

— Это потому, что у тебя чертовски большое сердце. — Рид потянулся к моим рукам, высунувшимся из-под одеяла, обнял их своими большими ладонями и начал растирать. — Ты все еще не согрелась.

Мне не было холодно. Я чувствовала себя тающим кусочком сладости.

— Это приятно.

Он поднял наши соединенные руки к своим губам и согрел горячим дыханием мои ладони, прежде чем снова потереть их. Покалывание расцвело в кончиках моих пальцев, словно в них впились крошечные иглы, и побежали марафон по всей длине рук. Рид снова подул на них, а затем полностью обхватил мои медленно согревающиеся ладони, поднес их к подбородку и оставил там. Его глаза закрылись с протяжным вздохом, и мы просто сидели.

Неподвижно и молча.

Я молчала, наслаждалась моментом, а момент наслаждался нами.

Существует разница между молчанием и тем, когда нечего сказать. У меня были слова. Их было много. Но я хотела этого состояния покоя, и иногда для этого нужно было выложить все, что на душе, а иногда — помолчать. Сейчас я выбрала намеренную тишину.

Покой таился в невысказанном.

Когда его глаза наконец снова открылись, он подпер подбородок нашими сцепленными руками и стал изучать меня в тусклом освещении своей квартиры.

— Прости меня за то, как я разговаривал с тобой раньше, — сказал он, и хотя слова прозвучали мягко и непринужденно, в буйной зелени его глаз отразилось смятение. — Я знаю, что ты напугана. Я не хотел сделать еще хуже.

Мои ресницы затрепетали от его нежного прикосновения и покалывающего следа, который оставлял его большой палец, растирающий мою ладонь. Я посмотрела на него, сидящего в нескольких сантиметрах от меня, и подтянула колени ближе, чтобы они касались его бедер.

— Ты боишься?

Я сама не понимала, имею ли я в виду Божью коровку или что-то еще.

Может, и то и другое.

Его ладони медленно разжались, он опустил подбородок и положил руки на диванные подушки по обе стороны от меня. Когда он снова поднял глаза, в его взгляде плескались новые волны, новое смятение.

— Галлея, я…

Зазвонил телефон.

Я подскочила на месте, сбрасывая оцепенение. Рид пристально посмотрел на меня, и все, что готово было сорваться с его языка, осталось невысказанным.

Он вздохнул и опустился на корточки. Проведя рукой по лицу, он бросил на меня последний взгляд, прежде чем подняться с пола и пройти в дальний угол кухни, где на стене висел телефон василькового цвета.

Я невольно подумала, что это женщина… одна из его подружек.

— Алло? — ответил он резким тоном. Затем, спустя несколько секунд, его брови поползли вверх, а глаза вспыхнули. — Правда? Черт… да, спасибо. — Он кивнул. — Хорошо. Я скоро приеду.

Он повесил трубку, и я вскочила с дивана, одеяло упало с моих плеч. Пижамные штаны были мне коротки и не достигали щиколоток, а футболка Рида болталась на моей стройной фигуре. Я скрестила руки на груди, словно защищаясь.

— Все в порядке?

Рид сделал шаг ко мне, его лицо не выражало никаких эмоций.

— Это была местная больница для животных.

Сердце подпрыгнуло между ребер, и ужас сжал грудь.

Я ждала.

И тут он улыбнулся.

— Божья коровка у них. С ней все в порядке.

ГЛАВА 18

Божья коровка влетела в дверь моей квартиры и устремилась прямо к Галлее, вскочившей с диванных подушек.

— Божья коровка!

Я не мог сдержать улыбку, когда наблюдал за их воссоединением. Золотистый мех сливался с золотистыми волосами. Две загорелые руки вытянулись вперед в ожидании, когда собака бросится в их нетерпеливые объятия. Галлея упала на колени, а Божья коровка набросилась на нее с радостными поцелуями и так сильно виляющим хвостом, как будто они не виделись много лет.

Стянув куртку, покрытую снегом, я повесил ее на крючок на стене, а затем уставился на них, потерявшихся в моменте, как и я сам. Это было мило, невинно.

Чертовски чисто.

Визжа от радости, Галлея опрокинулась на мой светло-серый ковер.

Оказалось, что пожилая пара заметила собаку бесцельно бродящей в парке во время метели и отвезла к себе домой в надежде найти хозяина. Они позвонили по номеру, указанному на жетоне, но Галлея уже ушла на поисково-спасательную операцию. После нескольких часов безуспешных попыток дозвониться они отвезли ее в клинику для животных, чтобы она была в безопасности и подальше от их кошек.

Галлея оказалась права — она была в том парке.

Микрочип был зарегистрирован на мое имя, поскольку именно я забрал Божью коровку из приюта пять лет назад, после того как Тара решила взять ее домой.

Спасибо, черт возьми, за это.

Галлея села и откинулась назад, прислонившись к передней части моего дивана, а собака устроилась у нее на коленях. Восемьдесят фунтов любви обрушились на девятнадцатилетнюю девушку, сидевшую в моей гостиной, одетую в мою любимую футболку и клетчатые пижамные штаны моей дочери.

Темное чувство пронзило меня насквозь.

Темное, скребущее и болезненно эйфорическое. Я уже представлял себе подобную сцену в конце июня, полтора года назад, только без собаки и всей этой внешней ерунды.

Галлея.

В моей квартире.

С той же улыбкой и в одной из моих футболок после ночи горячего и бурного блаженства.

Фантазии.

Это было все, что мне осталось — фантазия, которая так и не воплотилась в реальность и которая в долгосрочной перспективе не будет иметь никакого значения. Она была выдуманной, неосязаемой, и чем скорее я с этим смирюсь, тем скорее смогу освободиться от этой восхитительной мечты, которая продолжала отравлять мой разум.

Уперев руки в бока, я двинулся вперед, а Галлея вздернула подбородок, не переставая улыбаться.

— Ты голодна? — Мне нужно было вырваться из того смертельного водоворота, в который нас затянуло до того, как зазвонил телефон. — Я могу приготовить что-нибудь для тебя.

Ее ореховые глаза мерцали в тусклом освещении моей маленькой квартирки, придавая ей дополнительный блеск.

— Я могу что-то приготовить?

— У меня ничего нет. Чаще всего я разогреваю замороженный ужин.

— Держу пари, я смогу что-то придумать. — Галлея освободилась от лап Божьей коровки и встала с пола, ее наряд был таким же несочетаемым, как и мы с ней. — Можно я посмотрю?

Я пожал плечами.

— Чувствуй себя как дома.

Черт.

Нет, пожалуйста, не делай этого.

Мягко кивнув, она пронеслась мимо меня, пахнущая персиковым нектаром, зимним морозом и мной. Я несколько секунд смотрел ей вслед, пока она рылась в моих нижних шкафах, а потом выкинул этот образ из головы и направился во вторую спальню.

Тара спала здесь, когда оставалась на ночь. На стенах висели плакаты мальчишеских групп, на комоде и тумбочке громоздились безделушки, а воздух был пропитан запахом дешевых ванильных духов и затхлого ковра. Расправив свежевыстиранное одеяло, я взглянул на фотографию в позолоченной рамке, которая стояла прислоненной к настольной лампе. На ней мы с Тарой были запечатлены в парке около года назад, сражаясь возле баскетбольного кольца. Это был естественный снимок, но прекрасно схваченный: идеальное освещение, заходящее солнце, пробивающееся сквозь ветви деревьев, Тара, занявшая позицию и улыбающаяся от уха до уха, и я, стоящий напротив нее с едва заметной улыбкой и взглядом, отражающим чистую любовь.