Вера Колочкова - Твоя жена Пенелопа
– Так и мы тоже, это… Надеемся… – переглянувшись, одинаково закивали головами родители. – Всегда рады, Вить, заходи…
Выйдя из подъезда, Витя с тоской взглянул на припаркованную машину, проговорил нерешительно:
– А может, доедем, Нин? Жалко оставлять…
– Хочешь, чтобы права отобрали?
– Да не отберут… Отмажусь, если что. У меня знакомые есть, я же бывший мент.
– Нет, Вить. Не надо. Я этого страха наелась – во… – провела она ребром ладони по горлу.
– Что, твой бывший пьяным за рулем ездил?
– Давай без вопросов, ладно? Смотри, какой вечер хороший… Можно пешком пройтись.
– Что ж, можно и пешком… Только я не понял, чего ты так быстро от родителей убежала? Обиделась, что ли? Я тороплю события, да?
– Ну… Да, в общем, торопишь.
– Понял. Больше не буду. Только скажи – если в глобальном смысле… В принципе… Ведь ты не против? Ну, когда-нибудь?
– Когда-нибудь – не против. Доживем до этого «когда-нибудь», тогда и увидим.
– А я это хотел… Ну, типа алаверды… Со своей мамкой тебя познакомить. Поедем в выходной, а?
– Отчего ж не поехать? Поедем… Только без этих вот разговоров, ладно? Просто в гости… На природе сейчас хорошо, солнышко светит! Да и в городе уже хорошо. Весна!
Вечер и впрямь выдался нежным не по-апрельски, город размяк в теплых сумерках. Витя взял Нину за руку, проговорил грустно:
– Надо же… И не помню, когда вот так гулял… А правда, хорошо. Мне с тобой рядом все хорошо… Душа поет. Так бы шел и шел, и за руку тебя держал… А ты бы на меня смотрела… Ничего, ты скоро его забудешь, я думаю!
Нина взглянула на него сбоку удивленно, но промолчала. Наверное, нельзя было молчать. Следовало вскинуться обиженно, проговорить хоть что-нибудь. А так получилось, что согласилась. Да, мол, скоро забуду, жди.
Так и дошли в молчании до дома. Она разделась, сразу отправилась в ванную, встала под душ. А когда вышла, Витя уже спал, подложив под голову ладони. Умаялся, бедолага…
В субботу с утра поднялись, поехали к Витиной маме в Сидельниково. Из города выбрались с трудом – хорошая погода выгнала из дома самых рьяных дачников, заклубились на выезде обычные субботние пробки.
Утреннее солнце обещало жаркий денек. Такие деньки вдруг выпадают в середине апреля – можно сказать, ни к селу ни к городу. Высвечивают неумытую после зимы природу, и она будто съеживается стыдливо… На деревьях-то ни одного фигового листочка еще нет!
– Все-таки противный месяц – апрель… – тихо озвучила Нина свои мысли, загораживаясь козырьком от бьющего в ветровое стекло солнца. – Терпеть его не могу…
– Почему? – удивленно спросил Витя, не отрывая глаз от дороги.
– А зачем солнце так хозяйничает, если природа к нему не готова? Вон, еще ни одного листочка не появилось, деревья стоят, как голые стыдливые каракатицы… Некрасиво же, неестественно. И глазам больно. Такое чувство, будто на беззащитный город атомную бомбу сбросили…
Витя хмыкнул, пробурчал что-то себе под нос. Ей показалось, сердито. Повернулась к нему, спросила удивленно:
– Ты чего?
– Да ничего, Нин… Просто… Убей меня, но не люблю таких разговоров шибко поэтических! Сама подумай, чего попусту воду лить? Ну, апрель, ну, солнце… И хорошо, что солнце.
– Надо же… Никогда бы не подумала, что ты можешь на такие пустяки разозлиться…
– Да я не злюсь, Нин. Я парень простой. Но ведь и ты девчонка простая, чего ты лезешь в эту… этот… импрессионизм всякий, или как он там, к лешему, называется?
Нина замолчала обескураженно, будто получила легкую оплеуху. А Витя вдруг встрепенулся испуганно, дотронулся ладонью до ее плеча:
– Я тебя обидел, что ли? Прости…
– Нет, что ты. Я поняла. Мы люди простые, не пристало нам в поэзию ударяться. И в музыку тоже. И в Дебюсси.
– А кто это? Не понял…
– Ты же сам приглашал меня в консерваторию, на Дебюсси!
– А… Так я ж тогда старался, ухаживал за тобой, сама понимаешь. Страшно выпендриться хотел. А ты точно не обиделась?
– Точно.
Нина вздохнула тихо – и впрямь, чего обижаться-то… Тем более на Витю. По крайней мере он честно признался в своей простоте. И даже с некоторой гордостью признался. Наверное, так и надо. Наверное, так легче жить, и не выдумывать себе всякого… импрессионизма.
А Никита бы наверняка про апрель услышал… И разговор – как Витя его обозвал, поэтический – поддержал бы с удовольствием…
Витя протянул руку, включил радиоприемник, настроенный на его любимую волну «Радио Шансон». Даже подпевать начал, смешно вытягивая особо страдальческие нотки. Нина вдруг поймала себя на мысли – и сама раньше бездумно слушала эти незамысловато-надрывные песенки, а теперь они будто не принимаются душой, стыдится она их, отталкивает. Но ведь должно быть наоборот! Не зря же говорят – с кем поведешься, от того и наберешься! Почему же не получается набраться-то ей, такой простой девушке?! Или это в принципе невозможно, пока Никиту из всех уголков души поганой метлой не выметешь, чтобы не осложнял удобную простоту своим присутствием?
Свернули с трассы на проселочную дорогу, вдали показались первые строения.
– Почти приехали, Нин… Я мамке звонил, она нас ждет. Наверное, и баньку уже истопила. Ух, я тебя попарю… Все плохое настроение из тебя веничком выбью.
– У меня нормальное настроение, Вить. А как зовут твою маму?
– Татьяна Семеновна. Но можно просто тетя Таня, ей так удобнее будет. Вон наш дом, видишь, на взгорке?
Остановились, вышли из машины. Дом оказался добротный и на вид ухоженный. Скорее, он походил на крепкую дачу, а не на деревенский дом. Первый этаж кирпичный, второй – надстройка бревенчатая под островерхой крышей.
– Он сначала просто одноэтажный был… Я не стал кирпичом второй этаж достраивать, летом в дереве дышать легче… – пояснил Витя, щурясь на солнце и с любовью оглядывая дом.
– Ты что, сам второй этаж достраивал?
– Да нет, бригаду нанимал… Дорого встало, конечно, а что делать? Зато теперь с мамкой можно разделиться. Первый этаж – ее, второй будет наш. Там даже лестница есть отдельная, потом увидишь. Ну, пойдем…
Витя открыл калитку, пропустил Нину вперед. Она огляделась мельком – довольно широкое подворье, высокое крыльцо с перилами. На крыльце – женщина лет шестидесяти, полноватая, со вздыбленными седыми кудряшками, ощупывает ее любопытным взглядом. Стало быть, Витина мама – Нина кивнула ей, улыбнулась робко. Витина мама будто опомнилась, тоже заулыбалась приветливо:
– Здравствуйте, здравствуйте… Что ж, проходи, гостья дорогая, знакомиться будем. Ишь, кака ты худенька, беленька, как яичко к Пасхе… Витя говорил, тебя Ниной зовут?
– Да, Ниной. А вас Татьяной Семеновной, да?