Оружие в его руках 2 (СИ) - "Osolio"

Посмотрев в глазок, я никого не увидела. В качестве осторожности, бросив на щеколду цепочку, я слегка приоткрыла дверь и увидела подарок на пороге дома. В голове тут же вспыхнули картинки из прошлого, когда

Стефано узнал о моей беременности и прислал мне целую коробку с детскими бутылочками. Я была уверена, что и в этот раз подарок был от него.

— Будет опрометчиво, — бубнила я себе под нос, закрывая входную дверь, уходя вглубь дома. — А если он…

Мысль о том, что Стефано мог положить туда нечто опасно содрогнула мое тело. Не теряя времени, руки в хаотичном порядке стали скидывать вещи в сумку. Одна малышку, я посадила ее в сумку-конкуру и выскочила из задней двери.

— Не бойся, крошка. Папа придет и все обезвредит.

Мы гуляли по улице, забрели на базар и купили фрукты и ягоды. Было неудивительно, что из всех ягод моя девочка возьмет именно спелые красные кружочки на одной веточке. Прошли больше трёх часов. Хосе не отвечал на телефон, но я оставила ему сообщение, чтобы тот был осторожен, но ответа не последовало.

Мы сидели на лавочке, неподалеку от нашего дома. Я пыталась скрыть нарастающую тревогу, чтобы Френси не почувствовала это, но, признаюсь, все тело. Оно тряслось от страха. Я давно не доверяла Стефано и, если этот подарок правда от него, то одна открывать я его не стану.

Перед нами вырос Хосе. Он был, словно тигр перед прыжком. Его тело напряжено, губы сложены в тонкую линию, а глаза выглядывали любую угрозу.

— Я не стала открывать коробку. — Сказала я, когда тот подал мне руку и поцеловал дочь в лоб. — Мне страшно.

— Не бойся, милая. Я с тобой. Может, Лале решила сделать тебе подарок, но не дождалась?

— Лале бы позвонила. К тому же, она всегда знает, что в это время я дома.

Лале — Наша соседка. Она была взрослой женщиной, которая уже вырастила двоих сыновей, которые перебрались в Стамбул и построили там карьеру. Ее седые волосы всегда были аккуратно уложены назад, а острый нос делал ее старше, чем она есть. Лале всегда помогала мне, когда Зосе задерживался на работе, советовала мне мази и таблетки, когда моя крошка болела. И я не могла поверить, что эта женщина не могла дождаться, когда я отворю ей свою дверь.

— В таком случае, давай просто выкинем эту коробку.

— Ты прав. Так лучше.

Хосе подошел к подарку, взял его в руки и отправился к мусорному контейнеру. Он замахнулся и бросил злосчастный подарок в мусорку, как раздался взрыв. Мы были далеко и нас не затронуло с дочкой. Только громкий шум заложил уши, но Хосе, который был вплотную к баку взлетел вверх и упал к нашим ногам. В след за ним опустилась обожженная бумага с красивым каллиграфическим почерком. Я знала только одного человека, что писал такую красивую букву «А».

На шум вышли соседи, и я услышала их возгласы. Даже не заметив как, Лале забрала из моих рук дочь, а я не чувствуя уже тяжести ребенка, ощутила груз боли и чувства вины. Упав на колени, я схватила голову своего мужа. Из ушей текла кровь. Руки и ноги были обожжены, стеклянные глаза смотрели наверх, а губы были напряжены точно так же, как и в последний наш разговор перед трагедией. Я закричала. Истошно.

— Ты же обещал! — Мой вой заполонил улицу. Люди закрывали рты рукой, будучи шокированными случившемся. — Обещал быть рядом!

Вдруг рука Хосе коснулась моей, и мое тело сжалось. Он жив! Но я ошибалась. Это было последнее движение мужчины, сопровождаемые последними словами, давшимся ему с трудом. Он захлебывался кровью, но всетаки выдавил из себя:

— Прости. Я вас очень люблю.

После этого его глаза закрылись, и я ещё очень долго трясла его тело, прижимая к своей груди и плача. Меня разрывало на части. Да, Хосе не был мне любимым мужчиной, но всегда был и остался любимым братом. Как я теперь посмотрю в глаза его родителям и сестре? Что скажу Монике, когда она спросит о случившимся? Это я была во всем виновата. Моя ошибка стоила жизни уже троим. Мои родители мертвы, и я даже не смогла их по-человечески похоронить. Хосе лежал на моих руках. Мой смелый и верный Хосе нашел свою погибель в той, которую очень любил. Он был благородным человеком, не ожидавшим от меня ничего взамен. И он умер из-за меня! Это я! Я должна была умереть!

Полиция оттащила меня от тела мужа, посадила в карету скорой помощи, и врачи вкололи мне успокоительное. Сон сморил меня, и очнувшись, я увидела белые стены больницы. Френси не было рядом, не было рядом Лале, и, конечно, не было Хосе. Мужчина больше никогда не возьмет меня за руку и не скажет, что всегда будет рядом со мной.

— Сколько я спала? — спросила я вошедшего в палату доктора.

— Сутки.

— Мне надо похоронить мужа.

— Мои соболезнования. — Кивнул доктор, смотря на меня глазами сканерами. Поняв, что со мной все в порядке, он отпустил.

Последний раз я видела своего мужа. Казалось, что он спит, пока реальность не настигла меня закрытой крышкой гроба. Моника прилетела мгновенно. Она не обвиняла меня, но я знала, что такого она никогда мне не простит. Я была точкой несчастья.

Попрощавшись с Лале, мы с Френсис покинули этот дом и вернулись обратно в Стамбул. Из головы не выходили строчки из записки, положенной в подарок. Луи писал, что этот подарок послан мне с любовью, но, видимо, его любовь приносила лишь смерть. Даже псих Стефано не позволил себе такого. Я была опустошена и разбита. Это было предательство любимого. Я жалела его, молилась за его благополучие, а тот лишь выжидал момент, чтобы из-за собственной ревности лишить жизни человека, ставшего для меня семьей.

Френси уснула, а Моника вместе с родителями только что улетели в Италию. Я вышла в сад и увидела разросшееся алоэ. Это должен был быть наш цветок, приносящий жизнь, но, видимо, все, к чему прикасается рука минует смерть. Слезы градом полились из моих глаз. Я стояла истуканом, смотрела на цветок и рыдала. Молча, но мои глаза говорили обо всем, что меня тревожило. Я была недостойна этой жизни и не могла жить под одним небом с Луиджи.

Чьи-то руки легки на мои плечи. Тихий осипший голос подруги донесся до ушей, и я обернулась, падая в объятия Моники.

— Это все из-за меня! — Мои пальцы сжимали ткань ее кофты, а челюсть уже болела от того, с какой силой я сжимала ее. — Моника, мне так жаль. Он был готов на все ради меня.

— Таким был мой брат, — шептала подруга. Зная как ей сейчас было больно, чувство вины взыграло с новой силой. — Не кори себя. На его месте оказалась бы ты!

— Лучше бы была я, — призналась я.

— Не говори чепухи. Тебе нужно прилечь.

Прошло больше двух недель, а я все ещё не могла прийти в себя. Чувство, что этот кошмар никогда не закончится не исчезал, и разъедал меня изнутри.

Каждую ночь я закрывала глаза и видела Хосе, лежавшего на моих коленях.

Каждую ночь один и тот же кошмар.

В эту ночь случилось тоже самое. Бездыханное тело моего мужа упало к моим ногам и дикий истошный крик, поднявшийся на улице. Слова Хосе о любви и страх. Дикий страх за себя и дочь. Я снова поймала себя на мысли, что если бы на его месте была я, то все зажили бы счастливо. Моя дочь выросла бы в семье, которую создал бы Хосе. Знала бы о маме из фотографий и рассказов отца и тети и никогда бы не знала тех бед, которые свалились на мою голову. И эти мысли подтолкнули меня к очередному верному решению.

Я сцедила как можно больше молока, несмотря на свою физическую боль. Поставила его в холодильник, взяла листок бумаги и написала о том, что творилось в моей душе.

«Моя милая Моника!

Я знаю, ты никогда меня за это не простишь, но и я больше не могу мириться с этим чувством вины. Я сама себя не могу простить за все, что произошло с моими родителями, тобой и Хосе. Я — причина ваших страданий и пора уже решиться на отчаянные меры.

Однажды Луи сказал очередную правильную вещь, — гниющую руку лучше вырезать сразу, пока заражение не последовало дальше. В ваших жизнях я была гниющей рукой, которая заразила всех, дойдя до самого сердца. Вы больны, и я могу вас излечить. Единственное сердце, которое осталось нетронутым, — моя дочь.