Сигрид Унсет - Йенни
Йенни поцеловала Ческу в лоб.
– Знаешь, Йенни… ведь я не все рассказала тебе. Помнишь, ты как-то говорила, что у меня нет темперамента, что я только кокетничаю… Гуннар также не раз бранил меня за это… а фрекен Линде прямо-таки сказала однажды… что если раздразнишь мужчину… то он идет к другой…
Йенни вся застыла и замерла.
Ческа кивнула головой в подушки и проговорила тихо:
– Да, да… я спросила его о чем-то подобном… в то утро… Йенни онемела и лежала не шевелясь.
– Вот видишь ли, это так понятно, что он не может забыть этого… или простить. Но если бы он только отнесся ко мне хоть сколько-нибудь снисходительно… если бы он помнил, как безгранично глупа я тогда была и как дико я смотрела на все такое… Ну а потом… – она искала слов, – потом все между нами… нарушилось. Иногда мне даже кажется, что он просто не хочет дотрагиваться до меня… а если это и случается, то как будто вопреки его желанию, и потом он сердится и на себя, и на меня… А между тем я не раз старалась объяснить ему все… По правде сказать, я ничего не понимаю… Что же касается меня, то я ничего больше не имею против этого… Все, что только может доставить Леннарту удовольствие, кажется мне привлекательным. Он убежден, что для меня это жертва, но это вовсе не так… напротив. Господи, сколько слез я выплакала потихоньку в своей комнате! Ведь я знала, что он тоскует по мне… и я старалась даже соблазнять его, Йенни, насколько могла… но он отталкивал меня… А я так люблю его, Йенни… Скажи, неужели же нельзя любить мужчину так, как я люблю? Неужели же я не могу сказать по чистой совести, что люблю Леннарта?
– Можешь, Ческа.
– Если бы ты знала, в каком отчаянии я была! Разве я виновата, что я создана так?… И еще… каждый раз, когда бывала в обществе других художников, он приходил в ужасное настроение. Правда, он ничего не говорил, но я отлично понимала, что ему казалось, будто я кокетничаю с ними. Верно только то, что я бывала весела, но ведь весела-то я бывала потому, что, когда мы где-нибудь бывали, я освобождалась от разных неприятных домашних хлопот, мне не надо было мыть посуду или готовить ужин, или бояться, что что-нибудь выйдет невкусно, а Леннарт должен есть, и мы не можем выбрасывать добра… Знаешь, иногда я радовалась только тому, что мне не придется оставаться с Леннартом с глазу на глаз… а ведь я люблю его, и он любит меня, да, я знаю, что он любит меня. Когда я его спрашиваю, любит ли он меня, он отвечает: ты это сама знаешь, и при этом он так горько улыбается. Вся беда в том, что он не верит мне, потому что я не способна любить чувственно и в то же время кокетничаю… Раз как-то он сказал, что я не имею представления о том, что такое любовь, и что в этом, конечно, виноват он сам, так как он не сумел пробудить во мне истинного чувства, и что, наверное, явится другой… о, как я плакала!
А весной вышло еще другое… Да, ты ведь знаешь, что нам в материальном отношении приходилось очень туго. Гуннару удалось продать одну из моих картин, которую я выставляла три года тому назад. Я получила за нее триста крон. Несколько месяцев мы жили на эти деньги, но Леннарту было это очень неприятно, он не хотел, чтобы я тратила свои деньги. Ну, а я этого совсем не понимаю. Не все ли равно, чьи это деньги, раз мы любим друг друга. Он же только и говорил о том, что по его вине я терплю нужду. Конечно, у нас есть долги. И вот я решила написать папе и попросить его прислать мне несколько сот крон. Но Леннарт не позволил мне. Я же нахожу, что это страшно несправедливо… Боргхильд и Хельге жили всегда дома и все получали от папы, да еще ездили за границу, а я билась как рыба об лед и жила только на те крохи, которые мне оставила мама. И так это было с тех самых пор, как я стала совершеннолетней, потому что я не хотела брать от отца ни одного эре. Я обиделась на него после того, как он наговорил мне много неприятного за то, что я порвала с лейтенантом Косеном, и за то, что мое имя стали упоминать в связи с именем Ханса. Но потом отец должен был согласиться, что я была права. Глупо было со стороны моих родных заставлять меня выйти замуж за Косена только из-за того, что ему удалось выманить мое согласие, когда мне было всего семнадцать лет и когда я судила о замужестве по книжкам для молодых девушек. Позже, когда я стала понимать, что такое замужество, я решила скорее лишить себя жизни, чем выходить за него замуж. А если бы меня все-таки заставили выйти за него замуж, то я завела бы себе как можно больше любовников только назло им всем… Теперь папа понял все это и сказал мне, что я могу получить деньги, когда захочу.
И вот, когда доктор сказал весною, что Леннарту необходимо для поправления здоровья уехать в деревню, а я сама чувствовала такую смертельную усталость, я пустилась на хитрость. Я сказала Леннарту, что чувствую себя нехорошо, что мне необходимо поехать в деревню и хорошенько отдохнуть, потому что я ожидаю ребенка. Он не сопротивлялся больше и позволил мне попросить денег у папы. Мы уехали в Вермланд, и там нам жилось хорошо. Леннарт совсем поправился, и я начала снова писать. Но в конце концов, он увидал, что я не жду ребенка. Когда он спросил, не ошиблась ли я, я ответила откровенно, что нарочно придумала все это. Я не хотела лгать Леннарту. За это он очень рассердился на меня. Да я это и понимаю. Хуже всего, что он вообще не верит мне. Если бы он понимал меня, он верил бы мне. Ты не находишь?
– Да, Ческа.
– Я уже раньше сказала ему, что жду ребенка… это было осенью, он был такой печальный и, вообще, нам жилось очень нехорошо. И вот, чтобы порадовать его… и чтобы он был поласковее со мной, я сказала… И как он был мил со мной, и как хорошо мы зажили! Да, я солгала, но, представь себе, под конец мне самой стало казаться, что это действительно так. Мне так хотелось этого, мне так больно было разочаровывать его… Я прямо в отчаянии от того, что у меня нет ребенка… Йенни, говорят… – она зашептала взволнованно, – говорят, что женщина не может иметь ребенка, если она не чувствует… ну, страсти… правда это?
– Нет, это неправда, – ответила Йенни резко. – Я уверена, что это вздор.
– Я знаю наверняка, что все было бы хорошо, если бы только у меня был ребенок. И Леннарт так хочет этого. А я… Господи, я превратилась бы в настоящего ангела от радости, если бы у меня был малютка… Нет, ты подумай только, какое счастье было бы иметь ребенка!
– Да, – проговорила Йенни с трудом, – раз вы любите друг друга, то это сгладило бы для вас многое.
– Разумеется… Если бы мне не было так стыдно, я пошла бы к доктору. Да, все равно, я уже решила, что пойду непременно. Как ты думаешь, пойти мне? Ах, если бы мне только не было так стыдно… но ведь это вздор… Я даже обязана сделать это, раз я замужем. Ведь можно пойти к женщине-врачу, да еще такой, которая замужем и сама имеет детей… Нет, ты представь себе только, какое счастье иметь такого крошку, который принадлежит тебе… Боже, как обрадовался бы Леннарт…
