Кейт Лэндон - Это случилось в полночь
Но больше всего Микаэле не нравилось поднимающееся изнутри чувство нежности, хрупкое, истинно женское ощущение того, что ее ласкает мужчина, которому дано заставить ее испытывать такие глубокие чувства. Ей не нравилось, что Харрисон вырвал ее из круга безопасных защищенных эмоций.
– Что ты! Он стал совсем другим. Ты называла его нашим «мальчиком-занудой». Судя по твоей реакции сегодня вечером каждый раз, когда он приближался к тебе, – я бы сказал, что ты от него бежишь. Харрисон становится весьма настойчивым, если хочет чего-то добиться. Судя по тому, как он на тебя смотрит, я бы сказал, что это только вопрос времени, прежде чем…
– Я от него не бегаю, и он не «наш мальчик». Я выросла вместе с ним. Я знаю его и не собираюсь вступать с ним в связь. Я и близко не подойду к такому мужчине, как он. Представляешь, он складывает свои носки, а не сворачивает их!
– Да, за это можно и застрелить. – Усмешка Рурка блеснула в темноте. – Иногда у нас просто нет выбора, сестренка.
– У меня есть, и у тебя тоже. – Микаэла вдохнула влажный воздух, насыщенный запахами плодородной земли, которая ждала своего пахаря. – Думаю, мы утратили чувство безопасности в ту ночь, когда была похищена Сейбл. По крайней мере я. Мне нелегко дается доверие. Пропала частичка мамы и отца, и мне не кажется, что наши раны полностью залечены. Мы все за чем-то охотимся, и кто-то охотится за мной, и у меня такое чувство, что, если я очень постараюсь, я смогу понять, кто это. Мне кажется, что если Клеопатра была достаточно сильной, чтобы вернуть монеты, то мы должны суметь разгадать загадку той ночи. Я больше не могу слышать эту старую песенку…
– Пора перестать винить себя за ту ночь, за то, что ты не проснулась. Тебя ведь тоже могли похитить… или даже еще хуже.
– Мария не могла этого сделать. Она любила нас. Я помню.
Рурк молчал, глядя на пасущихся в поле осликов.
– Оставь это прошлому, Микаэла.
– Я не могу. Как будто нас всех оторвали друг от друга той ночью. Маму, отца, тебя и меня.
«Некоторые вещи никогда не меняются», – думала Микаэла на следующий день, когда Джон положил дольки огурца ей на веки, чтобы хоть немного снять напряжение. Она весь день проработала за компьютером, и глаза очень устали. В похоронном бюро Роланда было тихо, родители Джона отдыхали в Тахо на съезде управляющих похоронными бюро. Когда они были подростками, то всегда собирались здесь, если его родителей не было дома. Сейчас тут играла негромкая, но отнюдь не печальная музыка, кларнет Бенни Гудмена в сопровождении джазового оркестра выводил свою трель, наполняя жизнью безрадостную комнату, чередуясь с музыкой Луиса Примы I! «Сэчмо» Армстронга.
Микаэла приоткрыла рот, чтобы ухватить принесенную Джоном соломинку. Она потягивала «Май тай». «Я тебя люблю», – пробормотала она, когда Джон проверил застывающую на ее лице косметическую маску.
– Это именно то, что тебе требовалось. Ты слишком на взводе. Работаешь до чертиков, – мрачно проговорил Джон.
– Думаю, Микаэле не помешало бы немножко «потанцевать на матрасе». Я так точно могла бы этим заняться, – вступила в разговор Силки. – Я попыталась пошуровать у Калли, но он не прореагировал. Абсолютно никакой реакции, даже на мои лучшие красные кожаные штаны. А у Харрисона такая задница – когда он наклоняется, меня просто в дрожь бросает. А тебя разве нет, Микаэла? – поддразнивала она. – Жаль только, что все эти мускулы контролируются калькулятором вместо мозга…
– Заткнись и пей свой «Май тай».
– Плесни-ка и мне, Джон, – сказала Марша, еще одна подруга Микаэлы. – Мы так давно не собирались вместе; единственный вечер, когда я смогла оставить детей, а ты сачкуешь.
– Не ворчи. – Добродушие Джона, который много лет ухаживал за этими женщинами и заботился о них, было незыблемо. – Последний раз мы делали это, когда Микаэла приезжала домой из колледжа. Я немного разучился…
Микаэла расслабилась и окунулась в знакомую болтовню. Она вспомнила, как вышла из редакции новостей, жуя пончик и просматривая материалы перед выходом в эфир. Харрисон разговаривал с монтажером, быстро просматривая кадры отснятой ранее пленки. Он обернулся, и затуманенный горячий взгляд пробежал по ее костюму красно-коричневого цвета, скользнул, лаская, вниз по ногам до туфель на шпильках. Словно электрический ток пробежал по коже и проник внутрь, Микаэла узнала это ощущение – признак настоятельного желания запустить пальцы в его безупречно уложенные волосы, потребность ощутить на своем лице его губы. Харрисон стоял, словно окаменев, пространство между ними вдруг начало явственно разогреваться и пульсировать, закипая. Он взял Микаэлу за подбородок и, внимательно осмотрев грим, провел большим пальцем по уголку рта.
– Крошка, – негромко сказал он. Его холодный серый взгляд скрестился с ее взглядом. – Не спишь по ночам? Скучаешь по мне?
– Если бы я хотела тебя, ты был бы моим, – парировала Микаэла, затаив дыхание. – Ты не в моем вкусе.
– Зато ты в моем, – мягко проговорил Харрисон и отвернулся.
Разозлившись на него, на возникшее вдруг желание вновь поцеловать его, Микаэла ударила его по плечу. Он повернулся к ней медленно, словно устанавливая свое время и свои правила.
– Нет, это не сексуальное домогательство. Я это знаю, и ты знаешь, – сказал он, мягко пресекая ее атаку. – Если бы ты не была такой колючей, мы смогли бы лучше узнать друг друга. Хотел бы я знать, что же во мне заставляет тебя так нервничать?
Горячий затуманенный взгляд вновь скользнул по ее фигуре, вынуждая терять контроль, заставляя всем существом откликаться на этот призыв и плавиться под этим жаром. Микаэла уронила пончик и салфетку, руки ее дрожали. Харрисон чертыхнулся, поднял их и бросил в мусорную корзину.
– Поторопись, девочка.
Рурк чертовски ошибается: она не убегает от Харрисона. Микаэла поежилась – Харрисон не тот человек, с которым можно играть.
На полях люцерны царил июль, скот был на пастбище, огороды пышно разрослись. Телестудия «Кейн» действовала как хорошо отлаженный механизм благодаря помощи одного из друзей Микаэлы. Джози Дэниелз, миниатюрная блондинка, проигравшая свое сражение против возраста и сети морщинок, была рада взять в свои руки бразды правления, и ее деятельный присмотр позволял Микаэле уделять больше времени возрождению своего нового дома.
Микаэла смотрела на горы, возвышавшиеся в отдалении, было шесть часов утра; до нее доносилось ровное гудение новой стиральной машины. Постепенно, по кусочкам Микаэла собирала свой мирок: купила дом и теперь приводила его в порядок – мыла, отчищала, полола клумбы, когда было настроение. Слишком многим она пожертвовала ради карьеры и людей, которые попытались контролировать ее жизнь. Возрождение давалось нелегко.
