Керстин Гир - Я сказала правду
Ульрих открыл дверь и неуклюже просунул голову в комнату.
– Пришли Каро и Берт.
– Я никого не хочу видеть, – устало произнесла я.
Но Каролина уже протиснулась мимо Ульриха и театрально упала на одно колено возле дивана, чтобы меня обнять.
– Герри, о Господи, как же ты меня напугала, я так рада, что ты этого не сделала, я бы никогда себе не простила, что ничего не заметила, я всегда думала, что ты счастлива, ты такой веселый, светлый, замечательный человек, и все тебя так любят, особенно дети, как ты думаешь, почему мы именно тебя попросили стать крестной Фло, меня всегда так успокаивала мысль о том, что ты будешь о ней заботиться, если с нами что-нибудь случится, ах, Герри...
– Мне очень жаль, – пробормотала я.
– Вот твое кольцо, – сказала Каролина. – Это так здорово, так мило с твоей стороны, что ты решила оставить его Фло, но я бы хотела, чтобы оно перешло к ней как минимум лет через сорок...
Она надела мне кольцо с аквамарином на безымянный палец.
– А что с кроликом? – спросила я. – Через сорок лет для него будет уже, скорее всего, поздновато.
Каролина вздохнула:
– Ну, конечно, в конце концов, возиться с ним придется мне... но места у нас достаточно, и Флорин уже во вполне разумном возрасте... Да, думаю, она получит кролика.
– Ну, это уже что-то.
Берт облокотился о косяк двери.
– Ульрих сказал, ты потеряла работу. Почему ты ничего нам не говорила? У нас в фирме все время кто-нибудь требуется в офис. Там ты будешь зарабатывать не меньше, чем писательством.
– Это было бы... – начала я и закашлялась. – Спасибо.
– А что касается мужчин – слушай, Герри, такие красивые, умные и стильные женщины, как ты, рано замуж не выходят, – продолжал Берт.
– Точно, – согласился Ульрих.
– Ну, тебе я уже не нужна, – усмехнулась я.
– Нет, это я тебе уже не нужен, – возразил Ульрих.
– Да, потому что я не нужна тебе.
– Пока есть такая возможность, наслаждайся свободой, – посоветовал Берт. – Тащить на горбу семью и ипотеку не очень-то приятно. Иногда я готов отдать все что угодно, чтобы отоспаться в воскресенье, как раньше.
– Вот эгоист, – хмыкнула Каролина. – Типичная мужская позиция. Но, конечно, и в этом есть доля правды, Герри. Ты только посмотри, как может веселиться незамужняя женщина. Взять, к примеру, хоть Бриджит Джонс.
– Плохой пример, – заметила Чарли. – Она в результате заполучила лишь жалкого Колина Ферта.
– Ну, это же только в фильме, – пожала плечами Каролина.
– Да, но ты подумай обо всех браках, которые не сложились, – произнес Берт. – Вы знаете, у Оле и Миа жуткий кризис в отношениях.
– Да что ты? – воскликнула Чарли.
– О да. – Берт кивнул. – Оле вчера вечером к нам заходил и сделал пару весьма недвусмысленных намеков. Миа...
– ...Ветреная особа, – вставила Каролина.
– ...Ему изменяет. И репутация Оле находится под угрозой. Черт, ну и вид же у него был. Таким я его еще никогда не видел.
– И он был просто в шоке, когда мы рассказали ему про Герри, – добавила Каролина. – Он прямо весь побелел.
– Точно, – кивнул Берт. – Он раз пять переспросил нас, уверены ли мы, и хотел знать все подробности.
– Серьезно? – удивилась Чарли. – А где была Миа?
– Лежала дома в постели с мигренью, – ответил Берт. – Якобы жутко измотана курсами повышения квалификации.
– Она настоящая стерва, – не удержалась Каролина. – Я всегда это говорила. Но нам уже пора. Няня согласилась прийти только на час. – Она поцеловала меня в щеку. – Отдыхай, Герри. А вы двое хорошенько за ней присматривайте.
– Мы так и делаем. – Чарли положила руку на живот. – Кроме тех моментов, когда мне приходится срочно удалиться, чтобы поблевать.
– Ха-ха, – рассмеялась Каролина. – Да рвота – это пустяки, по сравнению с тем, что тебя ждет впереди.
Я бы с огромным удовольствием осталась навсегда сидеть на диване в квартире Чарли, но становилось все более очевидным, что это невозможно. Взвесив все, я обнаружила только три варианта дальнейших действий, и ни один из них мне не нравился: я должна была либо попытаться еще раз, либо позволить поместить себя в дурдом, либо как-то жить дальше.
В воскресенье вечером Ульрих опять зашел в комнату с листочком и прочитал:
– Твоя мама просила тебе передать, что завтра утром в восемь ты должна быть у нее как штык, или ты ей больше не дочь. И имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, что ей сейчас приходится переживать по твоей милости. Если ей еще раз придется рассказывать по телефону о твоей безнравственной и трусливой выходке, она попадет в больницу с сердечным приступом.
– Хорошо, – вставила Чарли. – По-моему, там ей и место.
– Самое меньшее, что ты можешь сделать, это сама подойти к телефону и объяснить свое поведение, говорит твоя мама, – продолжил Ульрих.
– О, черт! – воскликнула я.
– Ты не обязана туда ходить, – заверила меня Чарли. – Она побушует и успокоится.
– Но ты ее не знаешь. Она это серьезно. Я не смогу больше никогда показаться ей на глаза.
– Ну и что? В худшем случае она лишит тебя наследства, и тогда ты не получить ни одного глиняного леопарда. О-о-ох, какая жалость!
– Но она права. Я действительно веду себя трусливо.
– Я так не думаю, – философски произнесла Чарли. – По-моему, ты очень даже смелая. Написать все эти письма, а потом остаться в живых...
– Но как раз этого она делать не собиралась, – заметил Ульрих. – Боже, Чарли, ну сколько раз мне тебе еще объяснять?
– А вот и нет, – твердо сказала Чарли. – Вы недооцениваете роль подсознания! Оно сильнее нас. И Герри подсознательно хотела жить! Ее внутреннее «я» жаждало скандала, каких-то действий. Подсознательно Герри тошнило от всей этой вежливой лживой псевдожизни.
– Отлично. А теперь мне приходится все это расхлебывать. Я ненавижу свое подсознание.
Но, может быть, Чарли и была права: потому что, хотя в тот момент мне больше всего на свете хотелось забиться в дальний угол дивана, на следующее утро мое подсознание разбудило меня рано и выдернуло из постели. Видимо, оно на самом деле жаждало скандала.
Ровно в восемь я позвонила в дверь квартиры своих родителей.
Дверь мне открыл папа. Выглядел он усталым и немного старше, чем обычно.
– Привет, папа, – поздоровалась я.
– Привет, Герри. – Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он также не сделал ни единой попытки обнять или поцеловать меня, как обычно. – Твоя мама на кухне.
– Знаешь, сейчас перед тобой стою вовсе не я, – сказала я, – а мое подсознание.
Никаких эмоций на его лице не отразилось.
– Твоя мама не хочет тебя видеть. Она уже получила цветы. От тети Хульды.
