Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина
Я могла бы сказать ей правду, могла бы найти переписку с тем врачом, или сообщения, в которых Филипп признавался мне в любви пока крутил роман с Кузнецовой, я бы даже могла сейчас набрать мужа и сказать, что возвращаюсь. Уверена, он был бы счастлив. Я могла бы сделать все это, но почему-то жалею Нюру. И не хочу причинять ей боль.
- Я не знаю, Аня. Все может быть.
Ее глаза загораются фанатичным блеском, и я скорее считываю по движению губ, чем слышу:
- Я сделаю все, чтобы он меня любил!
глава 34
- Ну, скажи же, что будет дальше, - пытает меня Никита.
Пытки у него конечно специфические. Основные виды оружия, которые использует мой палач это нежность, поцелуи и конечно щекотка. Вот и сейчас он завалился сверху и, прижав к матрацу, бодро пересчитывает мне ребра, будто на пианино играет. А я смеюсь до слез из глаз и икоты. Если бы у Джорджа Мартина был такой ассистент, он бы закончил свою «Песнь льда и огня» за каких-нибудь пару лет. Никита делает… все! Он выстроил наше расписание вокруг меня и моей работы, чтобы ничто не отвлекало меня от романа. Он слушал, обсуждал, советовал, поддерживал и делал все, чтобы я наконец дописала свою книгу.
И мне невероятно стыдно от того, что все это не помогло.
Почему-то слова перестали складываться в предложения, а голоса в голове затихли, будто в этом импровизированном театре объявили антракт. По работе с Белым я знала, что так бывает. В таких случаях я вытаскивала его из «неписуна» проверенной, но грязной схемой. Садилась за его стол, включала его ноутбук и демонстративно набирала текст в следующую главу. Филипп бесился, когда видел меня на своем месте. И через пару дней обид и тяжких вздохов, сгонял меня с кресла, перечитывал все написанное, черкал, правил, подстраивая сюжет под свой стиль и шел дальше, снимая по ходу повествования, развешенные мною же крючки. Часто мои главы шли в печать как есть, без изменений, но это не вызывало во мне ревности. Если от этого книга Белого станет лучше – пускай! Потому что его значит наше, верно же? Верно? Самой смешно от того, какая я была дура.
Интересно, как Фил справляется с кризисом сейчас? Аня жаловалась, что не может подстроиться под его стиль работы, и эта новость заставляет меня улыбаться чуть шире. Приятно, что не на одну меня с осуждением смотрит белый вордовский лист.
И смотрит.
И смотрит.
И смотрит.
- Римма, тебе звонят!
Никита приносит из кухни мой телефон. Я запретила себе вставать с места, пока не напишу хотя бы тысячу знаков, но с радостью подскакиваю, чтобы ответить на звонок.
- Ты совсем пропала, - мягко упрекает меня Вика. – И даже не ответила на приглашение.
- Какое приглашение, - не понимаю я.
Смотрю на Никиту, но тот качает головой, он тоже ни о чем таком не слышал.
- Римма, ну приглашение на завтрак, как в старые добрые времена?
Ага, и отправила его мне Вика, как в старые добрые времена, на электронную почту. Не знаю, откуда у подруги такая привычка, но все важные вещи она отправляла нам на мэйл, которым я, да и Настя, почти перестали пользоваться.
Настя. Если меня позвали на завтрак, значит и ее тоже.
- Вика, - осторожно тяну я, - ты ведь знаешь, что мы с Настей…
- В общих чертах, - хмыкает подруга. – Но надеюсь, вы сможете вести себя прилично и не кинетесь руг на друга с ножами? Девочки, я так редко могу выбраться из дома, я уже забыла, как вы выглядите, так что, пожалуйста, постарайтесь ради меня.
- Тогда лучше убрать все колюще режущие подальше от нашего столика, - грустно улыбаюсь я, и добавляю: - Вик, а ты знаешь, почему мы с Настей поругались?
Подруга молчит. Тишина тянется так долго, что я отвожу от лица телефон, чтобы посмотреть, не сорвался ли звонок. Все в порядке, секунды идут как и положено, но из динамика по-прежнему не звука.
- Вик, - тяну я.
- Да тут я тут. Думаю просто. – И сквозь вздох, шепчет. – Римма, вы все взрослые люди, и уж как-нибудь разберетесь без моего на то одобрения. Где поругались, там и помиритесь, и я надеюсь, что случится это уже завтра. Добро?
- Добро.
Весь вечер кручусь по квартире, всю ночь тоже самое, только уже по кровати. В конце концов, Никита с тяжелым вздохом прижимает меня к себе и бурчит на ухо:
- Такая подвижность первый признак глистов. У тебя там ничего не чешется?
- Мне просто страшно, Никит.
Снова вздыхает.
- Не бойся маленькая, хочешь, я пойду вместе с тобой?
Поднимаюсь на локте и смотрю прямо на Савранского. Он сейчас серьезно?
- Я не шучу, - повторяет Никита.
- Да я уж вижу. Вот только идти со мной не нужно, мне, правда, сейчас не нужна защита. Мы с твоей мамой должны сами, понимаешь? Я ее сильно обидела и извиниться должна тоже я.
- Защита ей не нужна, - недовольно ворчит Савранский, - спи тогда.
И подмяв меня под себя, Никита снова засыпает. А вслед за ним и я.
Утром я выгляжу почти нормально и выезжаю из дома за полтора часа до назначенной встречи. Мне нужно чуть больше времени, чем подругам, чтобы настроиться на разговор. Иду в кафе как на эшафот. От страха внутри все сжимается и дрожит.
И хоть понимаю, что во всем виновата только я, все равно боюсь. И кишки скручивает еще сильнее, когда за нашим столиком я вижу Настю. Кажется, я не одна решила приехать пораньше.
- Ну привет, подруга, - она кивает на стул перед собой и я покорно опускаюсь вниз.
Я молча смотрю за тем, как Настя ковыряет ложкой десерт. Когда-то аппетитный торт сейчас похож на бесформенную кучу. И от этого вида щемит сердце. Представляю, как подруга нервничала, как приехала загодя, чтобы настроиться на встречу со мной, как пыталась разгладить пальцами мятый свитер, как заказывала шоколадный Медовик, хотя сама ненавидит шоколад. Но она так волнуется, что тупо ткнула в меню, не глядя на картинку. И сейчас, высматривая в окне меня или Вику, пытается унять дрожащие руки. И давит, давит, давит безвинно убиенный торт.
- Насть, - только и могу сказать я, - прости, пожалуйста.
- Ой, все, давай хотя бы сегодня без извинений, тем более что грош им цена. Сидела там в своей квартире и отмалчивалась, вместо того, чтобы взять и позвонить.
- Ты занесла меня в черный список, - напоминаю и так очевидное.
Настя на секунду морщится, будто и впрямь могла забыть такую мелочь, но быстро возвращает лицу прежнее выражение.
- Могла бы позвонить с телефона Никиты. Кстати, дай ему по шее за то, что игнорирует мать! Пишет мне, только когда самому что-то надо, засранец!
- Я скажу.
- Скажет она, - передразнивает подруга и с громким звоном ставит тарелку напротив меня, - на, лучше поешь, а то бледная как спирохета!
Я опускаю лицо вниз, так, чтобы волосы скрыли улыбку. И счастливо тяну губы – от уха до уха. Боже, спасибо тебе за Настю! Ворчливую, сумасбродную, резкую, но такую любимую Настю! Пока она костерит московские пробки и питерскую погоду, ковыряю вилкой то, что когда-то можно была назвать десертом. Вместо него на меня смотрит раскисший в креме бисквит и раздавленная в кашу малина.
Так же неожиданно как минуту назад, она отодвигает тарелку обратно к себе. Та звонко царапает стол, отчего сосед по столику поворачивает голову и смотрит прямо на нас.
- Насть, тут люди.
- Ой, не в библиотеке сидим, потерпят люди! – Отмахивается подруга, даже не глядя на незнакомца. Все ее внимание обращено ко мне. – Ты лучше расскажи, что у тебя с моим сыном?
Что сказать? Ни в каком страшном сне я не могла бы смоделировать такой диалог между мной и Настей. Ни в каком кошмаре не могла представить, что она будет сидеть напротив и смотреть так - испытующе и строго.
Но она сидит. И смотрит.
Господи, ну не рассказывать же, какой ее сын внимательный и нежный? Как он заботится обо мне, как помогает, как сразу взялся за быт, и делит со мной все пополам. Как накрывает завтраки на стол. Как оставляет по дому милые забавные записки. Как звонит в любую свободную минуту и срывается домой сразу после работы. Как баюкает на руках, когда я не могу заснуть. Сажает к себе на колени и качает, будто маленькую. Как заставил разбитую женщину поверить, что любовь не просто слово, не просто красивый, но пустой образ, а что-то реальное, то, что может случиться со мной. И я так счастлива с ним, что уже умираю от мысли, что все когда-нибудь закончится. О, может мне стоит сказать ей это? Может, Настю успокоит то, что скоро Никита обязательно перерастет свое чувство, а я не буду держать его рядом, а с благодарностью отпущу?
