Заклятый друг (СИ) - Джойс Нэн
Она кивает:
— А ещё Макс помог мне устроиться на заочное обучение. Кулинария. Я так полюбила еду. Да что говорить, по мне и так заметно, — опять хохочет. — Я выучусь. И мама с папой тоже смогут гордиться мной, как сейчас гордятся тобой.
— Ну, нашла пример. Чем тут гордиться?
— Шутишь. Я следила за твоей страничкой в социальных сетях.
— И как она, моя страничка?
— У тебя идеальная жизнь. Только фотографий с мужем нет.
— Наверное, Макс не изменился, и по-прежнему ненавидит фотографироваться.
— Он очень хороший.
— Да? Откуда ты знаешь?
— Странный вопрос. Ты его выбрала. С твоей избирательностью он может быть только хорошим.
— Думаешь?
— Конечно! А ещё о человеке судят по его поступкам. Макс столько денег вбухал в это место. Да фиг с ними с деньгами. Сколько времени надо было потратить, чтобы всё это придумать и создать.
— Создать что?
— А сейчас увидишь. Он попросил показать тебе.
Мы подходим к деревяной арке. От неё вверх убегает дорожка из серебристо-свинцовых, будто вымытых морем, досок.
Я уставилась на буквы над аркой, и невольно расплылась в улыбке.
— Это экологическая тропа. Они весной начали всё здесь организовывать. Макс хотел как раз к сентябрю тебе сюрприз сделать. Он назвал её «Соболиные курумы».
— Сумасшедший.
— Прекрати. Он герой. Спас меня. Ради тебя совершает подвиги. Я и подумать не могла, что один человек может настолько любить другого. А он очень тебя любит. Пойдём. Я покажу тебе животных. Название не голословное, Соболева.
— Если он так любит меня — почему предал?
Вера сделала несколько шагов вперёд по инерции, уже без меня.
Остановилась. Повернулась.
— Что?
— Он предатель.
Нас разделило облачко пара от моего дыхания. Оно вырвалось также непроизвольно, как и эти помпезно-глупые слова.
— Он предал меня — поэтому я не хочу вспоминать.
55. Макс
Частица «не» подсознанием не воспринимается. Это что-то вроде некорректного символа, который машина не может прочитать. И запрос с таким символом устраивает настоящий хаос в системе.
В этот месяц обычно я первым делом веду Дашу к Ванечке. Но прежде обязательно говорю, что Ваня — не мой сын. И за этот месяц мерзкая частица «не» сформировала в моём мозге убеждение — мой.
К тому же тот наш с Дашей разговор, где она словно проболталась, назвав Утяша «твой сын», и её попытки отрицать это…
Но когда я прямо спросил, она ответила, что нет. И я как будто не имею права сказать, что он мой.
Зато считать я имею права всё что угодно.
За этот месяц я привязался ещё больше к Ваньке. Я вижу его каждый день. И Даша всегда просит рассказать о нём всё, что я знаю.
Теперь я ещё внимательнее подмечаю его привычки, изучаю потребности, стараюсь запоминать каждую мелочь. А потом рассказываю ей.
И каждый день добавляется что-то новое. Так быстро развивается человек… Я бы не узнал об этом, не случись всё так, как случилось.
Удивительно, что она не плачет, когда впервые видит его. Даша только улыбается. Смеётся. Берёт его уверенно, прижимает к себе. Любит его.
Её сын — единственное хорошее, что случилось с ней за этот год. Но в течение дня Даше так трудно держаться за эту соломинку по мере того, как я вываливаю правду.
И она тонет.
Но сегодня будет по-другому.
Нельзя исправить то, что я сделал. Прошлое не стереть. Она всё равно вспомнит.
Но…есть настоящее. И как на выжженной земле в нём прорастает новое семя.
Теперь она знает, что её сестра выздоровела. И это место, которое я придумал для неё ещё во времена нашей дружбы, воплотилось в реальность и начало свою жизнь.
Если бы моё враньё было предумышленным — я мог бы подготовиться. Например, пригласить к нам её родителей.
Может, кого-то из её подруг из прошлой жизни?
В первые дни после случившегося в оранжерее с ней много времени в больнице проводила Маша. Но сейчас её подруга улетела с Колей в тёплые края.
Как только Маша вернётся — она станет желанным гостем в нашем доме.
И Ваня. У нас… У неё есть сын, которого она любит.
Всё это — не враньё. Это настоящее, на котором она сможет построить счастливое будущее.
Но сегодня главное — максимально уберечь Дашу от боли. Сегодня. Только сегодня я буду ей врать.
Надеюсь, Вера сдержалась и не проболталась про Ваню.
Она идёт ко мне без Соболевой, и лицо у неё испуганное.
Я просил её не говорить пока. Хочу, чтобы Даша была рядом с Ваней, когда она узнает про него. Чтобы она могла его сразу же увидеть и взять на руки.
— Что случилось?
— Даша что-то вспомнила… Что-то плохое.
Сглатываю:
— Что она сказала?
Вера слишком долго смотрит на меня. И в её взгляде нарастает отторжение.
— Что ты предал её? Это правда?
Я иду к тропинке.
Если она всё вспомнила…больше не придётся проходить через этот ад. Не нужно будет каждый день рассказывать ей правду.
…я когда рассказываю — как будто снова делаю это с ней.
Это такая мерзота, что к концу дня мне хочется вышибить себе мозги.
И теперь всё? Всё закончилось?
…но сегодня… У нас не будет того сегодня, которое я придумал для неё…для себя. Уже никогда.
Даша за деревянным мостом.
Сидит на корточках, прижавшись спиной к толстой ели.
В её распущенных волосах запутался безжизненный лист.
Она трёт в дрожащих пальцах сухую ветвь.
Так плотно прижимает к ней пальцы, что уже исцарапалась до крови.
Так отчаянно старается, словно не боль добывает этим трением, а огонь, чтобы выжить на необитаемом острове.
Не поднимает на меня голову, когда я останавливаюсь напротив неё. И не прекращает ранить себя.
— Даша, перестань. Тебе же больно.
— Ты её любил?
— Что?
— Ту блондинку, с которой мне изменял?
56. Макс.
Она посмотрела на меня.
Мутит от этого её взгляда снизу вверх. Злого и выжидающего. Будто в моих руках оружие. И она продумывает, как так броситься на меня, и не поймать пулю прежде, чем её клыки вопьются в мою шею.
Кинула ветку и встала.
— У тебя была любовница. И она ехала с нами, когда мы разбились.
— Нет, Даша. Это не так.
— Её не было с нами в машине? Или не было вообще? …что ты молчишь? Ответь!
— У меня не было любовницы.
— То есть это всего лишь игра моего воображения? Я видела, как ты поморщился, когда я спросила тебя про девушку со светлыми волосами.
— У меня была помощница на работе, блондинка. И ты всегда ревновала меня к ней.
— Была?
— Её зовут Полина.
— Была? А где же она теперь?
— Уехала.
— Тогда откуда у меня в голове этот образ? Он не мог из ниоткуда появиться. Он теперь как вбитый в мозг гвоздь!
— Возможно, речь идёт про Марину. Твоё бессознательное играет с тобой в игры. Ведь эта женщина должна была стать моей женой, а не ты.
— Я чувствую, что ты мне врёшь.
— Поехали домой.
— Нет.
— Едем прямо сейчас, — разворачиваюсь и иду к мосту.
— Стой, Арский! Стой, говорю!
Она догоняет, тянет меня за локоть.
— Посмотри на меня! Скажи правду!
Поворачиваюсь. И смею смотреть ей в лицо так, будто она оскорбила меня клеветой.
Даша отступает на шаг. Нас разделяет пар от дыхания. Прячет от меня её белое лицо с полуоткрытым ртом.
— Я бы уже всё вспомнила, если бы хотела. Почему я забыла целый год? Почему я не хочу его вспоминать? Тебя и меня вместе.
— Любовница здесь точно ни при чём.
— Значит, всё-таки была?
— Ты же знаешь меня, Соболева. Лучше, чем знала Марина. Лучше, чем мои друзья. Тебе потребовалось на это всего несколько месяцев — занять особенное место в моём мире. Разве ты не видела, как дорога мне? Неужели ты этого не понимала?
— Понимала… Нет, не понимала. Я хотела в это верить. И верила.
— Откуда эти дурацкие сомнения? Я же всегда говорил тебе об этом. Тысячу раз говорил тебе, как мне с тобой хорошо.