Сломленные души (ЛП) - Олтедж Нева

— Отпустите его, — бросаю я через плечо парням, которые все еще держат Костю, и выношу Асю на улицу.

Я не могу насытиться его запахом. Да, в нем и пот, и кровь, но под всем этим запах, который ассоциируется у меня со счастьем. Безопасностью. Любовью. Домом. С Пашей. Еще крепче обхватив его ногами и руками, я зарываюсь лицом в его шею и вдыхаю. Как же я по нему соскучилась.

За мной закрывается дверь машины, и Паша садится на заднее сиденье седана Кости. Но я не отпускаю его и плотнее прижимаюсь к его груди. Провожу рукой по его затылку, но вместо русых прядей короткая щетина щекочет мою ладонь.

— Зачем ты сбрил волосы? — спрашиваю я возле его уха и целую его шею.

— Потому что кто-то мог использовать их в драке, — холодно отвечает он.

Я убираю руки от шеи Паши и откидываюсь назад, чтобы посмотреть на него. Его левая рука лежит у меня за спиной и ласкает меня по ткани футболки.

— Почему ты здесь, Ася? Это Костя заставил тебя прийти?

— Нет, — говорю я и закрываю ладонями его лицо. — Я заставила Костю привести меня сюда.

— Почему?

Я смотрю в его грустные серые глаза и прижимаясь губами к его губам. Его рот сжался в плотную линию, и он не отвечает.

— Потому что я люблю тебя, — говорю в ответ, целуя в твердые губы.

Паши напрягается под моими губами.

— А что случилось с твоим парнем?

— С каким парнем?

— Не надо врать. Я знаю про него.

Я выпрямляюсь на его коленях и растерянно смотрю на него.

— О чем ты говоришь?

Он скрежещет зубами.

— Я приезжал к тебе в прошлом месяце. Видел, как вы целовались перед твоим домом, mishka.

Что за хрень? Бред какой-то. Сегодня я впервые вышла из дома после возвращения в Нью-Йорк. У меня не было желания никого видеть или куда-то идти. Разве что…

Я качаю головой и тянусь к рюкзаку, достаю телефон.

— Это «я», которую ты видел целующейся с парнем? — спрашиваю и поворачиваю экран к нему.

Паша глядит на телефон, потом берет его из моих рук и внимательно рассматривает фотографию на экране.

— У тебя здесь волосы короче. — Он поднимает на меня глаза и берет прядь моих волос между пальцами. — И они были короче, когда я тебя видел.

— Женщину, которую ты видел, зовут Сиенна. Это моя сестра. — Я улыбаюсь. — Мы близнецы. Я, кажется, говорила об этом.

Паша отпускает мои волосы и обхватывает меня за шею.

— Это была не ты?

— Конечно, не я. У меня даже мысли не возникло, что я могу прикоснуться к кому-то, кроме тебя.

Он сжимает зубы и упирается лбом в мой лоб.

— Ты останешься, — рычит он. — Знаю, что я эгоист. И знаю, что ты заслуживаешь лучшего. Но на самом деле мне плевать, Ася. Ты останешься. И если кто-нибудь попытается тебя у меня забрать, я его на месте прикончу.

— Если ты еще хоть раз проигнорируешь мой звонок, сам не заметишь, как попадешь впросак.

Паша прижимается своим ртом к моему. Он проводит рукой по моему лицу, по щеке мозолистыми пальцами. Обняв меня другой рукой за талию, с силой сжимает. Я прикусываю его нижнюю губу, затем целую его в подбородок, в шею и снова вдыхаю его запах. Насытившись, я возвращаюсь к его рту и упиваюсь его поцелуями. Это не похоже ни на один из наших поцелуев. Любовь. Гнев. Обида. Сожаление. Тоска. Исцеление. Многое и в то же время мало.

— Куда, голубки? — спрашивает Костя с водительского места.

— Домой, — говорит Паша мне в губы.

— Домой. — Я киваю.

* * *

— Я могу идти сама, — говорю, когда Паша несет меня в свой дом. Всю дорогу он не спускал меня с колен.

— Знаю. Но я тебя не отпущу, — говорит он и подходит к охраннику в холле, чтобы взять запасной ключ. Бедняга в шоке смотрит на Пашу, одетого лишь в бойцовские трусы, всего в крови, босого и со мной на руках.

Я крепче прижимаюсь к Паше и зарываюсь лицом в его шею, где и остаюсь до тех пор, пока мы не доходим до его квартиры. Он несет меня прямо в ванную в своей комнате и опускает рядом с раковиной.

— Мне нужно принять душ.

— Хорошо. — Я киваю, снимаю очки и начинаю раздеваться.

Паша снимает шорты и трусы-боксеры, затем начинает разматывать бинты на левой руке. Я подхожу ближе и принимаюсь за дело, обнажая окровавленные костяшки пальцев.

— Ты будешь и дальше драться? — шепчу я, проводя рукой по израненной коже. — Не думаю, что выдержу, когда ты снова окажешься в этой клетке, Паша.

Он обхватывает рукой мою щеку и поднимает мою голову вверх.

— Тогда не буду.

Я киваю и смотрю на шину на его правой руке.

— Ты с ней будешь мыться?

— Нет, — говорит он и отстегивает ее.

Когда Паша снимает шину, замечаю что-то новое на тыльной стороне его руки, но у меня нет времени детально рассмотреть, потому что он хватает меня за талию и несет в душевую кабинку.

— Дай мне посмотреть на твое лицо. — Я показываю рукой, чтобы он нагнулся. Паша включает верхний душ, но вместо того, чтобы наклониться, приседает передо мной. На него льется вода, мелкими ручейками скатываясь по ушибленному лицу. Он выглядит ужасно.

— Зачем ты это сделал? — спрашиваю, проводя кончиками пальцев по порезам и синякам на его лице. — Зачем возвращаться к боям после стольких лет?

— Я надеялся, что если мне достаточно сильно настучат по голове, то забуду о тебе. Не вышло, mishka.

— Хорошо. — Я беру с полки мыло и намыливаю руки.

Паша не двигается с места, только смотрит, запрокинув голову, как я оттираю кровь и грязь с его лица. Я стараюсь обращаться с ним как можно нежнее, особенно с синяками на подбородке и под глазом. Закончив с лицом, перехожу к его коротким волосам.

— Теперь все остальное, — говорю ему.

Он встает и позволяет мне вымыть ему грудь и спину. На боку, на животе и на спине еще больше синяков, видимых даже под татуировками.

— Господи. — Я провожу ладонью по фиолетовому пятну на животе.

Его руки в несколько лучшем состоянии. Я мою левую и перехожу к правой, начиная с бицепса и заканчивая запястьем, которое слегка опухло. Осторожно намыливаю кожу, затем подставляю его руку под струю и смотрю, как вода смывает пену, обнажая новую татуировку — покрытую колючками ветку, выполненную черными чернилами, с острыми шипами, направленными во все стороны. Над ней — красная птица в полете, широко раскинувшая пушистые крылья. Красиво и в то же время печально. Я обвожу птицу кончиком пальца.

— Это ты, — говорит Паша и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.

— Птица?

— Да.

Я поднимаю взгляд от татуировки и вижу, что он наблюдает за мной.

— Тут только одна птица. Где ты?

— Меня там нет. Только ты.

— Почему?

Он наклоняет голову, чтобы прошептать мне на ухо:

— Потому что от меня ничего не осталось после того, как ты улетела, mishka.

Я зажмуриваю глаза, но слезы все равно льются. Вода из душа каскадом падает на нас, напоминая мне о том дне, когда он ворвался в кабинку полностью одетым. Я обхватываю его за шею и прижимаюсь щекой к его щеке.

— Ты не должен был меня отталкивать.

— Знаю. — Он крепко обнимает меня. — Я хотел для тебя лучшего.

Я обхватываю пальцами его твердый член. Как только начинаю поглаживать его, он набухает еще больше.

— Пойдем со мной. — Беру его за руку и вытаскиваю из душа, и он идет за мной в спальню. Когда мы доходим до кровати, я легонько надавливаю на его грудь, пока он не ложится.

— Лучше тебя, Паша, никого нет, — говорю я, забравшись на кровать и оседлав его. — Ты единственный мужчина, которого я хочу.

Я беру его член в руку и начинаю лизать головку. Паша вскидывает руку и хватает меня за волосы.

Пока я сосу — сначала медленно, потом быстрее — его хватка на моих волосах не ослабевает. Дыхание его становится затрудненным, и я перехожу к облизыванию. Мне это нравится, чувство восторга разливается по мне, когда вижу, как он теряет самообладание. Никогда бы не подумала, что мне может понравиться ласкать мужчину и как сильно это меня заведет. Но это мой Паша. И я хочу делать с ним все. Я снова беру его в рот — до упора, и он стонет, когда его теплая сперма выплескивается мне в горло. Я проглатываю ее всю.