Без права на слабость (СИ) - Лари Яна

Машина, на что-то наехав, резко тормозит у обочины.

– Накаркал, придурок! – пищит Аська мне в ухо, куда впечаталась лбом, подчиняясь инерции.

Лихо, пробормотав что-то невнятное, принимается шарить трясущейся рукой в бардачке, а я встревожено оборачиваюсь к Лере:

– Детка, ты в порядке? – яростный взгляд, брошенный мне исподлобья, отвечает исчерпывающе: «Перестань меня так называть, идиота кусок!». Хоть тут все в норме. Замечательно. – Лих, пошли, глянем что там.

– Сейчас, – голос Матвея становится высоким и раздражённым, впрочем, неудивительно. На смену эйфории от того, что все целы приходит мандраж. Вряд ли за резиной передних колёс нас ждёт что-то приятное. – У Степашки где-то здесь должен лежать фонарь.

– Под сиденьем глянь, это ж Стёпа – бросаю, открывая дверцу. Чтоб доехать до дома без приключений не хватило метров пятьдесят.

Посвятив под машину телефоном, отхожу к обочине и тихо матерюсь, хотя в данном случае уместнее стало бы помолиться. Собака ничем не хуже человека, по крайней мере, ей можно доверять.

Хлопает дверца, разбавляя шум работающего двигателя неуверенным стуком каблуков. Лера.

– Тим, ну что там?

– Ничего, – оборачиваюсь с беспечной улыбкой. По крайней мере, очень надеюсь с чем-то хоть отдалённо на неё похожим. – На булыжник наехали. Всё в норме.

Едва ли на пьяную голову, напуганная дракой и накрученная нелепой ревностью она спокойно отреагирует на труп сбитой собаки, когда мне и самому тошно. Это зрелище точно не для женских глаз.

– Тогда может, пешком дойдём? Они пусть едут.

Изящная попытка избавиться от Аськи, но мимо. Лера на взводе, меня тоже кроет после драки. Не хочу наговорить ей лишнего и всё испортить. Нам ведь было хорошо утром, в моей спальне, так хорошо, что аж страшно представить каково будет, если мы всё же рискнём зайти дальше. Нет, лучше довезём Асю, отдам Святу обещанные пять косарей и вернёмся на такси. Поговорим с утра, когда эмоции улягутся.

Лихо между тем порывается выйти следом, но я успеваю предостерегающе покачать головой. Он, кивнув, закуривает. Слава богу, дошло.

– Стой, – мягко произношу, не отрывая глаз от левого колеса машины. Если Леру сейчас не остановить, то она запросто может поскользнуться на месиве из кишок, и тогда точно здравствуй, истерика. – Детка, возвращайся в салон. Всё хорошо, мы просто покатаемся, остынем, затем я провожу тебя до самой спальни. Впустишь – даже сказку расскажу...

– Послушай сюда, сказочник, – видимость почти нулевая, но я всё равно различаю воинственный, как у раненой волчицы, прищур, чего более чем достаточно, чтобы проститься с надеждой на мирный исход. Леру понесло. – Мне уже осточертели твои игры. С самого начала на уступки иду только я: пытаюсь понять, простить, подстроиться. Да сколько можно?! Знаешь что, дорогой: либо мы идём домой сейчас, либо нашёптывай свои сказки, кому хочешь. Хоть Асе, хоть самому Матвею, мне плевать!

– Прости, дружище, но я пас, – посмеивается Лихо, стряхивая пепел сигареты через опущенное стекло. – Ты ноги не бреешь, да и вообще не в моём вкусе.

– Вернись в машину, сказал, – рычу, шагая Лере навстречу. Ещё немного и эта упёртая ослица поедет в багажнике. Что-что, а клоуном я не нанимался. Но пока могу – держусь.

– Обойдёшься. Ты мне не брат, не парень – никто! И перестань меня дёргать!

Последнее – итог рывка, которым я одёргиваю Леру от месива перед нашими ногами. Довольно грубого рывка, потому что этим «никто» она засадила мне в печень. Очень болезненно и крайне неосмотрительно.

– Заткнись, и делай что говорю.

– Чао, извращенец. Совет вам да любовь! – прилетает мне вместе со звонкой пощёчиной. Титаническим усилием воли заставляю себя отпустить её локоть и не сорваться вдогонку. Этим я ничего не добьюсь, только сильнее обижу.

Один…

Два…

– Беги, дружок, вину замаливай. Мы как-нибудь сами доберёмся.

Три…

Сорок семь…

– Всё в норме, – бросаю, убедившись, что Лера без приключений вошла в наш освещённый уличным светом двор. Ещё не хватало идти на поводу у пьяной девчонки. Пусть даже тянет к ней до одури. – Поехали.

Развернувшись, просовываю руку в карман толстовки, чтобы достать пачку сигарет и выжечь никотином горький осадок очередной ссоры, но отвлекаюсь на тонкий жалобный скулёж у колеса.

– Она что, живая? – меняется в голосе Матвей.

– Я скорее поверю в реальность твоей потусторонней хрени, – нахмурившись, встаю на корточки, чтобы снова посветить телефоном под днище. – Вот чёрт. А ты ещё кто такой?

– Да что там?.. – взвинчено тянет Лиховский, громыхая какими-то железяками. – Монтировку дать?

– Лучше печку включи. Здесь щенок, совсем кроха. Скорее всего, она его через дорогу переносила. Мелкого к обочине отбросило он и вернулся к матери, пока мы выясняли.

– Вот я олень бухой! Смотрел же… и что теперь делать? Меня мать прибить обещала, если я ещё одну живность в дом притащу. Ась, – оборачивается он к помрачневшей девушке. – Тебе пёсик не нужен?

– Себе заберу, – сам удивляюсь своему решению, однако заворачиваю в толстовку дрожащий комок, понимая, что обязан дать шанс хотя бы ему.

Всю дорогу до Асиного дома как дурак улыбаюсь тревожному сопению, рыжий непоседа так и норовит ткнуться влажным носом мне в пальцы. Перекинувшись парой слов со Святом, машу Матвею рукой и ускоряю шаг, сгорая от нетерпения показать свою находку Лере. Почему-то безумно важно то, как она воспримет нового члена нашей семьи. Мне кажется положительно, может даже именно он нас помирит.

Но первым что я слышу, приближаясь к калитке – её горькие всхлипы и жалобы, доносящиеся со стороны собачьей конуры. Твою ж дивизию! Похоже, разбор полётов неминуем.

Просто сделаем это

Тимур

– Ну почему я такая дура, Дик? – Лера сидит на корточках, обхватив руками лохматую шею пса и такая безысходность хрипит в её голосе, что сердце сжимается от острого укола вины. Это всё из-за меня что ли? Вот так поворот… плохой в смысле. Совсем нежелательный. – И он тоже хорош козёл! Развлекается с другой, потому что я, видите ли, отказалась с ним спать. Ну не могу я так, без взаимности, понимаешь? Ему сейчас хорошо, а мне больно. Дик, почему мне так больно? Будто углей в грудь насыпали.

– Детка… – зову еле слышно, чтобы не напугать, и только затем ступаю в полосу света, тянущуюся от крыльца. Лере нет смысла придуриваться перед собакой, тем более, будучи уверенной в отсутствии свидетелей, а это сбивает меня с толку. Теперь я с уверенностью могу заявить, что запутался окончательно. – Ну всё, хватит сырость разводить. Я здесь, с тобой. Не с Асей, не с Матвеем, не с кем-нибудь другим. Спешил как дурак, подарок принёс… С чего ты вообще взяла, что мне всё равно с кем перепихнуться?!

– А ты с чего решил, что я соглашусь на секс без обязательств?! – вскакивает она сработавшей пружиной.

Я задыхаюсь от негодования окрасившего Лерин тон, тону в боли отпечатанной в заплаканном лице и чувствую, как на смену моей обычной уверенности в себе приходит чувство растерянности.

– А почему нет? – я не хочу её обидеть, но возникшее между нами недопонимание уже невозможно игнорировать. Рано или поздно молчание разведёт нас окончательно, и эту потерю я себе никогда не прощу, поэтому отвечаю с максимальной искренностью, чего бы та мне ни стоила. – Прости, родная, но правда редко бывает приятной. Лёгкие деньги кому угодно вскружат голову, я не собираюсь тебя упрекать. Какой мажор откажется завалить очередную хорошенькую, но малоимущую недотрогу и преспокойно свалить в закат? Ты им тело, они тебе – шмотки, клубы, подарки, наличку. Грубо говоря, всё по-честному. Не могу сказать что я это одобряю… да и речь сейчас не обо мне. Тебе же нравилось водить за нос Беду? Перед ним, хвастающим тугим размером папиного кошелька, ты была готова раздвинуть ноги, даже понятия не имея, как он выглядит и чем вообще дышит, зато меня нищеброда динамишь только так. Сколько нас таких у тебя параллельно было? Хотя лучше не отвечай, мне так будет проще.