Следы на битом стекле (СИ) - Нарская Рина

Сегодня, кажется, вторник, и до Наташиного дня рождения, куда пойти я теперь не имею морального права, осталось всего четыре дня. О том, какие сейчас между ней и Тёмой отношения, я даже не догадываюсь. У него спросить, понятное дело, не могу. Я вообще ничего не могу пока и просто плыву по течению…

**

Болезнь размыла границы между сном и явью. Я не замечаю, как просыпаюсь и снова куда-то проваливаюсь, не понимаю, который сейчас час и плохо помню свои мысли.

Но одну из них я запомнила хорошо.

Она пробралась ко мне в субботу. Словно долгожданное прозрение или откровение всевышнего.

В очередной раз открыв глаза, я наткнулась взглядом на единорожку, которую выиграл для меня Артём. Она сидела на окне, в ряд с другими подобными игрушками, подаренными маме дядей Витей.

И тут я подумала, что зря я раньше так пренебрежительно к ним относилась. Ведь наверняка дядя Витя точно так же хотел порадовать маму, как меня — Артём. Ведь наверняка эти игрушки для неё что-то значат, а она, возможно, много значит для дяди Вити.

Если бы я только догадывалась, насколько была не права...

**

— У тебя такая нежная кожа…

Снова очнувшись от прикосновения, я не сразу различаю чей-то шёпот у себя над ухом. Но спустя мгновение меня парализует дикий, утробный страх.

Чувства обостряются, и в тёмном силуэте над собой я распознаю очертания дяди Вити. От запаха его кожи и близкого дыхания тошнит, я хочу вскрикнуть, но потная шершавая ладонь зажимает мне рот, а губы снова касаются мочки уха.

— Не ори, дура, не пугай мать. Будешь лежать тихо — ничего плохого с тобой не случится.

Но тут щёлкает выключатель, загорается свет, и Витя подскакивает с дивана, как ошпаренный.

Он в одних трусах! Во чёрт, он в одних трусах!..

— Что случилось? — спрашивает застывшая в дверях, хмурая, сонная мама.

— Она стонала во сне, — спешит объясниться застуканный на месте извращенец. — Я подошёл проверить температуру…

— Он трогал меня, мам! — судорожно перебиваю я, ещё сильнее ужасаясь от его вранья, такого наглого и такого подготовленного. Поспешно сажусь в постели, натягиваю одеяло повыше и пытаюсь справиться с овладевшим мною до кончиков ногтей тремором. — Он меня трогал!!!

— Ну конечно, я тебя трогал, я проверял температуру.

— Нет, это неправда! Он говорил, что у меня нежная кожа, мам!

Я с мольбой смотрю на маму, у меня сердце трепыхается где-то в горле, пересохшие и потрескавшиеся от жара губы дрожат, а мама… моя мама мне не верит!

— Не выдумывай, Женя! — обрубает она. — Ты наверняка что-то перепутала!

— Ничего я не путала! Он трогал мою ногу!

— Ооо, ну это уже перебор! — возмущается Витя. — Я понимаю, в бреду может всякое привидеться…

— Ничего мне не привиделось, ты врёшь! — нападаю на него, едва не соскочив с постели, но вовремя вспоминаю, что почти раздета.

Мама с дядей Витей продолжают выяснять отношения.

— Зачем ты вообще пошёл в комнату?!

— Я же сказал, проверить, как она там!

— Надо было меня разбудить!

— Я не хотел тебя будить, тебе же вставать рано! И вообще, с хрена ли ты орёшь на меня, ты что, хочешь сказать, ты ей веришь?! Может, ты думаешь, я правда к ней...

— Да, мам! — снова подключаюсь я. — Он приставал ко мне! Он лапал меня под одеялом!

— Замолчи, Женя! Дай нам разобраться!

— Нет, ты слышишь?! Она серьёзно свои фантазии за действительность выдаёт?!

— Зачем ты заходил к ней?!

— Сказал же, температуру проверить!!! Я ещё чё, оправдываться за это должен?! Вы совсем, что ли, Васюковы, попутали? ! Перекрытые, что ли, совсем?! У одной паранойя, что я на её дочь слюни пускаю, у второй, что домогаюсь её! Да вам в лечебницу обеим пора, пригрел, сск, ненормальных на свою голову!..

Взбешённый дядя Витя всё порывается выйти, но мама его не пускает.

— Ну прости, Вить!.. Ну, извини… — совершенно неожиданно переключается она.

А я сижу с распахнутыми глазами и никак не могу в это поверить! Что? Она ещё и прощение у него просит?.. Да как так?! Мама, как так?!

Я ору внутри, но меня никто не слышит. Мама продолжает цепляться за Витю, как за единственную соломинку, он продолжает играть роль обиженного.

— Не уходи, пожалуйста, нам просто нужно во всём разобраться! Давай поговорим по-хорошему, Вить!

— Да не буду я в вашем дерьме разбираться! Вам нужно — вы и разбирайтесь! А ещё лучше катитесь отсюда обе! Собирай давай чемодан!..

— Ну Витя, ну, Витенька!..

Видеть, как мама унижается перед тем, кто только что лапал её дочь, едва ли не хуже, чем терпеть сами его домогательства. Воспользовавшись моментом, пока до меня никому нет дела, я быстро хватаю с постели единорожку, потом ещё джинсы, кофту и носки, и выскальзываю из комнаты, чтобы больше никогда туда не вернуться.

Мама замечает мой побег, когда я уже почти обулась.

— Женя, куда ты собралась?!

Но остановить не успевает, дверь захлопывается так, что осыпается подъездная штукатурка.

Да пошли вы!.. Без вас справлюсь!.. Лучше пусть меня автобус переедет, чем оставаться с вами под одной крышей!..

Уже на улице меня окончательно захлёстывает истерикой: я начинаю всё громче и громче всхлипывать и, в конце концов, реву навзрыд. Перенесённый стресс выходит из меня так бурно, что я даже идти не в состоянии — опускаюсь на корточки и, съёжившись в комок, поливаю бедную затисканную единорожку слезами.

До тех пор, пока до моих ушей вдруг не доносится знакомый голос:

— Жень, ты?

Глава 32

*Она*

Я никак не ожидала попасться кому-нибудь на глаза. Тем более знакомому. Тем более Валентину.

Что он вообще здесь делает?

— Ты чего ревёшь? — Он подходит ближе.

— Тебя забыла спросить, — огрызаюсь я, но от слёз получается невнятно и жалко.

— Что? — не разобрав, переспрашивает он.

Я выпрямляюсь, молча утираю лицо и шагаю куда-то вперёд, пытаясь понять, какое сейчас хотя бы время суток. На улице темно, горят фонари, я думала, что ночь, потому что мама с Витей явно спали, но теперь не уверена — что делать Валентину ночью у нашего дома?..

— Ты что, плакала? — докапывается он. — Ты куда идёшь? Алё, Женя!

— Отстань от меня! — отбриваю я. — Я просто иду… гуляю.

— Странно ты гуляешь. Так поздно. Одна. Тебе не страшно?

— Отвяжись.

Валентин, как глухой, упрямо игнорируя мою недружелюбность, продолжает сопровождать меня в сторону платформ.

А у меня наконец родилась гениальная мысль — я поеду в Архангельский! У меня же есть ключи от квартиры! Я поеду и буду жить там. Раз маме я не нужна, раз она променяла меня на своего извращенца-Витеньку…

— Что ты делаешь в нашем районе? — грубо спрашиваю ещё одного представителя гнусного семейства.

— Ну, вообще-то я со съёмок, — устало отзывается Валентин. — На электричке приехал.

— С каких ещё съёмок? Ты что, режиссёр?

— Нет. Я вообще-то модель. Но планирую поступать в театральный. На актёрский, правда. Я пока в массовке подрабатываю...

— Мм…

Я даже не пытаюсь сделать заинтересованный вид. Теперь понятно, откуда у Валентина «корона», а остальная информация о нём будет для меня лишней.

— А куда ты идёшь? — снова пристаёт он.

Я отвечаю, что как раз на электричку, чтобы уехать подальше из этого проклятого города.

— Так я же на последней приехал. И в сторону Москвы уже ушла. Ты до пяти утра на платформе будешь мёрзнуть?

— Во ччёрт! — взвываю я с отчаянием, осознавав, что пойти мне решительно некуда. — Чёрт!!!

Разбрызгав от бессилия лужу, снова падаю на корточки и запускаю в спутанные волосы ледяные пальцы. Расплавленная жаром голова отказывается соображать, ноги не держат, но возвращаться обратно сродни самоубийству.

Что же мне делать?! Куда идти?..

— Тебя в гости пригласить? — неожиданно предлагает Валентин, протягивая мне ладонь, и я наконец поднимаю глаза на тёмный силуэт в капюшоне.