Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми
Наташа пыталась найти нужный тон. Часто даже ей самой казалось, что она говорит с ней, как с клиентом: «Тебе нужно что-нибудь? Что ты обычно ешь в школе?» Вопросы казались неловкими, будто она вела допрос. Во время таких разговоров у Сары появлялось настороженное выражение лица, словно она тоже чувствовала себя как на допросе.
Наташа предложила добавить что-нибудь в гостевую спальню, чтобы сделать ее поуютнее, но Сара отказалась. Вежливо улыбнулась, когда Наташа показала ей новое пуховое одеяло и туалетные принадлежности в ванной. Мягко отклонила идею пойти в выходной в магазин и выбрать постеры или картины для украшения стен. Однажды днем, когда Сара была в школе, Наташа зашла в комнату. Она пыталась понять, что Сара за человек, в чем нуждается, но вещи мало о чем могли сказать: дешевая одежда из сетевых магазинов, точно как у других девочек этого возраста, фотография, на которой изображена она и двое пожилых людей, вероятно ее бабушка и дедушка. Несколько книг о лошадях и школьная форма. Вообще Сара была аккуратной девочкой, но, что странно, обувь ее часто бывала в грязи, а джинсы в пятнах и пахли чем-то острым, Наташа не могла понять чем. Когда она спросила однажды вечером, Сара покраснела и сказала, что они с подругой выгуливали собаку в парке.
– Все нормально. Она откроется, нужно время, – уверил Мак, когда Сара удалилась к себе. – Только представь, как это все для нее необычно. За пару месяцев вся ее жизнь перевернулась.
Не только ее, хотелось сказать Наташе. Но вместо этого она взяла документы и пошла на кухню работать, все больше чувствуя себя незваным гостем в своем доме.
– …Поэтому в эти выходные я не еду в Кент.
Конор с трудом верил своим ушам.
– Вы с Маком – приемные родители девочки? – повторил он.
– Не говори так, Конор. Мы не удочерили ее. Я встретила Сару случайно. Она просто у нас поживет, пока ее дедушка не поправится. Кстати, это несколько упрощает нашу жизнь. Снимает напряженность.
Конор смотрел на это иначе.
– Кажется, я чего-то не понимаю, Дока, – сказал он, поглаживая свой кожаный портфель. – Сначала он переезжает к тебе. Теперь вы приемные родители. И ты не можешь уехать со мной на выходные, так как вы играете в семью.
– Это ее первые выходные, – очень спокойно ответила Наташа. – В пятницу приходит социальный работник, чтобы убедиться, что она нормально устроилась. Я не могу вот так взять и уехать, когда она только что у нас поселилась.
– Итак, вы изображаете счастливую семью.
– Конор, не говори ерунды. Думаю, Маку было так же трудно. Когда в доме третий человек, мы не должны относиться друг к другу как прежде.
– Все это очень хорошо, но я вижу это в другом свете. Когда у тебя дети…
– У нас нет детей. У этой девочки своя жизнь, свои интересы. Ее вообще дома почти не бывает.
– И в чем тогда смысл, если ее вообще почти дома не бывает? Ты сказала, в ее присутствии вам незачем общаться друг с другом.
Черт, как трудно спорить с юристом!
– Не передергивай. Она попросилась к нам. Мы с Маком оба решили, что это разрядит атмосферу в доме. К тому же поможет подростку в сложной ситуации.
– Какой альтруизм!
Она вышла из-за стола, подошла к нему и села на подлокотник рядом. Заговорила почти шепотом:
– А если бы ты встретил неиспорченного ребенка, которому был бы нужен кров на несколько недель, чью жизнь ты бы мог изменить к лучшему, что бы ты сделал? – (Теперь он внимательно ее слушал.) – Ты же отец. Представь, если бы речь шла о твоем сыне. Ты бы не молил, чтобы какие-нибудь хорошие люди позаботились о нем? – Она ловила его взгляд. – Когда мы продадим дом, она благополучно вернется к себе, и мы, все трое, можем разойтись по разным дорогам. Всем будет хорошо.
Она хотела взять его за руку, но он отстранился и склонил голову набок.
– Я все это понимаю. Но объясни мне одну вещь. – Он подался вперед. – Как ты объясняешь свое семейное положение официальным представителям? Странное дело! Двое почти не виделись целый год и не испытывают друг к другу никакой симпатии, но внезапно предлагают спасти заблудшую душу… – (Она сделала глубокий вдох.) – Ой-ой-ой. Я знал…
– Да нет же, Конор…
– Вы им не сказали, так? – Его голос стал язвительным. – Они думают, что вы вместе. С официальной точки зрения вы обычная семейная пара.
– Не было смысла говорить об этом… Тебе прекрасно известно, что я не поменяла фамилию.
– Очень удобно.
– Просто не распространялась об этом, – пыталась объяснить она. – И только. Люди знают меня как Макколи. Не знала, что с этим делать.
– И теперь мистер и миссис Макколи удочеряют маленькую девочку. Очень все хорошо складывается, не правда ли? Семья восстановилась.
– Мы ее не удочерили. Это подросток, которому надо где-то жить несколько недель. Перестань, Конор. Не ищи того, чего нет.
Но ему мерещилась целая палитра мотивов, отговорок, хитростей. Дни напролет он ее избегал; если она приглашала провести с ней вечер, он ссылался на занятость или вовсе ее не замечал. Он вернется, говорила себе Наташа. Она смотрела на свой мобильный телефон, который показывал в четырнадцатый раз, что ей звонили только по работе. Значит, надо сосредоточиться на работе.
В доме было тихо. Еще несколько часов он будет принадлежать только ей. Она опустила голову на руки и закрыла глаза. Потом встрепенулась и, сделав глубокий вдох, будто вынырнула, набрала номер своего офиса и оставила сообщение на автоответчике.
– Бен, собери, пожалуйста, все свидетельские показания по делу Ноттингема. И немедленно дай знать, если будут новости из зала суда номер три. Мне кажется, местный орган власти в деле Томпсона собирается подать апелляцию.
Это снова повторилось. У ее кладовки были сложены три скирды свежего сена, распространявшего сладкий аромат летних лугов. Рядом лежал невскрытый мешок корма. Сара за это не платила. Она сжала холодный навесной замок, глядя с удивлением на картину, которая встречала ее дважды за последние две недели, испытывая одновременно благодарность за то, что у Бо имеется корм, и тревогу, поскольку догадывалась, откуда все это взялось.
В конюшню прокралась осень, принеся с собой холодные ночи и, как казалось, неутолимый голод лошадям. Сара взглянула из кладовки на жаровню, которую Ковбой Джон растапливал манильскими конвертами, беседуя со своей собакой. Он наводил порядок в кирпичном сарае, который называл своим офисом, сжигая накопившуюся за многие годы нераспечатанную официальную корреспонденцию. Она попросила у него сена. Он сказал, извиняясь, что продал все Салю, оставив только то, что было нужно собственным лошадям.
