Полина Поплавская - Бриз для двоих
– Знаешь, я ведь едва не опоздал на самолет. А теперь представить себе не могу, как бы я остался в сером, дождливом Париже.
– Ах, Париж! – мечтательно проговорила Эмили. – Я любила его и дождливым, и пыльным… Неужели он еще существует? Для меня он – как сон…
– Я много раз предлагал тебе съездить туда.
– Нет-нет, – почти перебила она.
– Понимаю. Ты не хочешь сверять сон с реальностью.
– Да. Тот сон и эта реальность вряд ли сойдутся… Я достаточно стара и уже успела усвоить, что воспоминания, как и мечты при их исполнении, умеют превращаться в пустоту.
Фраза прозвучала печально, но выражение лица Эмили было при этом довольно лукавым. Фрэнк не ответил, наблюдая, как легко она управляет машиной, а потом, словно вспомнив что-то, спросил:
– Что ты получила в подарок на сей раз?
– Сам увидишь.
Лицо ее казалось серьезным, но Фрэнк знал, что вопрос доставил ей удовольствие.
Едва «фольксваген» свернул на неширокую и тихую Эшли-стрит, у Фрэнка внутри что-то задрожало, и, испугавшись, что не сможет скрыть собственную сентиментальность, он отвернулся от Эмили, но при этом ухо и щека его, обращенные к ней, покраснели. Заметив это, она чуть усмехнулась подкрашенными светлой помадой губами.
Она сразу же оставила Фрэнка одного, сославшись на необходимость что-то купить в магазинчике на соседней улице. Напрасно он пытался скрывать свои чувства. Эмили помнила, как блестели его глаза, когда он впервые приехал сюда после трехлетнего «разрыва». Она и тогда понимала, что дело не только в ней, отчасти заменившей мать уже взрослому, двадцатитрехлетнему мужчине, но и в доме, улице, городке… Рано потерявший родителей, никогда не имевший постоянного дома, перебрасываемый от одних родственников к другим, Фрэнк хоть и не обрел здесь счастья, все же был принят этим домом и его хозяйкой как свой, тот, кого давно ждали. И после отъезда отсюда, все его последние годы были столь же неприкаянно бездомны, как и детство – несмотря на квартиры в Нью-Йорке и Париже, счета в банках и множество знакомых в разных городах и странах.
Оставшись один, Фрэнк поставил чемодан у входной двери и направился в гостиную медленным и осторожным шагом, словно там его ждало что-то таинственное. В гостиной действительно царил полумрак. Фрэнк подошел к одному из окон и раздвинул шторы. На чайном и журнальном столиках, на каминной полке и даже прямо на полу у одного из кресел стояли хрупкие, цветного стекла вазы с узкими горлышками, напоминавшие бокалы для вина. Фрэнк улыбнулся странной ассоциации: он вспомнил, как в одной французской деревушке попробовал что-то вроде каши из виноградного сока, она была вкусной, но, пожалуй, чуть приторной… Он силился вспомнить название или рассказанный ему хозяином дома очень простой рецепт, но память, приученная оставлять в хранилище только самые необходимые сведения, выдавала лишь запах, вкус, цвет… Фрэнк подошел к той вазе, что стояла на полу, присел на корточки и взял в руки один из чуть приоткрывшихся бутонов. Сиреневый тюльпан доверчиво склонил нежные лепестки на его ладонь.
– Я положил трубку на рычаг. Ты не против? – шутливо улыбаясь, спросил Фрэнк.
– О! – Эмили театрально приставила ладонь ко лбу. – А я совсем забыла. Я как раз говорила, когда принесли…
– Да, я видел это великолепие, – сказал он, вздохнув.
Она взглянула на него вопросительно:
– Ты собирался приехать раньше. Тебя что-то задержало в Париже? – Выражение его лица, мгновенно изменившись, чуть не испортило ей настроение. – Нет, не говори, я и так, кажется, знаю. Лучше давай выпьем за твой приезд.
– Мы должны выпить за тебя, ведь сегодня твой день.
– За меня ты еще успеешь. Ну… – Она налила немного вина в пузатые бокалы с витыми ножками. – Я рада тебя видеть, Фрэнк.
– А я тебя, Эми.
Бокалы прозвенели почти как колокольчик у ее двери, и лицо Эмили осветилось улыбкой. Она давно научилась ловить хвостик того мгновения, которое потом можно будет назвать счастливым.
– Да, кстати, – отпив, заговорил Фрэнк, – я, кажется, заглянул всюду, но насчитал только… шестьдесят штук. Двенадцать ваз – ведь так? Но ведь их должно быть…
– Пойдем, – перебила Эмили и, взяв его за руку, потянула за собой.
Они поднялись наверх и остановились у дверей спальни.
– А! – улыбнулся Фрэнк понимающе.
– Сюда ты, как истинный джентльмен, конечно, не заглядывал? – Улыбаясь, она толкнула дверь.
На трюмо, по бокам овального зеркала стояли две старинные хрустальные вазы. Они отражались в зеркале, и оттого ваз становилось четыре. Еще одна небольшая вазочка из белого фарфора поместилась на ночном столике – под определенным углом зрения она выплывала из угла комнаты, точно зазеркальное пространство способно было множить, отдалять и приближать цветы, казавшиеся на расстоянии искусно сделанными из бархата.
– Какое богатство! – воскликнул Фрэнк.
– Неправда ли? Такой необычный цвет… Я даже изменила своим пристрастиям и оставила сиреневые за пределами спальни. Эти больше подходят. Словно диковинные ночные птицы…
Цвет тюльпанов, трудно определимый, смешавший в себе оттенки ярко-синего, лилового, даже черного, напоминавшего цвет спелой сливы, но темнее и насыщеннее, делал их столь необычными, что Эмили и Фрэнк не могли не ощутить их таинственность, их волнующее волшебство.
– Ну… – наконец произнесла Эмили, – теперь хватает?
– Да.
– Семьдесят пять, мой мальчик. Простая арифметика. Но идем же. Не то опоздаем.
Несмотря на свое отношение к Эмили, ее подруг Фрэнк переносил с трудом. Во время праздничного ужина он то и дело удалялся, пользуясь словоохотливостью Анны и Хермины, засыпавших Эмили всевозможными сведениями об успехах и неудачах детей, шалостях внуков, стервозности невестки Анны и ветрености зятя Хермины, а также сплетнями о личной жизни общих знакомых – даже тех, кого Эмили не могла вспомнить. Она лишь изредка задавала вопросы и отпускала ироничные замечания, большей же частью помалкивала, потягивая мартини с плавающими в нем вишенками.
– Дружок, – обратился Фрэнк к одному из официантов, – я хотел бы сделать заказ и взять с собой.
– Я вас слушаю, сэр.
– Э… что-нибудь французское…
Официант поднял брови.
– Только не лягушек, конечно…
Белобровое лицо официанта осталось непроницаемым.
– Может быть, rognons, сэр?
– Почки?
– Да, зажаренные с шампиньонами.
– Подойдет.
– Грудинку?
Фрэнк кивнул.
– Отлично, – отходя, он пожал плечами. – Пожалуй, гурманом меня не назовешь…
Фрэнк не любил сам выбирать блюда. Даже посещая рестораны в обществе юных девушек, он всегда вручал им меню и подчинялся их выбору. А если возникали вопросы, обращался к официанту, но, выбрав блюдо, тут же забывал его название и любое, самое изысканное кушанье поглощал так же незаметно для себя, как пиццу или гамбургер.
