Джетти Вудрафф - Черный Дождь
***
— Мам, он стоит сто восемнадцать долларов. Ты уверена? – спросила я, уже в тринадцать лет представляя, как это дорого.
— Конечно, уверена. Держи, — сказала она, надев мне мою часть медальона на шею. С тех пор я его никогда не снимала
Это было, когда мы были очень счастливы, моя мама и я, и жили в нашем доме на улице Бегония Драйв. В доме, в котором я выросла, с огороженным забором двориком и качелями – шиной, свисающей с дерева в глубине двора. Где у меня была своя спальня со всеми моими вещами. Я проглотила ком в горле, стараясь не думать о последнем дне. Конечно же, именно об этом я и подумала. Я всегда это делала.
Четыре года борьбы. Существует два типа боли: одна, которая мучает вас, и другая, меняет вас. Каково это, когда вы испытываете обе? Я все еще была ребенком. Она все еще нужна была мне в моей жизни. Я не была готова сказать прощай. Я никогда не буду готова отпустить ее.
— Дорогая, есть кто-нибудь, кому бы мы могли позвонить? Где твой отец?
Я слышала слова, которые произносила социальный работник, четко и ясно. Но не воспринимала их. Я вообще не понимала, о чем она говорит. Я повернула голову в сторону женщины, сидевшей напротив нас. Она быстро отвела взгляд, вернувшись к своей газете и прикидываясь, будто ей это не интересно. Любопытная сучка. Мой мозг не сумел послать эти слова к моим губам. Они громко кричали у меня в мозгу, но так и не смогли выразится в звуки.
— Микки, ты знаешь, где твой отец? – Спросила Мисс Дэвидсон, взяв меня за руку. Я проглотила комок в горле и опять покачала головой, все еще пытаясь вымолвить хоть слово. Она ушла. Все эти годы борьбы. Она ушла. Все мои занятия в средней школе. Она умерла. Это несправедливо. Моя мама не заслужила этого. Я не заслужила этого. Почему я? После всего, чем я пожертвовала ради нее. Почему я? Почему она? Почему моя мама?
Почувствовав горечь в горле, я вскочила со стула и побежала в другой конец коридора. Зеленая желчь забрызгала унитаз, и я заплакала, согнувшись от боли. Нет на свете боли хуже, чем боль от потери мамы. Я никогда не оправлюсь от этого. Как мне дальше жить? Я была семнадцатилетней сиротой, и моя мама умерла. Где бы она не была, это вдруг стало лучшим выбором. Я не хотела жить без нее. Я никогда больше не услышу ее слов. Моя мама умерла.
— Я дам тебе несколько минут, милая. Мы должны позвонить кому-нибудь, кто приедет и заберет тебя.
Я плюнула в унитаз и выпрямилась, глядя на нее, — Ах да? Кому же, мисс Дэвидсон? Мой отец стыдится меня, он так и не признался, что является моим отцом. Кому Вы хотите, чтобы я позвонила? Через три месяца мне исполнится восемнадцать, возможно вы сможете включить меня в списки на усыновление.
— Макайла, ты все еще старшеклассница. Мы можем отправить тебя в приют до окончания школы.
— Что тоже случится через три месяца. А что потом? Просто уходите. Со мной все будет хорошо.
— Я не могу этого сделать, Макайла. Ты несовершеннолетняя.
Гм! – Перестаньте называть меня Макайла. Серьезно? Вы не можете оставить меня, потому что мне нет восемнадцати, но, когда мне исполнится восемнадцать буквально через три месяца, Вы вышвырните меня на улицу. Очень разумно, — упрекнула я едко.
— Микки, должен же быть хоть кто-то, кому мы можем позвонить. Я действительно не хочу отправлять тебя в чужой дом сегодня вечером.
— Вы сказали, что дадите мне немного времени. Можете просто оставить меня одну?
— Конечно, я пока сделаю пару звонков. Подумай, кому мы можем позвонить. Я передам тебя любому взрослому, который согласится принять тебя. Наверняка у тебя есть друг, которому ты можешь позвонить?
— Я подумаю, — солгала я. У меня никого не было. Последние четыре года я провела, ухаживая за своей умирающей матерью, и все впустую. Она все равно умерла. Я проглотила горький комок и взяла себя в руки. Что мне делать? Мне нужно что-то придумать. Я не собиралась ехать в какую-то приемную семью, не после того, что пережила сегодня.
Я никогда о нем не думала – больше никогда. Должно быть в этом все проблемы. Внезапная вспышка ярости пронзила мою кожу и наполнила меня волной гнева, о которой я даже не подозревала. Я имею в виду, я знала, что ненавижу ублюдка, но не настолько.
Зная, что у меня не было другого выбора, как только сбежать, я выглянула за дверь. Мисс Дэвидсон разговаривала по сотовому в конце коридора. Я показала на свой рюкзак, надеясь, что дама, спрятавшаяся за газетой, проявит свое любопытство еще раз и поможет мне сбежать. Я приложила к губам палец и указала на социального работника.
Да!
Оглянувшись, дама подняла мой рюкзак. Мисс Дэвидсон спрашивала о семье Хендлин, пытаясь найти для меня место. Мне не понадобится ни семья Хендлин, ни какая-либо другая из ее семей.
— Спасибо, — прошептала я, взяв рюкзак и быстро пошла по коридору. Слезы наполнили мое сердце, и оно снова начало болеть. Как только я выйду из больницы, все кончится. Это происходило в действительности. Сделав глубокий вдох, я вышла через двойные двери, чтобы больше никогда не увидеть свою маму снова.
Я шагала вниз по бетонным ступенькам, вдыхая воздух, которого в Чикаго, казалось, не было. Он пропал. Как и моя мама, воздух исчез. Чем дальше я убегала от Мисс Дэвидсон, тем ближе была к нему. Два переулка, мост, метро и девять миль спустя я была почти там. Что бы я ему сказала сейчас?
Мне было плевать, кто его окружал. Я надеялась, что вокруг будут сотни людей, клиентура высокого класса, работники и даже его семья. Мне было все равно. Я собиралась обозвать его всеми нецензурными словами, какие только придумала бы. Кем, черт возьми, он себя считал, приехав сюда и насмехаясь мне в лицо? Я бы показала ему. Я бы всем показала, кто я такая. Я сделала бы его церемонию торжественного открытия самой незабываемой из всех, что он когда-либо имел.
Прежде чем я поняла, что делаю, я бежала со всех ног. Мне пришлось. Я слишком боялась. Уверена, если бы я не бросилась бежать, я бы съежилась, превратившись в жалкий плотный комочек, и тоже умерла. Как он посмел приехать в мой город и насмехаться мне в лицо. Как он смеет думать, что выйдет сухим из воды, дважды… я собиралась показать ему. Возможно у меня не так много средств нападения, возможно я даже попаду в тюрьму, но по крайней мере, он будет знать, черт возьми, кто такая Микки Карли. Я хотела убедиться в этом.
Вот тогда я и столкнулась с ним. Называйте это судьбой, называйте это совпадением, называйте, как хотите, но я полагаю, что для этого была веская причина. Высшие силы заставили мое тело врезаться в него. Я всегда буду верить, что наши пути пересеклись по воле судьбы, а не случайно. Я не уверена на сто процентов, что моя мама не подтолкнула меня к нему. Не знаю, что случилось. Я увидела парня, ходившего кругами и разговаривавшего по телефону. Он был в смятении, размахивая руками и крича на того, с кем разговаривал.
