Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга вторая
С невинным видом и крайне довольная собой, она села на место.
— Ты неисправима, Катарин! — Терри покачал головой, но в его глазах сквозило восхищение.
— О-о, я это знаю. — Озорно, как ребенок, улыбнулась ему Катарин. — Но порой так хорошо быть неисправимой. И потом, я же добилась своего, не так ли?
— Да, но если бы Хиллард сначала переговорил с Виктором? Где бы ты была тогда?
Катарин наградила его уничижительным взглядом и саркастическим тоном заявила:
— Ты плохо знаешь Хилли — он ни за что бы не унизился до этого. Я была абсолютно уверена в том, что он немедленно свяжется с тобой, чтобы попытаться отодвинуть Виктора, — он именно так и поступил. — Она пожала плечами. — Элементарная психология, мой дорогой Ватсон.
— Именно так, Холмс, именно так, — поймал реплику Терри, невольно принимая ее игривый тон. Он допил свой чай, откинулся в кресле, закинув ногу за ногу, и закурил сигарету, следя чуть прищуренными глазами за Катарин. Многие сочли бы ее хитрой и коварной женщиной, но Терри предпочел бы воздержаться от столь категорических оценок. Он бы назвал ее скорее проницательной, нежели коварной. Оглядываясь назад, он должен был признать, что это был далеко не первый случай, когда Катарин демонстрировала замечательную способность глубоко проникать в мысли и чувства других людей. Возможно, тому способствовала ее внешняя, почти детская наивность, скрывавшая ее недюжинный ум.
Грациозно нагнувшись над столиком, чтобы долить чайник кипятком, Катарин спросила:
— Еще чашечку, Терри?
— Да, спасибо.
Он продолжал оценивающе разглядывать ее. Катарин была одета в белую, сшитую на заказ из тонкого полупрозрачного хлопка блузку и темно-синюю хлопчатобумажную юбку, очень простые и скромные, к которым как нельзя лучше подходило название «одеяние школьницы». Ей действительно на вид можно было дать не больше шестнадцати. Терри пришла на ум фраза Петруччио из «Укрощения строптивой»: «Еще свежа, как весенние цветы». Да, Катарин производила сегодня именно такое впечатление со своими распущенными каштановыми волосами, свежим выразительным лицом, почти лишенным косметики, не считая полоски ярко-красной помады на губах. «Красотка Кейт, милашка Кейт из Кристендома, Кейт из Кейт-Холл, Кейт — лакомый кусочек», — снова словами Шекспира подумал про себя Терри. Но в ней нет ни капли сварливости. Напротив, в ней чувствуется некая беззащитность, которая всегда так трогала сердечные струны Терренса Огдена. Тем не менее он знал, что она обладает железной волей, поразительной самонадеянностью и громадным упорством. Может быть, именно в подобной интригующей двойственности и таится секрет ее неотразимости? Однажды, много месяцев тому назад, Терри всерьез подумывал о том, чтобы увести ее со сцены, схватить в охапку — в прямом и переносном смысле — и затащить в свою постель. Но вдруг он отказался от своего намерения. Больше он подобного желания не испытывал. Впрочем, теперь это не имело значения. К нему снова вернулась прежняя любовь. Он вновь ощущал себя цельным человеком, живущим полной жизнью. К нему вернулся смысл существования.
— Ты кажешься ужасно серьезным, Терри. Что-то не так?
— Нет, киска, просто немного задумался, вот и все, — нежно улыбнулся ей Терри.
Катарин ответила ему улыбкой, отхлебнула глоток чая, поставила чашку на столик и осторожно спросила:
— А что будет… с Хилари?
Терри вздрогнул. Катарин будто тронула обнаженный нерв. Намеренно или случайно она спросила? Многое ли ей известно? О чем она догадывается? Он весь напрягся внутри, но внешне невозмутимо переспросил:
— А что — с Хилари?
— Как она отнесется к известию о том, что ты подписал контракт и скоро укатишь в Калифорнию?
— Она вне себя от радости за меня. Убеждена, что только в Голливуде можно стать звездой мирового класса. Ты же знаешь Хилари — она всегда желает своим друзьям самого лучшего.
— Да, она — очень милый человек.
Катарин отвернулась, не вставая с кресла, и посмотрела в окно. Она чуть было не ляпнула, что Хилари будет тосковать по нему, но вовремя спохватилась и проглотила эти слова. Несмотря на вновь обретенную близость с Терри, в их отношениях оставались границы, которые она не решалась переступать. В Терри всегда ощущалась некая отстраненность, исходившая из глубины его существа, которая ограждала его от определенного сорта фамильярности. Он был непревзойденным актером, особенно в своих блестящих, ошеломляющих интерпретациях шекспировских героев. Катарин всегда ясно отдавала себе отчет в том, что он занимает особое место в английском театре, и это тоже немного стесняло ее, хотя Терри всегда держался на равных с товарищами по ремеслу. Подумав секунду, Катарин обернулась к нему и спросила:
— А как Норман? Что он сказал по этому поводу?
— Ах, мой добрый старый Норман! Он, конечно, невероятно гордится мной и очень взволнован. Я забираю его с собой в Калифорнию, и Пенни, разумеется, тоже. Оставаясь моим костюмером, Норман согласился освоить обязанности личного секретаря и немного шофера. Полагаю, что его можно будет считать чем-то вроде мажордома или, точнее, мастера на все руки, — улыбнулся Терри. — А Пенни будет следить за домом на правах неофициальной экономки. Видишь ли, я решил снять там дом на пару лет. Хилли считает, что «Монарх» сумеет подыскать для меня что-нибудь подходящее в Беверли-Хиллз, либо в Бель-Эйр.
Терри затушил окурок сигареты в пепельнице и с воодушевлением закончил свою речь:
— Я действительно многого жду от этого переезда за океан — сейчас самое время во всех отношениях. А ты уже решила, где остановиться, киска?
— Сначала Виктор подумывал о том, чтобы снять для меня бунгало в отеле в Беверли-Хиллз, но потом передумал. Наверное, буду жить в отеле в Бель-Эйр. Он считает, что так лучше, но, правда, не знаю — почему.
Катарин склонилась поближе к Терри и, сверля его взглядом, с энтузиазмом воскликнула:
— О, мой дорогой, мы чудесно проведем там время вместе! Ведь мы сумеем повеселиться, не правда ли?
— Конечно, любовь моя.
Терри на мгновение задумался, а потом заметил:
— Он все-таки производит очень обманчивое впечатление, не так ли?
— Кто? — слегка нахмурившись, спросила Катарин.
— Виктор Мейсон.
— Я не совсем поняла, что ты имеешь в виду?
— На первый взгляд он кажется очень простым и добродушным, но это не так. Виктор — крепкий орешек. Он жесток и чертовски упрям. В последнее время я не раз наблюдал за его стычками с Марком Пирсом, причем далеко не всегда дело касалось перерасхода средств, хотя деньги для него тоже многое значат. Он просто все желает делать по-своему и, Богом клянусь, умеет настоять на своем. Мне кажется, что под небрежным, ленивым очарованием Виктора скрывается тиран.
