Даниэла Стил - Обещание страсти
Они открыли еще одну бутылку вина, и Кассия внезапно стала выглядеть шаловливой, какой становилась всегда, когда хотела выжать из него обещание. Он вдруг почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он понял, что это еще не все. Он испытывал это чувство всякий раз, когда у нее был такой взгляд. Взгляд, который так остро напоминал ему ее отца. Взгляд, который говорил, что план уже продуман, решение принято и ничего нельзя сделать, чтобы изменить это. И что теперь?
Она взяла утреннюю газету и открыла ее на второй странице. Эдвард представления не имел, что он пропустил. Он внимательно прочитывал эту газету каждое утро. Но она указала на колонку светской хроники, подписанную Мартином Холламом, а ее-то он этим утром не потрудился прочитать.
На самом деле это была очень странная колонка, и появилась она около месяца назад. Это был немного циничный и исключительно проницательный обзор, посвященный тому, чем занимается светская публика на своих закрытых приемах. Автор проявил очень хорошую осведомленность в этом вопросе. Никто не имел ни малейшего представления, кто такой Мартин Холлам, и все старались выяснить, кто мог бы стать предателем. Кем бы он ни был, он писал довольно беззлобно – но, безусловно, с хорошим знанием внутренней информации. Кассия указала на верхнюю часть колонки.
Он внимательно прочитал ее всю, но не нашел упоминания о Кассии.
– Ну и что?
– А то, что я хочу познакомить тебя с моим другом. Мартином Холламом.
Она открыто рассмеялась, и Эдвард почувствовал себя немного не в своей тарелке. А потом она со смехом и таким знакомым аметистовым блеском глаз протянула ему руку для рукопожатия.
– Здравствуйте, Эдвард. Меня зовут Мартин. Как поживаете?
– Что? Кассия, ты шутишь!
– Я не шучу. И никто никогда об этом не узнает. Даже редактор не знает, кто это пишет. Все идет через моего литературного агента, а он исключительно сдержанный человек. Мне пришлось согласиться на пробный месяц, чтобы показать им, что я знаю, о чем пишу, но сегодня нам дали ответ. Колонка теперь будет печататься на регулярной основе три раза в неделю. Ну, разве это не восхитительно?
– Восхитительно? Это возмутительно! Кассия, как ты могла?
– Почему бы и нет? Я не пишу ничего такого, за что мне можно было бы предъявить иск, и я не раскрываю ничьих секретов, которые могли бы разрушить человеку жизнь. Я просто информирую и развлекаю публику.
И в этом была вся Кассия. Высокородная Кассия Сент-Мартин, К. С. Миллер и Мартин Холлам. С момента, когда началась ее писательская карьера, прошло семь лет. Теперь она добилась успеха, и это только добавило ей очарования. В глазах Эдварда это придавало ей таинственность и почти невыносимый соблазн. Кто, кроме Кассии, смог бы провернуть такое дело? И удержаться в течение столь долгого времени. Эдвард и ее агент были единственными, кто знал, что высокородная Кассия СентМартин имеет и другую жизнь, в отличие от той, которую так экстравагантно описывают в газетах и время от времени в журнале «Тайм» в колонке «Персоналии».
Эдвард снова посмотрел на часы. Сейчас, после десяти утра, можно ей позвонить. Он протянул руку к телефону. Это был единственный номер, который он набирал сам. После двух звонков она ответила немного хрипловатым, как всегда по утрам, голосом. И этот голос он любил больше всего. В нем было что-то интимное. Ему всегда было интересно, в чем она спала, но он тут же осуждал себя за такие мысли.
– Добро пожаловать домой, Кассия.
Он улыбнулся, глядя на фотографию в газете, все еще лежавшую на столе.
– Эдвард! – Он почувствовал теплоту и радость в ее голосе. – Как я по тебе скучала!
– Но не настолько, чтобы прислать мне хотя бы открытку, маленькая кокетка. Я обедал в прошлую субботу с Тоти, а она хоть изредка получала от тебя письма.
– Это совсем другое. Она погрузится в депрессию, если я не буду сообщать ей, что жива.
Она рассмеялась, и он услышал, как звякнула чашка, ударившись о телефон. Чай. Без сахара. Немного сливок.
– А ты не думаешь, что я тоже могу впасть в депрессию?
– Конечно, нет. Ты настоящий стоик. Это было бы дурным тоном. Noblesse oblige[1], и так далее, и так далее.
– Ну, хорошо-хорошо.
Ее прямолинейность часто смущала его. Но она была права. В нем было очень развито понимание того, что является плохим и хорошим тоном. Именно поэтому он никогда не говорил, что любит ее. И не говорил ее матери, что любил ее.
– И как там было в Марбелье?
– Ужасно. Наверное, я старею. Дом тети Хил буквально кишел восемнадцатилетними подростками. Бог мой, Эдвард, они родились на одиннадцать лет позже, чем я. Почему они не остались дома со своими нянями?
Он рассмеялся, услышав возмущение в ее голосе. Она все еще выглядела двадцатилетней. Но, правда, очень искушенной двадцатилетней.
– Слава богу, я провела там только уик-энд.
– А перед этим?
– Ты разве не читал мою колонку сегодня утром? Там говорится, что я провела большую часть лета в уединении на юге Франции.
Она опять рассмеялась, и он улыбнулся. Так приятно снова услышать ее голос.
– На самом деле я провела там часть времени. На яхте, которую арендовала, и там было очень мило. И спокойно. Я очень многое успела написать.
– Я читал твою статью о трех американцах, сидящих в тюрьме в Турции. Очень гнетущая статья, но написана великолепно. Ты там была?
– Конечно, была. И вправду там было мрачно, как в аду.
– А где еще ты побывала?
Он хотел сменить тему.
– О, я побывала на приеме в Риме, на демонстрации коллекции мод в Париже, в Лондоне, чтобы увидеть королеву. «Где ты была сегодня, киска? Я была в Лондоне, чтобы увидеть…»
– Кассия, ты просто невозможна.
Но так очаровательна.
– Увы. – Она сделала большой глоток чая и закашлялась. – Но я скучала по тебе. Досадно, когда некому рассказать, что я делаю на самом деле.
– Очень хорошо, давай встретимся, и ты расскажешь мне все, чем ты на самом деле занималась. Как насчет обеда сегодня в «Ла Гренуй»?
– Замечательно. Мне нужно повидаться с Симпсоном, но я могу встретиться с тобой после этого. Час дня подойдет тебе?
– Вполне. И Кассия…
– Да?
Ее голос стал низким и нежным, неожиданно не таким оживленным. По-своему она тоже любила его. Почти двадцать лет он смягчал удар, полученный ею после гибели отца.
– Мне действительно очень приятно, что ты вернулась.
– И мне очень приятно знать, что кого-то это интересует.
– Глупышка, ты говоришь так, будто никто больше не любит тебя.
– Это называется «синдром бедной маленькой богатой девочки», Эдвард. Это можно назвать профессиональным риском для богатой наследницы. – Она рассмеялась, но что-то в ее смехе обеспокоило его. – Увидимся в час.
