Девочка со свечкой (СИ) - Теплова Юлия

Проходящий мимо мужчина окидывает меня высокомерным взглядом с головы до ног.

Целенаправленно иду в маленький зал, напоминающий зимний сад. Раньше там висели Настины работы.

Мне везет, здесь никого. Все заняты раздариванием фальшивых улыбок и демонстрацией тонкого вкуса.

Мои шаги эхом разлетаются по залу. В носу начинает щипать, потому что в зале осталась одна, самая трогательная, Настина работа — мой портрет, написанный угольной пудрой. Все остальное исчезло. Распродано или отправлено на склад за ненадобностью. Тут уж я бессильна. У Насти был подписан договор с Федорцовой.

У меня никогда не хватит денег, чтобы выкупить свой портрет, а Свечкиными накоплениями я распоряжаться не буду.

Подхожу ближе, чем позволяет серая линия на полу. Хочется провести по нему пальцем, но я сдерживаюсь. Делаю несколько шагов назад. В голове звучит Настин голос:

— Если ты еще раз почешешь нос, я тебя покусаю. Сиди ровно.

Вытираю щеку и обхватываю левой рукой предплечье. Слышу уверенные шаги сзади. Меня обдает бархатным парфюмом, оседающим на языке. Поворачиваю голову — Федорцов. Он тоже рассматривает картину. У меня правильные черты лица: пухлые губы и аккуратный нос, только слегка опущенные внешние уголки глаз делают взгляд печальным. Подростком я ненавидела свои глаза, а потом привыкла.

— Она красиво писала.

Злюсь, что он нарушил такой важный для меня момент — на секунду я смогла с новой силой соприкоснуться с прошлым. Молчу.

— Зачем ты здесь, Инга? — Чувствую его взгляд: щеку обжигает холодом.

— Чтобы приобщиться к прекрасному, Марк Николаевич. — Встречаюсь с ним глазами.

Наши плечи почти соприкасаются. Нужно извиниться за глупую фотографию, но я не решаюсь. Не выдерживаю его взгляд и отвожу глаза.

— Кстати, здравствуйте.

— На парковке ты предпочла меня проигнорировать. — Он продолжает наблюдать за мной.

Что ему надо? Дел своих нет? Делаю глоток шампанского. Кислый вкус заставляет сморщиться.

— Вы были в сопровождении. — Даже я сама слышу укоризненные интонации в голосе. — Девушка, жена или любовница?

— Это не твое дело, Инга, — холодно отвечает он.

— Вы правы. Надеюсь, вы будете гореть в аду за то, что подняли руку на женщину. — Озвучивая это, на удивление, не чувствую ничего. Сколько раз я мечтала сказать ему это в лицо.

— Я ее не бил, и ты это знаешь.

Я разворачиваюсь, чтобы выйти из зала. Бросаю последний взгляд на него. Голубые глаза потемнели, в остальном — полное спокойствие. Я позволяю себе подобное только потому, что чувствую свою правоту. В противном случае, я бы предпочла, чтобы он и дальше игнорировал меня.

— Хорошего вечера, Марк Николаевич. — Салютую бокалом и выхожу из зала, чувствуя спиной его взгляд.

Ситуация была неоднозначная, но я все равно не могу его простить. Так не поступают по отношению к тем, кого любят или хотя бы любили.

Началась официальная часть. И я могу лицезреть Лидию Владимировну, взявшую слово. Надо отдать должное: она роскошно выглядит. Подозреваю, что делала подтяжку. Нельзя в ее возрасте иметь такой овал лица. На ней очень красивые серьги и простое платье-футляр.

Морально готовлю себя к разговору с ней. Я знаю, что скрывается за ее улыбкой и обаянием. Если будет нужно, она по головам пойдет. Люди делятся для нее на «нужных» и разного рода «челядь», вроде меня.

С трудом дождавшись момента, когда она направится в сторону коридора со служебными помещениями, я бегу за ней. Интересно, как она не заметила меня. Я больше часа ни на секунду не выпускала ее из виду.

Она скрывается в своем кабинете. Я тихонько стучу, не дожидаясь ответа, открываю дверь и вхожу.

5

Вижу в антикварном зеркале в золотой раме ее отражение. Лидия Владимировна стоит, склонившись над столом, и что-то записывает в ежедневник. Рядом лежит пачка каких-то бумаг. Складывается ощущение, что она на минутку заскочила в кабинет, чтобы сделать пометку. Она не слышала моего стука.

Захожу в кабинет и останавливаюсь напротив письменного стола. Она поднимает голову, услышав шаги, окидывает меня равнодушным взглядом и приподнимает тонкую бровь, мол: «Заблудилась, детка?»

— Здравствуйте, Лидия Владимировна. Вы, наверное, меня не помните … — Хочу продолжить, но она выпрямляется и, постукивая изящной ручкой по пальцам, перебивает меня:

— Отчего же, помню. Ты — сестра Анастасии, Инна.

— Инга.

— Неважно. Чем обязана? Не помню, чтобы тебя сюда приглашали.

Она продолжает стоять, показывая, что не намерена тратить на меня время. Мне некомфортно находиться с ней один на один. Как будто меня вызвали на ковер к директору.

С Федорцовой мы виделись от силы пару раз, когда Настя брала меня с собой в галерею. Лидия Владимировна не считала нужным даже поздороваться, а теперь я стою перед ней и надеюсь на честные ответы.

— Я не отниму у вас много времени. Хочу задать только пару вопросов касательно Насти.

Она молчит и продолжает смотреть на меня. У нее теплый цвет глаз, совершенно не сочетающийся с их выражением. Я продолжаю:

— Я почти ничего не знала о ее работе. Может быть, у нее были какие-то враги или недоброжелатели?

Она весело хмыкает. Я расцениваю это как «Да кому она сдалась?». Лидия Владимировна проходит мимо меня и садится на вельветовый диван. Элегантно скрещивает ноги и откидывается на мягкую спинку.

— Она выставлялась здесь по протекции Марка. Все договоренности выполняла в срок, быстро начала приносить мне деньги. — Она разводит руки в стороны и снова сводит их в легком хлопке. — У меня не было к ней претензий.

Да что ты? А то, что Федорцов сделал ей предложение?

— Но вы не очень огорчились, когда она с вашим сыном рассталась.

— Я не смешиваю работу и личные взаимоотношения. Это называется профессионализм, девочка.

Меня коробит от ее небрежного обращения, но я стараюсь спокойно говорить дальше.

— А какие у нее были отношения с сотрудниками галереи?

— Рабочие. — Мне кажется, ее забавляет наш разговор. Она смотрит на меня, как гиена, раздумывающая, сожрать добычу сейчас или немного поиграть с ней. — Художники появляются здесь крайне редко. Большую часть времени они проводят в одиночестве дома или в мастерских. Вряд ли она обзавелась здесь врагами. К чему эти вопросы? Я тогда сразу сказала следователю, что Анастасия сбежала.

Сцепляю руки за спиной и удивленно дергаю подбородком. Лидия Владимировна продолжает:

— Может, решила новую жизнь начать. Кто знает, что у человека в голове.

Я судорожно соображаю. Даже если она что-то и знает, то ничего мне не скажет. Но в одном она права: Свечка приносила ей хорошие деньги. Ее картины прекрасно продавались. У Насти были свой стиль и умение смотреть глубже, чем другие.

Она быстро начала зарабатывать неплохие деньги: сделала маме ремонт, обновила всю кухонную технику, оплачивала мне на каникулах лучших репетиторов. У нас в глуши никого, кроме старенькой учительницы по английскому, не найдешь, а математичка живет на грани нервного срыва от одних каникул до других.

— Спасибо. — Я не заметила, как начала кусать губы. — Я пойду. Хорошего вечера.

Прохожу по пустому коридору вдоль нескольких дверей и снова попадаю в эпицентр торжества. Мимо снуют официанты в розовых рубашках. Несколько девушек делают селфи у стены, украшенной цветами.

Решаю не искать Анюту, ограничусь сообщением с повторной благодарностью за приглашение. Чувствую разочарование — сама не знаю, что я надеялась услышать от Федорцовой.

Накидываю куртку и встречаюсь взглядом с Марком Николаевичем. Он стоит в обществе блондинки, с которой приехал, и какого-то мужчины с огромным животом. У него умные и холодные глаза. Мне никогда не понять, что у него на уме. Способен ли этот человек испытывать чувства? Умеет ли любить или сострадать?

Киваю ему и выхожу на улицу. Город окутали сумерки. Иду по освещенной фонарями улице, чувствуя себя бесконечно одинокой.

Через полчаса я захожу в забегаловку рядом с домом. Здесь сомнительная публика, пластиковые столы и частые драки, но очень вкусно и дешево. Беру две котлеты по-киевски, пюре, овощной салат и, вспоминая о Наташе, заказываю еще куриный бульон.