Лабиринты чувств - Дубровина Татьяна
— Какое это имеет отношение к… — начала было Юля, но Ольга, не слушая ее, продолжала:
— Но он женат. Можно бы, конечно, попробовать, закрутить с ним, да жена, говорят, такая стерва — ни за что не отпустит. Держит бедного в ежовых рукавицах.
— Фу-ты, ей про Фому, а она про Ерему! Я об учебе говорю, а не о мужиках!
— А я как раз о мужиках. И нахожу это совершенно естественным. Потому как лично я — особь женского пола. А ты?
— Я тоже, успокойся.
— Что — то не похоже.
— Оль… А как же родители?
— А что родители?
— У мамы сердце… Она так мечтала, чтобы мы получили диплом! Что с ней будет, когда узнает?
Оля изумленно уставилась на нее:
— Откуда она узнает, скажи на милость?
— А как же!
— Да так же! Я не собираюсь ставить черепов в известность.
— Все равно новость выплывет рано или поздно!
— Если только ты настучишь, ненаглядная моя! Чтобы тебя, такую правильную и честную, мамочка с папочкой погладили по головке. А мне бы, напротив, без конца талдычили: бери, никчемная, с нашей Юлечки пример!
Юля обиделась:
— Когда я тебя выдавала? Не было такого!
Ольга глубокомысленно, по-философски промолвила:
— Все однажды случается впервые…
Было ясно, что сестру не переубедить, однако Юля все пустила в ход последний аргумент:
— Тебе так нравится Москва, а теперь ведь придется уехать. Жить-то будет негде, из общаги выпишут…
Ольга возразила:
— «Выпишут» и «жить негде» — это разные вещи.
— Почему?
— Доходит до тебя как до жирафа. Ну, выпишу! Это в документах. А жить-то я останусь в Москве!
— Где?
— Где-где? В твоей комнате. Под твоим именем. Ты ведь, надеюсь, не завалишь следующую сессию? Тебя-то отчислить и выписать не должны?
— Н-нет…
— Ну и прекрасно. Дело в шляпе.
— Погоди… Ты — на мое место. А я?
— Что — ты? Вот эгоистка, все о себе да о себе! У сестры беда, — тут Оля неожиданно всхлипнула, — а она… Хочешь вытурить меня на улицу, да? Оставить без крыши над головой? Ну и пожалуйста! Буду ночевать на вокзалах! Пойду на панель! Вот мамочка обрадуется, если узнает!
— Да нет же! — готовая расплакаться, выкрикнула Юлька. — Я тебя не гоню! Только… мне-то куда деваться?
Ольга моментально успокоилась, сказала рассудительно:
— А зачем тебе куда-то деваться? Числиться тут будешь одна, а поселимся вместе. Главное — через вахту не вдвоем проходить, а по очереди. Нас ведь все путают…
— Ладно, — с сомнением покачала головой Юлия. — Только… не люблю я врать…
— А это будет святая ложь. Ложь во спасение.
— Все равно вранье.
— Пусть вранье, но во спасение же! Только не говори, пожалуйста: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
— Я и не говорю, — поникла Юлька. — Я молчу.
— Вот и помолчи! «Молчание — золото», — как сказал какой-то мудрый человек.
— Не все то золото, что блес…
— Зануда! — резко оборвала ее Ольга и, глянув на часы, поспешно вышла из комнаты: у нее было назначено свидание с очередным ухажером, который в данный момент не казался ей «фигней», потому что отец у него был хозяином крупной аудиторской фирмы. Что значило «аудиторская» она, правда, не знала. К чему забивать голову лишней информацией?
Так и полетели годы: для Юлии Синичкиной — студенческие, для Ольги — вольные и беспечные.
Родители оставались в неведении, наивно считая, что обе дочери получают высшее образование.
Приезжая на каникулы в родной Саратов, Юля первым же делом хвасталась своей зачеткой, в каждой графе которой неизменно красовалось «отл.»
Оля же скромно опускала глазки и укоризненно говорила сестре:
— Что за мания — выставлять свои достижения напоказ! Как будто и без того непонятно, что мы умеем учиться!
И Юля, из чувства солидарности, а еще более — из нежелания огорчить мать с отцом, — подыгрывала ей:
— Могут же у меня быть маленькие слабости! Что поделаешь: люблю, когда меня хвалят!
И на другой же день весь город знал, что обе дочери Елены Семеновны и Виктора Анатольевича — круглые отличницы, да не в каком-нибудь провинциальном институтишке, а в Московском государственном университете!
У родителей прибавилось заработков: самые богатые и влиятельные люди Саратова старались нанять их к своим отпрыскам в качестве репетиторов по литературе и английскому.
— Вот видишь, — торжествовала Ольга, — а ты хотела растрепать про мое отчисление!
— Да не хотела я!
— Хотела-хотела, не увиливай!
…Вначале девушки ютились в общежитии на одной койке. Но Юлька не высыпалась: ведь ей нужно было с утра бежать на занятия, тогда как Ольга продолжала нежиться одна в теплой постели, сколько душа хотела.
Затем они тайком пронесли в комнату дополнительную раскладушку — правда, спать на ней пришлось опять-таки младшенькой, как всегда, уступившей более удобное место сестре.
Но вскоре Ольга стала исчезать надолго, иногда на несколько дней или даже недель кряду.
Как грибы после дождя откуда ни возьмись появлялись многочисленные претенденты на ее сердце. И девушка, выбрав того, который казался ей наиболее перспективным в смысле дальнейшей совместной жизни, переезжала к нему.
Тогда Юлька отсыпалась вволю!
Впрочем, ни один Ольгин роман не заканчивался официальным предложением и не длился долго. Что-то случалось — Оля не особенно распространялась о том, что именно, — и связь распадалась.
Вновь начинались нелегальные проникновения через общежитскую вахту — пропуск-то был один на двоих …
— Синичкина! — каждый раз покрикивала бдительная вахтерша. — Сколько можно сновать туда-сюда! У меня от твоей беготни уже голова кругом идет и в глазах двоится!
— Что делать, Марь Василька, — смиренно отвечали поочередно то Оля, то Юля. — Такой уж у меня характер. Неисправимая непоседа!
— Видать, потому и тоща как моща! — беззлобно ворчала стражница порядка. — Не жрешь ничего, только бегаешь и бегаешь, как марахонец.
— А знаете почему, Марь Василька?
— Ну?
— А потому что мама меня родила под знаком Близнецов! Не могу на месте усидеть. Везде успеть хочется, как будто у меня внутри несколько человек живет. Я вроде одна, но меня много.
— Это тебя-то много? — Вахтершу начинало трясти от смеха. — Да в тебе, Синичкина, бараний вес! Скоро тебя вовсе не видать будет, телесов совсем нету. Мой внучок про таких говорит: «Похороните меня за плинтусом!»
— Вы не понимаете, Марь Васильна. Это сейчас модно. Манекенщиц только с такими фигурами и выбирают.
— Ишь ты, манекенщица! А замуж как думаешь выходить? Мужу и подержаться-то не за что будет.
— А я выйду за повара, пусть откармливает! — обещали сестры по очереди.
— Больно-то повар клюнет на скелетину! — и сердобольная старушка каждый раз вынимала что-нибудь из своих домашних припасов. — Скушай хоть ватрушечку!
— Спасибо, Марь Васильна, — всегда отказывались девушки и проходили, не предъявляя пропуска. А вахтерша долго и жалостливо качала вслед головой…
Итак, замуж Ольгу не приглашал не только повар, но и никто другой. Однако это не слишком ее расстраивало. А если и расстраивало — то ненадолго.
Возвратившись к сестричке после очередной неудавшейся истории, она тут же находила новый объект для завоевания: с каждым разом все более «перспективный».
В ее коллекции перебывали самые разные мужчины — от владельца небольшого продуктового магазинчика до члена-корреспондента Академии наук.
В промежутках между «серьезными» вариантами проскальзывали, кроме того, и романы чисто развлекательные: с молодыми симпатичными парнями, бывшими, правда, всегда при деньгах. Ольга была неравнодушна к красивой жизни.
Но исход всех этих отношений оказывался постоянно одним и тем же: они завершались разрывом.
И Олина реакция на расставание оказывалась неизменной:
— А, фигня!
После чего она вновь сгоняла Юлю с кровати на провисшую, ненадежную раскладушку.
