Безжалостный соперник (ЛП) - Шэн Л. Дж.
Дьякон Кромвель загнал меня в угол в парикмахерской, когда я только закончил юридический факультет Гарварда. У меня был план, и он включал в себя создание собственного имени в офисе окружного прокурора, но он сказал мне найти его, если я когда-нибудь захочу посмотреть, как живет другая половина. После дела Романо мне не нужно было ничего делать — он вернулся ко мне.
— Он хочет снова видеть меня в суде? — Я практически выплевываю слова. Моя жажда выигрывать дела была здоровой, но у меня была репутация человека, который очень жестко садился за стол переговоров и уходил с большим, чем обещал своим клиентам. Когда я все-таки появился в суде, я устроил спектакль другой стороне. Никто не хотел иметь со мной дела. Не лучшие юристы, которые брали крутые две штуки в час только для того, чтобы проиграть дело мне, и не мои бывшие коллеги из офиса окружного прокурора, у которых не было ресурсов, чтобы конкурировать.
— Он хочет увидеть, как ты потеешь. — Трауриг задумчиво покрутил между пальцами зажженную сигару. — Выиграй мне громкое дело, которое ты не сможешь связать воедино в милой сделке в полностью кондиционированном офисе. Покажись в суде, и старик поставит твое имя на дверь без лишних вопросов.
— Я делаю работу за двоих — напомнил я ему. Это было правдой. Я работал нечестивые часы.
Трауриг пожал плечами.
— Бери или уходи, детка. Мы взяли тебя туда, куда хотели.
Если я покину фирму на этом этапе, когда я был в шаге от того, чтобы стать партнером, это может отбросить мою карьеру на годы назад, и этот ублюдок знает это. Я собираюсь либо смириться с этим, либо получить партнерство в гораздо меньшей и менее престижной фирме.
Это было не так, как я хотел сегодня вечером, но это было лучше, чем ничего. Кроме того, я знал свои возможности. В зависимости от расписания суда и дела, которое я выберу, меня могут сделать партнером всего за несколько коротких недель.
— Считай, что дело сделано.
Трауриг рассмеялся.
— Мне жаль того невезучего адвоката, против которого ты будешь выступать, чтобы доказать свою точку зрения.
Я развернулся и направился к бару через дорогу, чтобы встретиться с Арсеном (произносится как аар-сн , как персонаж Люпина ) и Риггсом.
У меня не было принципов.
И когда дело доходило до того, чего я хотел от жизни, у меня тоже не было никаких ограничений.
Brewtherhood был нашим любимым местом в Сохо. Бар находился в двух шагах от пентхауса Арсена, где Риггса можно было найти, когда бы он ни был в городе, а не ночевал у меня дома. Brewtherhood нам понравился своим разнообразием сортов пива, отсутствием модных коктейлей и способностью отталкивать туристов своим прямолинейным обаянием. Однако в основном пивоварня привлекала внимание аутсайдеров — маленькая, душная, спрятанная в подвале. Это напомнило нам о наших «Цветах на чердаке» в подростковом возрасте.
Я сразу заметил Арсена. Он выделялся, как темная тень на карнавале. Он сидел за барным стулом, держа в руках бутылку Асахи. Арсену нравилось, когда его пиво соответствовало его характеру — очень сухое, с иностранным оттенком — и он всегда был одет в лучшие шелка Сэвил-Роу, хотя формально у него не было офисной работы. Если подумать, формально у него не было работы, и точка. Он был предпринимателем, который любил совать свои пальцы во множество прибыльных пирогов. В настоящее время он был в постели с несколькими компаниями хедж-фондов, которые отказались от своих двадцати двух гонораров за результат только ради удовольствия работать с Арсеном Корбином. Арбитраж слияний и конверсионный арбитраж были его игровыми площадками.
Я протиснулся мимо группы пьяных женщин, танцующих и поющих «Ватноглазый Джо», ошибаясь во всех словах, и прислонился к стойке.
— Ты опоздал, — протянул Арсен, читая книгу в мягкой обложке на липкой барной стойке и даже не удосужившись взглянуть на меня.
— Ты заноза в заднице.
— Спасибо за психологическую оценку. Но ты все равно опоздал, да и еще грубишь. — Он притащил мне пинту Peroni. Я щелкнул ею по его пивной бутылке и сделал глоток.
— Где Риггс? — крикнул я ему в ухо, перекрывая музыку. Арсен дернул подбородком влево. Мои глаза следовали за направлением. Риггс был там, одной рукой он опирался на деревянную, украшенную таксидермией стену, вероятно, засунув костяшки пальцев глубоко между бедер блондинки через ее юбку, его губы скользили по ее шее.
Ага. Арсен определенно имел в виду ее имплантаты в заднице. Она выглядела так, будто могла бы плыть на этих штуковинах до самой Ирландии.
В отличие от нас с Арсеном, которые гордились тем, что выглядят как представители клуба "1 процент", Риггсу нравилось выглядеть как миллиардер. Он был аферистом, мошенником и преступником. В нем было так мало искренности, что я удивлялся, как он не занимается юридической практикой. У него была клишированная привлекательность плохого парня с плохой стороны трассы. Распущенные льняно-золотистые волосы, глубокий загар, небритая козлиная бородка и грязь под ногтями. Его улыбка была однобокой, глаза бездонными и пустой одновременно, и он обладал раздражающей способностью говорить голосом из спальни обо всем, включая свои испражнения.
Риггс был самым богатым из нас троих. Однако внешне он выглядел так, словно плыл по жизни, не в силах ни на что повлиять, включая сотовую сеть.
— Удачная встреча? — Арсен захлопнул рядом со мной свою книгу в мягкой обложке. Я взглянул на обложку.
Призрак в атоме: Обсуждение тайн квантовой физики.
Кто-нибудь может сказать "тусовщик"?
Проблема Арсена заключалась в том, что он был гением. А гениям, как мы все знаем, очень тяжело иметь дело с идиотами. А идиоты, как известно, составляют 99 процентов цивилизованного общества.
Как и Риггс, я познакомился с Арсеном в Академии для мальчиков Эндрю Декстера. Мы сразу же нашли общий язык. Но если мы с Риггсом изобретали себя заново, чтобы выжить, то Арсена, казалось, все было неизменно. Измученный, жестокий и беспристрастный.
— Все было хорошо, — солгал я.
— Я смотрю на нового партнера Кромвеля и Траурига? — Арсен скептически посмотрел на меня.
— Скоро. — Я опустился на табуретку рядом с ним, помахав Элиз, барменше. Когда она подошла к нам, я сунул ей через деревянную стойку хрустящую стодолларовую купюру.
Она изогнула бровь.
— Это чертовски хорошие чаевые, Миллер.
У Элизы был мягкий французский акцент, и все, что с ним связано.
— Ну, тебе предстоит адская задача. Я хочу, чтобы ты подошла к Риггсу и плеснула ему в лицо выпивкой, как в каждом банальном фильме восьмидесятых, который ты видела, ведя себя так, будто ты его спутница, а он только что бросил тебя ради Блонди. Там тебя ждет еще один Бенджамин, если ты сможешь вызвать серьезные слезы. Думаешь, ты сможешь это сделать?
Элиза свернула записку и сунула ее в задний карман своих узких джинсов.
— Быть барменом в Нью-Йорке — синоним актрисы. У меня за плечами три шоу вне Бродвея и две рекламы тампонов. Конечно, я могу это сделать.
Через минуту от лица Риггса пахло водкой и арбузом, а Элиза стала богаче на двести баксов. Риггса послушно окликнули за то, что он оставил свою спутницу ждать. Блондинка ушла, сердито надувшись, к своим друзьям, а Риггс направился к бару, наполовину удивленный, наполовину взбешенный.
— Придурок. — Риггс схватился за подол моего блейзера и вытер им лицо.
— Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
— Пенициллин сначала называли соком плесени. Держу пари, ты этого не знал. Я тоже не знал, пока в прошлом месяце не сел на рейс в Зимбабве рядом с очень милым бактериологом по имени Мэри. — Риггс схватил мое пиво, выпил все до дна, а затем прищелкнул языком. — Спойлер: Мэри не была девственницей между простынями.
— Ты имеешь в виду в туалете. — Арсен сделал недовольное лицо.
Риггс расхохотался.
— Нужен жемчуг, Корбин?
Это была еще одна вещь о Риггсе. Он был кочевником, пил чужие напитки, валялся на их диванах, летал экономом, как язычник. У него не было ни корней, ни дома, ни обязанностей помимо работы. В двадцать два года это было терпимо. В тридцать два года это было на грани жалости.