Измена. Выбор между бывшим и будущим (СИ) - Крэйг Даниэла

— Кто?! Я сейчас выйду и… — грозный голос матери, раздающийся с домофона, отрезвляет, заставляя волосы на затылке зашевелиться.

— Мам, это я, — стыдливо, под испугом, говорю я.

Послышался шумный выдох и сигнал открытия двери. А мне страшно представить, что сейчас мама хочет со мной сделать. Она всегда была строгой женщиной, сколько себя помню. И наказания у нее были не менее пугающие, иногда и болезненные. Я вроде бы выросла, но побаивалась ее до сих пор. В угол, конечно, не отправит, за ремень не возьмется, но вот накричать и поднять руку запросто. Тем не менее она моя мать и мне больше не к кому обратится, кроме как к ней.

Захожу в лифт и благодарю его за медлительность. Хоть и знаю, что перед смертью не надышишься, но сейчас хотелось потянуть время до встречи с недовольной матерью. Выхожу на этаже и мнусь возле двери, не решаясь постучать. Однако пересилив себя, я все же поднимаю руку, только успеваю стукнуть, как дверь распахивается. На пороге стоит гневная мама в розовом халате, сливающемся по цвету с ее лицом. Растрепанные короткие волосы, демонстрируют совсем недавний подъем с кровати, естественно по моей вине.

— Тебе заняться нечем? В такую рань приходить… — вот тебе и теплый прием, хотя меня еще в квартиру то не пустили.

— Прости, у меня не было выбора, — мой голос походил на писк мыши по сравнению со львиным рыком матери.

Я прячу стыдливо глаза от ее сверлящего прожигающего взгляда, а следом и сумку завожу за спину, которую мои тонкие ноги не в силах скрыть. По телу пробегает дрожь, мурашки скачут с места на место, радуясь матери. Меж лопаток резко заметно похолодало. А тоненькие иголочки ужаса кололи плечи и грудь.

— Что это? — ее голос не стал мягче при виде сумки, впрочем, я на это и рассчитывать не могла.

— Вещи.

— Я на дуру похожа? Вижу, что вещи. Зачем приехала?

Я, разумеется, предполагала, что мама не будет рада мне в столько ранний приезд. Она в целом то не была рада моим визитам, особенно если я приезжала с пустыми для нее руками. И да, наши отношения были сложными, но я могла перетерпеть их ради крыши над головой.

— Может быть пустишь? И поговорим внутри, а не в подъезде.

— Без тебя разберусь, кого мне пускать в свою квартиру, а кого нет, — ее слова ранили наверное наравне с изменой мужа.

— Пусти, пожалуйста. Я тебе все объясню, — мне оставалось только надеяться на ее жалость к собственной дочери.

Будь у нее возможность испепелить взглядом, а у меня превратиться в невидимку, то мы бы обязательно воспользовались этими способностями. Ее тяжелый вдох говорит о ее смирении, и она хватает рукой меня за ткань куртки и тянет в квартиру. Чуть запутавшись в собственных ногах, я спотыкаюсь о порог квартиры и чуть не лечу носом в пол, благо вовремя ориентируюсь в пространстве.

— Господи, за что мне такое наказание? — и конечно, же мама придирается к этому.

Я разуваюсь, снимаю куртку, вещая ее в прихожей на крючок, все это время находясь под пристальным взглядом матери, сложившей руки на груди.

— Конечно, доченька, чувствуй себя как дома, — не надо быть умником, чтобы в ее интонации считать максимальную степень сарказма и тихой ненависти.

Я молчу, зная, что себе будет дороже говорить. Впрочем, ситуация безвыходная в любом случае: скажу слово — значит, огрызаюсь и полетят в мой адрес ругательства, промолчу — значит, сказать нечего и также полетят в мой адрес ругательства. Но сейчас у меня совершенно нет настроения впадать с ней в перепалки и лучше сейчас я приму позицию покорности. Пусть говорит, что хочет, вытерплю, лишь бы у меня появилась крыша над головой на ближайшее время. Пусть это будет платой за ее гостеприимство.

— Не стой столбом. Иди кофе свари мне, я пойду пока умоюсь.

И я молча побрела на кухню, не показывая своих глаз, потому что и к выражению лица она умело могла придраться, то якобы улыбаюсь, то гримасничаю, то еще что-нибудь. На кухне я знала где что лежит, поэтому мне не составило труда найти турку, кофе и сахар. Обычно угощают гостей конечно, но в нашей семье были другие порядки, по крайней мере касательно меня. Только жидкость закипела, как мама уже сидела вальяжно на стуле с пустой чашкой, ожидая меня. Я принялась медленно переливать содержимое турки в кружку, как под ее вдохом, рука дернулась и пару капель кофе пролились на стол.

— Безрукая! Аккуратней не можешь? Вытирай теперь.

Взяв тряпку в руки, я стала убирать последствия своей реакции на мать. Выполнив все строго по маминым правилам, я уже хотела сесть на стул, но меня спугнули в процессе.

— А я не поняла, я одна буду пить что ли? — ее беспричинному возмущению не было предела.

— Я не хочу, — тихо произнесла, чтобы не довести ее еще сильнее неправильной интонацией.

— А я спрашивала хочешь или нет? Бери и делай теперь себе, — всегда раздражала ее манера командовать и решать все за всех.

— Мне нельзя, противопоказание врача, — как женщине строго относящейся к здоровью это должно было ее остановить.

Я все еще помнила о своей беременности, несмотря на некие проблемы в данный период жизни, которые только пару часов назад случились со мной. И мне понадобится какое-то время на их решение. А кофеин мне противопоказан, ровно, как и стрессы, от которых я пока не в силах избавится, однако я все понимаю и контролирую себя.

Рука сама собой легла на живот. Затем медленно, нерешительно его погладила. Благо из-за стола мама не заметила этого жеста, я пока не решила, стоит ли признаваться ей.

— Как хочешь, — фыркнула она, но в покое меня не оставила.

— А мне что, просто так кофе пить? Конфеты хоть наши подай, раз сама ничего не принесла, — достав вазочку со сладостями я поставила ее на стол ближе к матери.

Теперь пока она была занята поиском своей конфеты, я воспользовалась моментом и быстренько села на стул, смыкая руки и царапая внутреннюю сторону ладоней ногтями.

— На, — швыряет мне через весь стол конфету, которые я любила будучи маленькой, а я возвращая ее обратно.

— Не хочу.

— С ней делишься, а она еще нос воротит, неблагодарная, — очередная безвыходная ситуация: возьмешь — скажут объедаю их, откажешься — окажусь неблагодарной.

— Папа спит или на работе? — с ним было бы проще, вот он точно всегда меня поддерживал, был мягче, чем мама.

Хоть и вряд ли он мог бы противостоять своей жене. В их браке все было перепутано: она — за мужчину, он — за женщину. Впрочем, у них хотя бы вышло сохранить брак, в отличие от меня. Они уже 25 лет вместе, а мы и года не продержались со штампом в паспорте.

— На работе и придет не скоро, я же надеюсь ты его ждать не собираешься? — мои глаза наполняются слезами от обиды, что мне не рада собственная мать и гонит прочь из родного дома. — Так и будешь молчать? Чего приперлась то в такую рань? Сомневаюсь уж, что соскучилась, — я набираю побольше кислорода в грудь, подавляя свои эмоции и выбирая слова.

— Мне Влад изменил, поэтому я собрала вещи и ушла от него, — сквозь саднящий комок в горле произношу слова, не поднимая глаза от своих рук на коленях.

— И что? — это была совершенно не та реакция, на которую я рассчитывала.

Я закрыла лицо ладонями и просидела так какое-то время, пытаясь переварить нахлынувшую волну эмоций и мыслей. Я решительно посмотрела на маму, но мне казалось, если я открою рот, из меня выйдет весь воздух.

Глава 4

— И что? — это была совершенно не та реакция, на которую я рассчитывал.

Смотрю на маму и не понимаю ее, мало того сердце теперь иначе на нее реагирует. Как она может задавать этот вопрос, услышав подобные слова от родной и единственной дочери?

— В каком смысле «и что»? — переспрашиваю я, в наивной надежде, что могла просто не так понять ее.

— А в таком, — она умышленно громко размешивает сахар в кофе, звонко ударяя ложкой о стенки кружки. — Сюда то ты зачем пришла?

— Я не… Я не понимаю, — ком, застрявший поперек горла, едва ли позволял произнести пару слов, не захлебнувшись саднящей болью.