Город имени меня (СИ) - Ру Тори
Спохватившись, я начинаю орать. Извиваться, вырываться, биться в истерике.
Шапка съезжает на темя, молния на олимпосе с глухим треском расходится надвое.
Придурок растерянно пялится на разметавшиеся по асфальту волосы, на свитер, обтянувший мою грудь, и вдруг ослабляет хватку.
— Твою ж мать...
— Чувак, успокойся... — В поле зрения нарисовываются жуткий парень с красными патлами и Снежная королева с голубыми локонами и пирсингом в носу. — Отпусти ее. Кругом народ.
Принц резко разжимает руки и, смачно сматерившись, встает. Отходит в сторонку, элегантно отряхивает совершенно чистые черные джинсы и нервно заправляет за уши и без того идеальное каре.
Томная порнозвезда участливо снимает соринку с его локтя и приторно ухмыляется.
Такого невыносимого, эпичного, катастрофического позора со мной доселе не случалось... Лежу на асфальте под сенью ветвей, машинально считаю сизых голубей, на манер бусин нанизанных на провода, и страстно желаю умереть. Исчезнуть без следа. Испариться. Никогда не существовать...
Мне всего-то нужно было поесть. Подкрепиться, набрать недостающие калории, не сдохнуть от голода. Я не подписывалась на прилюдное унижение и проигрыш в драке. Пусть эти жлобы поскорее уйдут.
Сейчас я встану, вернусь на скамейку и продолжу наблюдение за жрущими личностями. Плевать на них, речь идет о моем выживании.
Рюкзак камнем упирается в лопатки, по небу пролетает черная птица, к вечеру точно пойдет дождь...
— Эй, ты как? — Снежная королева садится на корточки и участливо прищуривает прозрачные, еще более жуткие, чем у ее красноволосого кавалера, глаза. Она не ушла. Прекращаю себя жалеть, но от неожиданного проявления заботы хочется плакать, и я поспешно отворачиваюсь — фокусируюсь на колесах машин, проезжающих по шоссе, молодой травке у кромки тротуара и раздавленных бычках.
Эти двое — тоже гребаные инопланетяне. Все они чересчур, до неприличия, красивые, загадочные, великодушные, не то что я.
— Вставай, пока менты не нагрянули... — девчонка протягивает руку. Железный довод действует — я принимаю помощь и наконец поднимаюсь. Возвращаю на место шапку, застегиваю потрепанный олимпос. Не отказываюсь и от пачки влажных салфеток: из-за фотогеничного идиота парадно-выходные штаны испачкались в швах.
— Не обращай внимания, у него тяжелые дни. — Она переминается с ноги на ногу и задумчиво наблюдает за моими попытками оттереть грязь. Бросаю бесполезное занятие, комкаю использованную салфетку и метко отправляю в урну.
— Месячные, что ли? Теперь ясно, почему ваш дружок такой нервный.
Красноволосый обнимает девчонку за талию, оба искренне улыбаются. И, пожалуй, располагают к себе.
— У него нервная работа. Забей. Это Элина. Я — Ярик. А ты? — с обезоруживающей простотой спрашивает парень, и я подвисаю. От него можно было ожидать чего угодно, только не дружелюбия.
— Кирилла...
— Говорю же: пацан! — Язвит внезапно обретший дар речи аристократ.
— Говорю же: мудак! — огрызаюсь в ответ.
Он срезает меня ледяным острым взглядом — острее, чем мое лезвие, и я в ужасе затыкаюсь.
То есть, в реальном ужасе.
В нем есть что-то демоническое, то, что подавляет на раз.
Здоровяк, откликающийся на милое прозвище Дейзи, предостерегающе опускает огромную граблю на его плечо, но красавчик резко поводит им и, запрокинув голову, глядит в вечерние небеса. Четко очерченный профиль на фоне зловещих туч завораживает. Жаль, что его обладатель — придурок.
— Возмести девочке моральный вред. Пригласи на ужин, — Ярик явно лезет на рожон, но шестое чувство подсказывает: скандала не будет. Для него не существует табу, красных линий и запретных тем.
— Оул, твою мать! Ты охренел? — взвивается аристократ, и красноволосый, прикусив дернувшуюся губу, одной фразой охлаждает его пыл:
— Помогать не стыдно, чувак.
Остальные тоже оживляются:
— Вернемся, хавчик стынет. Кстати, Юрок, гони бабло. Одно нецензурное выражение — стольник. Не забывай про уговор.
«Юра. Всего лишь Юра... — я фыркаю и смеюсь про себя. — Не Леголас, не Джаспер, не Эрен Йегер...»
Он запускает руку в карман куртки, в сердцах швыряет нежному мальчику по кличке Ками тысячу и, повернувшись к обществу спиной, исступленно матерится в пустоту.
— Он совсем дурной, да? — закономерный вопрос срывается с моего языка.
Спасительница, ледяная красотка Элина, пожимает плечами:
— Пошли поедим. Он платит.
Видит бог: я собиралась отказаться, но Ярик настойчиво подталкивает меня в спину, обгоняет и, поравнявшись с томной сисястой девахой, что-то быстро шепчет ей на ухо.
Возможно, они продадут меня на органы. Но я так хочу есть, что готова к любой участи.
Откуда-то из воздуха материализуется еще один стул, потеснившись, странные типы рассаживаются по местам и радостно представляются.
...Ками, Дейзи, Никодим, Ярик (он же Оул), Элина и, мать ее, Света.
Виновник переполоха, скрестив на груди руки, демонстративно молчит.
Подошедший официант вручает меню, и я, скорчившись от спазма в желудке, вдохновенно заказываю два салата, целую пиццу, спагетти, картошку, бургер и колу. Этого много, но придурок раскошелится. Он должен извиниться. Хотя бы так.
Мною движет не злорадство, а обида.
На него и, главным образом, на себя.
Как он мог не увидеть во мне девчонку. Как он мог увидеть во мне меня... И почему, черт возьми, я это допустила?
Оперативно приносят заказ, и я, отринув душевные терзания, накидываюсь на салат. В мгновение ока приканчиваю порцию, не разжевывая, глотаю куски пиццы и запиваю холодной колой.
Кровь приливает к голове, одолевает легкая дурнота, клонит в сон.
Сейчас наемся до отвала, двину на вокзал и больше никогда не увижу этих людей. Повезло, что сказать. Однако мысли о закономерном исходе нашего мимолетного знакомства отчего-то вызывают горечь и тревогу.
Ребята оживленно болтают — вворачивают непонятные словечки: «саундчек», «сингл», «мерч», с азартом спорят, сообща находят решения и, обстоятельно выслушивая друг друга, соглашаются или затевают новый спор. Единая команда, почти семья. Гребаный дрим-тим. Странные типы.
«Интересно, чем они занимаются?» — орудуя вилкой, исподтишка наблюдаю за пришельцами, подмечаю мелочи и делаю выводы.
Да, они явно старше — на пару-тройку лет, а может и больше. И, вообще-то, вовсе не жлобы — разве что их дружок-придурок. На них пристально глазеют прохожие, и представлять, что я — часть этой общности, невероятно приятно.
Элина — девочка из льда — офигенна. В ней нет ничего женственного – страшная худоба, резкие движения, высокий рост, завитки татуировки, выползающие из-под рукава... Но ею невозможно не любоваться.
Изъясняется коротко, но четко и по делу. Улыбается искренне, но улыбка не развеивает застывшую на лице печаль. За каких-то полчаса она становится моим кумиром.
Отлично понимаю, что никогда не сравняюсь с ней в крутизне, но тщательно сканирую детали холодного образа и сохраняю на подкорке. Почему бы не сделать такую же пирсу. Почему бы не подвести синим веки...
Рядом с ней верный Ярик — мрачный дерганый парень, наверняка имеющий кучу тайн. Они крепко держатся за руки, заговаривают одновременно и об одном и том же, но чаще просто молчат. Таких называют одно целое.
Никогда не сталкивалась с настоящей любовью в реальности, и находиться в их обществе мне — знатной неудачнице — довольно напряжно.
Красавчику, видимо, тоже.
Он бросает на них быстрый взгляд, убирает со лба шикарные волосы и снова откидывается на пластиковую спинку. Пока сисястая, явно кайфуя, накручивает на палец его темный локон, он нажимает на экран лежащего рядом смартфона, сверяется со временем и вальяжно потягивается:
— Так, камрады, пора. Полчаса в запасе, скоро соберется народ.
Присутствующие как по команде встают, застегивают ветровки, набрасывают капюшоны и ждут отстающих.