Синди Жерар - На медленном огне
— Иди к огню — там тепло, — сказала она.
Он замер на месте, с дровами в руках, в груди его бушевало желание, он был поражен ее способностью дарить. Джо стояла рядом с очагом, красивая и чарующая, на ней не было ничего, кроме старой фланелевой рубашки, накинутой на только что вымытое тело.
Он с трудом отвел от нее глаза и прошел через комнату, бросив дрова рядом с очагом. Адам понял, что в очередной раз проиграл, и повернулся к ней. Она подняла незабинтованную руку и отбросила волосы с лица. Расстегнутая рубашка распахнулась. Он сжал зубы и, не отрываясь, смотрел на белую податливую плоть, открывшуюся его глазам.
Она не стала притворяться и ясно показала ему, чему она хочет посвятить оставшееся в их распоряжении время.
— Не каждому выпадет на долю такой подарок судьбы, как нам, — сказала она. — Мы с самого начала знали, что время это не будет длиться долго. Я согласна. Давай же не будем тратить драгоценной минуты на сожаления и взаимные упреки. — Она сделала шаг ему навстречу и вытянула руки: — иди ко мне и люби меня, Адам.
Как за такой короткий отрезок времени два человека сумели создать столько тупиков — это было загадкой для Адама. Она восхищалась им, но не признавала ни его вины, ни его сожалений. И теперь она предлагает ему свою любовь. Сжатый кулак напряжения, державший его, ослаб, когда появилась любовь.
— Хотя бы раз, — прошептал он, приближаясь к ней. — Мог ли я противиться тебе?
Она с радостью позволила ему обнять себя.
— Как жаль, хотя бы раз могла ли я явиться перед тобой в шелке и атласе. Ее пальцы пробежали по царапинам, оставленным дровами.
Он прижал ее к себе, как умирающий человек обнимает свой последний закат солнца. Лаская ее волосы, он взял голову Джоанны и прижал к своему лицу.
— Ты сама как из атласа, — пробормотал он, вдыхая аромат локонов на висках. Дрожащими пальцами он скинул с ее плеч рубашку.
Она стояла перед ним нагая. Адам встал на одно колено и прижался ртом к ее животу, проводя языком по ее нежной коже. Жадными прикосновениями он пытался запомнить изгибы ее бедер, легкий трепет грудей, твердость сосков.
— Ты вся как из шелка…
Адам взял ее на руки и, тихо нашептывая слова нежности, положил рядом с очагом.
— Ты могла бы прийти и в мешковине, — произнес он, касаясь губами страстно жаждущей его плоти.
До этой ночи их любовь затенялась его виной, сожалениями, отчаянием, что, волею судьбы оказавшись вместе, они скоро расстанутся. Теперь же он знал, что любит ее, что, уходя от нее, даст ей возможность построить для себя более счастливую жизнь, — их скорое расставание уже становилось не столь болезненным.
Он не в силах обещать ей вечность, но мог подарить ночь. То, что нельзя выразить словами, он мог передать прикосновением. То, что нельзя загладить извинениями, он мог смягчить нежностью губ. Его любовь была нежной и страстной. Если раньше во время любовных утех, они все же отгораживались друг от друга, то теперь Адам довел ее до конца и вернул назад.
Лицо Джо пылало от глубины его страсти, глаза заволокли слезы, когда она склонилась над ним после только что пережитого экстаза. Волосы ее закрывали грудь и бедра, и он стонал, когда ее рот и маленькие, волнующие руки заставили пережить эти сладчайшие мгновения в жизни.
На следующее утро, когда она склонилась к нему, с чашкой кофе в руках, — от ее тела исходил его запах, смешанный с тонким ароматом ее тела. Волосы были спутаны и растрепаны. Ему казалось, что он никогда не сможет оторвать от нее глаз.
— Иди ко мне, Джоанна.
Он взял ее за руку и подвел к креслу-качалке перед очагом. Она устроилась у него на коленях.
Кресло слегка поскрипывало, они смотрели на огонь и думали о чем-то.
— Ты спрашивал меня, как я привыкла к одиночеству, — произнесла она, касаясь губами его груди. — Я все думала о том, что это может означать для тебя, горожанина. Наверное, это сложно. Я привыкла к длинным зимам, во дворе холодно, а снег так глубок, что целыми неделями не выходишь наружу и не видишь других людей.
— Там, откуда я пришел, — сказал он, — одиночество — понятие не столько географическое, сколько душевное. Я уже давно изолировал себя от всего, что мне когда-то было важно. Я провел месяц в госпитале и залечил рану, еще месяц я сидел дома и упивался «Димом Бимом», превращая жизнь всех в полицейском участке в ад. Они отложили мое дело до того времени, когда я «полностью излечусь». Как говорит мой сержант, когда я не сосал бутылку, как медведь лапу во время спячки, то сидел и смотрел в пространство тупым взглядом. — Грудь его поднялась, когда он глубоко вздохнул. — Короче, для работы я стал столь же бесполезен, как и для самого себя.
Она пробежала рукой по его плечам, успокаивая и лаская одновременно. — Он мудрый человек, что дал тебе время излечиться.
Адам отрывисто рассмеялся и прижал ее теснее к себе. — Когда он дал мне возможность отойти на время от дел и попросил отдать амуницию, я никогда не испытывал такого страха. Он позволил мне самому бороться со своими демонами. Никакой работы, никаких буферов между мной и моей тягой к бутылке.
— Но ты отказался от этой тяги.
— Да, — сказал он удивленно. — Так оно и было. — Адам прижал голову Джо к подбородку и стал гладить ее по волосам. Их невысказанные мысли бежали рядом. Они думали о Джоне.
— Ты нужна ему, Джо. И если подумаешь, то поймешь, что и ты ему нужна.
— Он знает, где меня найти.
Адам вздохнул:
— Он стал бы заботиться о тебе, если бы ты позволила ему это делать.
— Никто не заботиться обо мне, Дарски. Пора бы уже это понять.
— Напомни мне об этом, когда я снова стану завязывать тебе шнурки. — Он почувствовал, как она улыбнулась. — Что ты станешь делать, если потеряешь пансион?
Она молчала, затем пожала плечами:
— У меня было неплохое положение в престижном рекламном агентстве в Сен-Поле. Когда я уходила, они сказали, что для меня всегда найдется место. Я не знаю. Возможно, я вернусь туда. А может быть, возьму на аукцион ружье и под угрозой смерти заставлю всех отказаться от своих притязаний.
Она придвинулась ближе, наслаждаясь, возможно, последними минутами близости с Адамом. Озеро в последние дни совсем затихло. Недолго ждать, когда кто-нибудь, вероятно, Стив, приедет за ними.
Она не станет цепляться за Адама, пообещала Джо себе. Когда придет время, она отпустит его, позволит жить ему с чистой совестью. Она даст ему уйти без объяснений, без слов «Я люблю тебя».
Не задавая никаких вопросов, она знала, что Адам ее любит. В его отсутствие это знание поможет ей преодолеть боль одиночества.
