Эрик Сигал - Сценарий счастья
— Извини меня, Уоррен, у меня сейчас ни секунды свободной.
— Хорошо, хорошо, Мэтью. Только не забудь обо мне, мы — одна команда. Ты внутри, я — снаружи.
Я не стал слушать его бодрую болтовню и повесил трубку, дав себе слово не переносить на своих сотрудников груз, возложенный на меня Уорреном.
Я объявил, что ухожу завтракать и несколько часов меня не будет. Что было воспринято с нескрываемым облегчением.
Прошло три дня. Мы закончили так называемую ретровирусную обработку, и новые клетки можно было вводить больному мальчику. Формально говоря, никто не знал, чем это все закончится. Общее напряжение ощущалось уже на подходе к его палате.
По обе стороны от постели Джоша стояли его мать и отец. Они держали сына за руки, а я сел на кровать и стал вводить ему в вену чудодейственное средство — как я его называл, чтобы зря не волновать мальчика.
— Доктор, а как клетки определяют, куда им двигаться? — спросила меня Барбара, когда я закончил. — Не могут они затеряться где-нибудь в другой части организма?
Это был наихудший сценарий.
— Понимаете, — уклончиво ответил я, — у каждой ткани свой «код». Я надеюсь, наш вирус распознает нужный «адрес».
Поначалу состояние больного никак не изменилось. Ни в лучшую, ни в худшую сторону.
Мы вступили в фазу напряженного ожидания.
В последующие дни я уходил из госпиталя, только чтобы совершить пробежку и забрать свою почту. Я по нескольку раз в день навещал Джоша, смотрел показатели жизненно важных функций, глаза и все прочее.
В какой-то момент отец отозвал меня в сторонку и попытался выудить из меня хоть какую-то информацию.
— Доктор, как у нас дела?
— Грег, еще рано о чем-то говорить.
— Тогда почему вы его все время смотрите? — удивился он.
Не мог же я ему сказать, что просто проверяю, жив ли еще его сын!
К исходу пятого дня мы отвезли Джоша на рентген. Это был первый снимок после введения ретровируса. Мы все сгрудились вокруг нашего радиолога Эла Реддинга, а тот записывал то, что видит, на диктофон.
— Размер опухоли полтора на два. По сравнению с предыдущим снимком от четырнадцатого числа роста не отмечается.
Все разом загалдели.
— Эл, я не ослышался? — переспросил я, желая убедиться, что ничего не придумал. — Ты считаешь, опухоль не увеличилась?
— Мэтью, все, что я считаю, я уже доложил, — бесстрастно ответил Эл и пустил меня поближе к монитору.
И в этот момент во мне вспыхнула надежда. Но я еще не осмеливался ни с кем ею поделиться, даже с родителями мальчика, которые, в отличие от нашего осторожного радиолога, отреагировали очень эмоционально.
— Доктор, у вас получилось! Она больше не растет! — Барбара заплакала.
— Пока ничего с уверенностью сказать нельзя, — предостерег я. — Кроме того, пока есть опухоль, есть и опасность кровоизлияния. Мы еще не вышли на свет из тоннеля. Это может оказаться всего лишь временной ремиссией. Пока что я собираюсь ввести ему вторую порцию обработанных клеток.
Теперь я был исполнен оптимизма. Осторожного, но оптимизма.
Через четыре дня новый снимок показал не просто остановку в росте опухоли, а уже ее уменьшение на целых двадцать процентов. Мне все труднее становилось скрывать свое воодушевление, особенно когда к концу второй недели лечения Джош впервые за долгое время смог сесть и поболтать ногами, свесив их с постели.
— Скажи-ка, приятель, ты в теннис играешь? — спросил я в день третьего вливания.
— Немножко, — ответил он.
— Тогда нам с тобой пора назначить дату матча.
— А когда это будет? — спросил он. Подтекст был ясен.
— Вот начнешь ходить как следует, тогда и…
— Договорились, док.
Он улыбнулся. Теперь и в его глазах была надежда.
Чудо свершилось через трое суток. Я заканчивал вечерний обход и как раз подумывал зайти к Джошу, посмотреть, как он. Я завернул за угол коридора и не поверил глазам. В дальнем его конце мой пациент шел на своих ногах в сопровождении родителей. Но его никто не поддерживал! Это было невероятно. Я был так потрясен, что бросился к мальчику.
— Как ты себя чувствуешь? — запыхался я.
— Хорошо. Знаете, доктор, а это круто!
— «Хорошо» — это слабо сказано. Он себя прекрасно чувствует. — Грег Липтон рассмеялся счастливым смехом. Никогда прежде не видел, чтобы он так открыто выражал свои эмоции.
Мы не стали церемониться и записываться на рентген заранее. Я просто попросил первую встреченную медсестру позвонить в радиологию и сообщить, что мы ведем Джоша на снимок. Когда мы пришли, нас уже ждали.
Результаты оказались сенсационными. Опухоль уменьшилась до половины своего прежнего размера и больше не давила на мозг.
Флегматичный Эл Реддинг наконец дал волю эмоциям и с жаром потряс мне руку.
— Мазел тов, Мэт! — поздравил он по-еврейски. — Какой ты молодец!
— Нет, Эл, — возразил я. — Это Джош молодец.
Вернувшись в кабинет, я обзвонил близких мне людей. Все, и мама с Малкольмом, и Чаз с Эллен, восхищались и поздравляли. Едва я подложил трубку, как телефон пронзительно зазвонил.
— Итак, Мэтью, что мы имеем? — потребовал отчета Уоррен Оливер. — Не забывай: пресса — залог нашего финансирования. Позволь тебе напомнить, что наши исследовательские программы стоят денег. А парню из «Нью-Йорк тайме» я вообще крепко обязан. Ну же, — не унимался он, — соблюдай правила игры! Давай, выкладывай, есть у тебя, что сообщить прессе?
— Пока нет, — ответил я, думая о том, что один изолированный успех еще не может считаться убедительным научным доказательством. — Все, что я тебе скажу, может внушить людям ложные надежды.
— Что ты сказал? Ты от меня что-то утаиваешь? Есть положительный результат? Мэтью, я тебя умоляю, расскажи!
Пойманный за руку, я согласился спуститься в кабинет к Оливеру, чтобы дать интервью на пятнадцать минут и подпустить пару осторожных намеков, не больше.
Надо сказать, все собравшиеся журналисты были мастера своего дела, многие сами с медицинским образованием. Мое сообщение произвело сильное впечатление, и я не сомневался, что теперь они раздуют из него настоящую шумиху.
К известности я был совершенно безразличен.
За одним исключением. Я вдруг подумал, напечатают ли эту новость итальянские газеты.
16
Было ясно, что мне не уйти. Газетчики разузнали все телефоны, по которым меня можно было найти. Единственным спасением для меня было бы отключить пейджер, нырнуть в какой-нибудь кинотеатр и затаиться.
Или в концертный зал.
Просматривая воскресный номер «Нью-Йорк тайме», я изучил обширный музыкальный репертуар. И, не раздумывая, выбрал, куда пойти.
