Развод. Испеку себе любовь (СИ) - Марс Яна

— Мне нужно идти.

— Иди, — кивнула мать, провожая её до двери. — Но помни — здесь твой дом навсегда. Сколько бы тебе ни было лет.

Спускаясь по лестнице с тяжёлой сумкой, Аля думала, что, возможно, мама права. Стабильность — это не стены, а место, где тебя ждут, несмотря ни на что.

____________

Квартира встретила её ледяным безмолвием. Сейчас скартира показалась ей такой чужой — пустые стены, безликая мебель, запах… Она включила свет, и её отражение в тёмном окне показалось ей призраком — бледным, размытым, нереальным. Она прошла в спальню, села на край кровати и закрыла лицо руками. Тишина давила на уши, и в ней чётко звучали слова адвоката Ильи: "…неспособность обеспечить стабильные условия…"

Слёзы не шли. Внутри была лишь чёрная, бездонная пустота. Она проигрывает. Она теряет Соню. Все её усилия, вся её борьба — всё это было лишь жалкой попыткой отсрочить неизбежное.

Вдруг раздался тихий, но настойчивый стук в дверь. Аля вздрогнула. Никто, кроме Артёма и мамы, не знал её нового адреса. Она медленно подошла к двери и посмотрела в глазок. На площадке, под тусклым светом лампочки, стоял Артем. В руках он держал два контейнера с едой и пластиковый стаканчик.

Она открыла дверь.

— Как ты… — начала она.

— Вика не дозвонилась до тебя, поэтому звонила твоей маме. Она сказала, что ты уехала сюда. Я подумал, что ты, наверное, не ела, — он вошёл, его взгляд скользнул по её лицу, по пустой, неуютной комнате. — Алёна… — его голос сорвался.

И этого было достаточно. Все плотины, все укрепления, которые она так тщательно выстраивала, рухнули в одно мгновение. Она не плакала. Она просто стояла, глядя на него, и всё её отчаяние, вся усталость, весь страх были написаны на её лице.

Он отставил еду на полку в прихожей и просто открыл объятия. Она шагнула в них, прижалась лбом к его груди, и её тело обмякло, отдавая ему всю свою тяжесть. Он молча держал её, его руки были твёрпдыми и надёжными на её спине. Они стояли так посреди чужой гостиной, и это молчаливое прикосновение было красноречивее любых слов.

— Я всё потеряю, — прошептала она наконец, её голос был глухим и разбитым.

— Нет, — твёрдо сказал он. Его пальцы вцепились в ткань её свитера. — Нет. Слушай меня. Ты не одна. Мы пройдём через это. Я не позволю ему забрать у тебя дочь.

Он повёл её на кухню, усадил на стул, разогрел еду в микроволновке. Аромат горячего супа наполнил маленькое помещение. Он не уговаривал её есть, просто сидел напротив и смотрел, пока она машинально заставляла себя глотать пищу.

Позже они оказались в спальне. Не было страсти, не было желания — была лишь потребность в близости, в тепле, в подтверждении того, что ты не один в этой тёмной пустоте. Он помог ей снять свитер, его прикосновения были бережными, почти отеческими. Она прильнула к нему в холодной постели, ища защиты от призраков, населявших её сознание.

Он обнял её, прижал к себе, и его дыхание на её волосах было ровным и спокойным.

— Спи, — прошептал он. — Я здесь. Я никуда не уйду.

И она заснула — почувствовала себя в безопасности и разрешила органиму расслабиться. Заснула, прислушиваясь к стуку его сердца — ровному, уверенному ритму, который заглушал все голоса страха.

43. Утро

Аля проснулась от того, что в комнату пробивался странный, незнакомый свет. Он был мягче, чем свет в её старой комнате у мамы, и падал на стену под другим углом. Несколько секунд она лежала в полной прострации, пытаясь понять, где находится. Потом память вернулась — суд, пустая квартира, Артём…

Артём.

Она повернула голову на подушке. Артем спал на боку, повёрнутый к ней. Его лицо в рассветных лучах было безмятежным, без привычной лёгкой усмешки или сосредоточенной складки между бровями. Он выглядел совсем юным и беззащитным. Одна рука Артема лежала на подушке между ними, ладонью вверх, будто приглашая ее, Алю, коснуться его.

Аля не шевелилась, боясь отпугнуть от себя то хрупкое спокойствие, что окутало её. Вчерашнее отчаяние отступило, оставив после себя странную, почти звенящую пустоту. Как будто после долгой и страшной бури наступил полный штиль, и можно было просто лежать и слушать тишину.

Артем пошевелился, его дыхание изменилось. Тёмные глаза медленно открылись, встретились с её взглядом. В них не было ни удивления, ни сожаления, ни вопросов. Был просто тихий, глубокий покой. Он не отвёл взгляд и не попытался сказать что-то, чтобы заполнить пространство. Он просто смотрел. И его молчание было красноречивее любых слов.

— Утро, — прошептала она, и её голос прозвучал хрипло от сна.

— Утро, — согласился он, его губы тронула чуть заметная улыбка.

Он не спросил "Как ты?" или "Что будем делать?". Он медленно протянул руку и коснулся её щеки. Его пальцы были тёплыми. Это прикосновение было не страстным и не утешающим. Оно было… подтверждающим. Как печать на невысказанном договоре.

— Мне нужно в пекарню, — сказала она, не двигаясь с места.

— Я знаю, — кивнул он. — Я отвезу тебя.

Они поднялись и молча собрались. Никакой неловкости, никаких лишних движений. Они двигались вокруг друг друга с новой, интуитивной грацией, будто делали это всю жизнь. Заварили кофе в её новой, ещё пахнущей заводской смазкой кофеварке. Пили его стоя у окна, глядя на просыпающийся двор.

— Судья запросила дополнительные документы по бизнесу, — сказала Аля, глядя на свой стаканчик. — Отчёт о движении денежных средств за последний месяц.

— Елена Викторовна уже готовит, — отозвался Артём. — Цифры хорошие. Рост на тридцать процентов — это сильный аргумент.

Артем сказал это обычным, деловым тоном, но когда их взгляды встретились, в его глазах было нечто большее. Была гордость — не за цифры, а за неё.

Когда они вышли из подъезда, утренний воздух был холодным и свежим. Аля глубоко вдохнула. Вчерашний страх не исчез совсем, он ждал своего часа где-то на периферии, тёмный и холодный. Но теперь между ней и этим страхом стоял Артем. Его присутствие, его рука, лежавшая на её спине, когда он открывал ей дверцу машины.

Они ехали в пекарню, и солнце, поднимавшееся над крышами домов, золотило стёкла. Аля смотрела на его профиль, на руку, лежавшую на руле, и понимала, что всё изменилось. Не потому, что они провели ночь вместе. А потому, что эта ночь стёрла последнюю невидимую границу между ними.

Они подъехали к цеху, в котором уже бурлила жизнь — Денис начал утреннюю выпечку. Артём заглушил двигатель и повернулся к ней.

— Готовься, сегодня будет жаркий денёк, — сказал он. Но в его глазах было не предупреждение, а обещание. Обещание, что что бы ни случилось, они встретят это вместе.

— Я знаю, — ответила Аля. И впервые за долгое время эти слова не звучали как признание поражения. Они звучали как готовность к бою.

Она вышла из машины и направилась к двери пекарни. Не оборачиваясь, она знала, что Артем следует за ней как человек, который теперь был частью её жизни и частью ее борьбы. И это знание придавало её шагу твёрдость, которой не было ещё вчера.

44. Отдушина

Стук в дверь прозвучал как выстрел в гробовой тишине квартиры. Аля не шевельнулась, лежа на диване и уставившись в потолок. Еще один заседание позади, очередная порция унижений и туманных перспектив. Казалось, силы покинули ее навсегда, растворившись в тягучем смоге апатии.

Вика ворвалась в её жизнь, как всегда — с грохотом каблуков, громким смехом и парфюмом с запахом чёрной смородины, который не спутать ни с чем. Высокая, собранная, в безупречном пальто цвета верблюжьей шерсти и на каблуках, которые отчётливо цокали по паркету, возвещая о её приходе. За ней тянулся шлейф дорогого, бодрящего парфюма с нотами чёрной смородины и пачули.

— Боже правый, у тебя тут как в склепе, — объявила она с порога, решительно подошла к окну и рывком дернула штору. — Молчи, не сопротивляйся. Сегодня мы ужинаем в приличном месте, и я не приму "нет" в качестве ответа. Ты превращаешься в растение.