(Не) верю. В любовь (СИ) - Котлярова Екатерина

— В этот раз всё будет отлично, — млея от того, что могу позволить себе это сделать, целую Адама в нос.

Я выскальзываю из комнаты, иду искать Мишу. Парень обнаруживается в гостиной с Димой. Молодые люди о чём-то тихо беседуют. В груди разливается тепло. Словами не передать, как я рада, что они общаются.

— Привет, — подаю голос.

Дима хлопает Мишу по плечу и встаёт с дивана. Проходя мимо меня, целует меня в висок и уходит, закрыв плотно дверь.

— Привет, — Миша лучисто улыбается.

— Ты как? — я подхожу к молодому человеку и сажусь рядом, не решаясь коснуться.

— Будто меня выжали, — хмыкает молодой человек. — А ты?

— Голова болит. Пустяки. Миш, мы вчера не поговорили, — я отвожу взгляд.

— Я вчера наговорил глупостей, мелкая, — Миша берёт мою руку и сжимает пальцы. — Прости. Я не имел права выливать всё это дерьмо на тебя. Я вижу, что ты его любишь. Взаимно. Рано или поздно я полюблю, мелкая. А ты останешься моим тёплым воспоминанием о первой дружбе и любви.

— Мишка, — я всхлипываю и кидаюсь ему на шею. — Прости меня. Мне так жаль.

— Не о чем жалеть, мелкая. Я люблю тебя. Ты заслуживаешь, наконец, стать счастливой.

— Спасибо. За всё! За дружбу, за преданность и за любовь.

— Всегда к твоим услугам, — хмыкает молодой человек.

Мы сидим с ним обнявшись ещё очень долго. Разговаривая ни о чём. Вспоминая детство и юность. Несмотря на то, что моё детство казалось мне одним сплошным черным пятном, обнаружилось, что в каждом моём светлом воспоминании фигурирует один голубоглазый блондин. Когда нас зовут обедать, я обхватываю лицо Миши, заглядываю в глаза и говорю:

— Я буду молить Бога, чтобы ты встретил самую чудесную, самую невероятную девушку. Чтобы ваша любовь была невероятно сильной и такой оставалась спустя десятки лет. Я знаю, что ты найдёшь свою вторую половинку.

Миша грустно улыбается, кивает. Я с болью в сердце понимаю, что сейчас он в это не верит. Но я знаю, что Бог подарит ему любовь!

20

Алиса

Я выхожу из школы, иду в сторону остановки. Адам заболел, поэтому в школу я хожу без любимого. Я достаю телефон, чтобы написать ему сообщение, но меня больно хватают за руку и сжимают.

Я оборачиваюсь и вижу отчима, который смотрит на меня просто безумным взглядом.

— Вот моя птичка и попалась, — хрипит он, улыбаясь белыми ровными зубами. — Соскучилась по мне?

— Ни капли! — я дёргаю рукой, но чувствую лишь боль от крепкой хватки. — Отпусти меня, старый хрыч.

— Ах, мелкая паршивка, как заговорила. Я смотрю, ты зубки отрастила. Я наблюдаю за тобой, ведёшь себя как потаскуха, задницей своей крутишь, юбки короткие носишь. Так и просишь, чтобы тебя изнасиловали. Нарываешься.

— Убери от меня свои потные мерзкие руки, старый извращенец. Я сейчас закричу!

— О, потом покричишь, моя сладкая, когда тебя твой муж будет наказывать.

Отчим размахивается и даёт мне пощёчину. Бьёт с такой силой, что я теряю сознание. Прихожу в себя в машине, на заднем сидении. Связанная и беспомощная. Я мычу, но кляп во рту мешает мне это сделать.

Я пытаюсь пошевелиться, но верёвки впиваются в кожу, оставляя красные полосы. Машина едет по неровной дороге, и каждый толчок отдаётся болью в висках. Отчим что-то бормочет себе под нос, его голос звучит как отдалённое эхо, смешиваясь с гулом двигателя. Я закрываю глаза, пытаясь успокоиться, но страх сжимает горло, как удав. В голове мелькают обрывки мыслей: «Как выбраться? Что он задумал? Как быстро Адам и Дима заметят, что я пропала? Что он успеет сделать со мной за это время?».

Машина резко тормозит, и я ударяюсь головой о спинку переднего сиденья. Отчим выходит, хлопает дверью, и через мгновение я слышу, как открывается дверь с моей стороны. Его руки снова хватают меня, грубо вытаскивая из машины. Я пытаюсь сопротивляться, но связанные руки и ноги делают это невозможным. Он тащит меня куда-то, и я вижу лишь мелькающие под ногами камни и траву.

— Вот мы и приехали, — его голос звучит как-то слишком спокойно, и это пугает ещё больше. — Здесь нас никто не побеспокоит. Ты ведь хотела побыть со мной наедине, правда? — он смеётся, и этот смех леденит душу.

Я чувствую, как он кладёт меня на что-то холодное и твёрдое, вероятно, стол или скамью. Его руки скользят по моему телу, и я содрогаюсь от отвращения.

— Не бойся, птичка, — он шепчет, наклоняясь ко мне так близко, что я чувствую его дыхание. — Скоро ты поймёшь, что я твой единственный хозяин. Ты будешь благодарна, что я взял тебя под своё крыло.

Его пальцы сжимают моё лицо, заставляя смотреть ему в глаза. В них нет ничего человеческого, только пустота и безумие. Я хочу закричать, но кляп всё ещё во рту, и я могу только мычать, чувствуя, как слёзы текут по щекам.

Я чувствую, как его руки продолжают двигаться, исследуя моё тело сквозь ткань школьной одежды. От каждого его прикосновения я сжимаюсь от отвращения и ненависти. Мне кажется, что я покрываюсь липкой грязью, которую невозможно смыть. Он что-то бормочет, но я уже не могу разобрать слов — в ушах звенит, а сердце бьётся так сильно, что мне кажется, что оно вот-вот вырвется из груди.

Он отстраняется, но всего на краткое мгновение. В следующий момент нависает надо мной, а в его руке блестит нож.

— Ты думала, что сможешь убежать от меня? — его голос звучит тихо, но в нём слышится угроза. — Ты ошиблась. Всё будет так, как я скажу.

Он наклоняется ещё ближе, и я чувствую, как его дыхание становится горячим и прерывистым. В глазах мелькает что-то дикое, и я понимаю, что он уже не остановится. Я закрываю глаза, пытаясь отгородиться от реальности, но его смех, низкий и леденящий, проникает в самое сердце. В этот момент я понимаю, что надежды нет. Никто не придёт. Никто не спасёт. Я одна.

— Ты привёз её? — голос матери становится полной неожиданностью.

Я дёргаюсь и начинаю мычать. Скашиваю глаза туда, откуда донёсся её голос.

— Да. Привёз. Где они?

— Уверена, скоро будут, — мать подходит ближе, появляется в поле моего зрения. — Ну, здравствуй, доченька. Как вижу, дьявольское отребье и на тебя повлияло. Ты стала распутной девкой.

Я дёргаюсь. Мычу. По вискам текут слёзы. Я смотрю в безумные глаза женщины, которую больше не желаю называть матерью.

Второй раз за день меня бьют по лицу. Я жмурю глаза, но не издаю ни звука. Медленно втягиваю воздух в лёгкие и держу в голове мысль, что семья Адама не спустит им это с рук. Даже если я больше не увижу любимых. Они сделают всё, что отомстить за меня.

— Знаешь, мелкая тварь, что с такими делают? Таких распутных сжигали на костре. Такие горят в аду! Ты думаешь, что кто-то придёт за тобой? — её голос звучит с издевкой, и я чувствую, как её пальцы впиваются в мою кожу, оставляя следы. Она всегда любила причинять мен боль. — Ты ошибаешься. Никто не придёт. Никто не посмеет перечить нам. Мы высшая инстанции. Мы решаем, кто будет нести наказание.

Мать отходит, и я слышу, как её шаги удаляются. Я пытаюсь пошевелиться, но верёвки впиваются в запястья, оставляя кровавые следы. Я не чувствую боли, слишком сильно боюсь.

— Ты думала, что сможешь убежать? — голос отчима снова рядом, и я чувствую, как его рука скользит по моей щеке. — Ты думала, что сможешь жить своей жизнью?

Я не отвечаю. Не могу. Даже если бы я хотела, слова застряли бы в горле, как комок страха и отчаяния. Я смотрю в его глаза, пытаясь найти хоть каплю человечности, но вижу только пустоту. Он уже давно перестал быть человеком.

— Скоро всё закончится, — он шепчет, и его дыхание обжигает мою кожу. — Скоро ты поймёшь, что сопротивляться бесполезно.

Я закрываю глаза, пытаясь представить что-то светлое, что-то, что сможет отвлечь меня от этой кошмарной реальности. Но в голове только тьма. Только страх. Только боль.

— Они приехали. Пора начинать, — слышу голос мамы.

Меня усаживают, потом заставляют встать. Я озираюсь по сторонам. Мы в церквушке. Но выглядит она заброшенной. Раздаются шаги, появляются двое — священник и незнакомый мужчина лет сорока.