Трепет. (не) его девочка (СИ) - Маар Чарли

— Это я не для тебя готовлю! — выпаливаю отчиму в лицо. Темная бровь тут же скептически ползет вверх. — То есть, ты тоже можешь поесть, конечно. Я просто… решила себя занять чем-то. Но это не для тебя лично. Это, скорее, для меня самой… Подумала, что раньше так было. Я или мама часто готовили. Потом мы вместе садились за стол. И я решила, что все может быть… как раньше. Между мной и… тобой…

Взгляд мужчины после моих слов лишается огня. Из него словно выкачивают пламя и заполняют холодом.

— Ты снова ходишь босиком, Яна, — хрипит Рустам, после чего вдруг начинает приближаться ко мне. Я так теряюсь, что очередной вдох вызывает боль в груди, поэтому я прирастаю к полу и стараюсь не дышать. Он проходит мимо, чуть задев меня плечом, и отодвигает ящик, в котором лежат лекарства, достает оттуда несколько пачек таблеток и кладет передо мной.

Обезболивающее. Я забыла их спрятать. Ну, я же не думала, что он станет заглядывать в этот чертов ящик!

Жар заливает мои щеки и шею. Мне очень стыдно, но Рустам никак не комментирует свою находку, просто направляется к выходу из кухни и практически скрывшись за дверью говорит:

— У тебя горит там что-то, Ян?

А? Горит? Что?

— Вот черт! — кидаюсь к сковороде с гренками. Они уже почти черными стали. — Черт! Черт! Черт!

Так, дыши, Яна, дыши.

Снимаю сковородку с плиты и ставлю на доску. Делаю один глубокий вдох, второй, третий. Понимаю, что не чувствую запаха подгоревшего хлеба. Ощущаю только запах духов Рустама и сигарет. И никаких примесей. Никаких женских ароматов.

Мне приходится жарить новую партию гренок, потому что сгоревшие, соответственно, к употреблению не годятся. Не знаю, как мне удается не испортить и эти тоже, потому что мыслями я нахожусь далеко от готовки. Не могу перестать думать о Рустаме ни на секунду. Не могу не думать о том, что, возможно, ночью он все-таки был не с Региной. Ведь ее духами не пахло. Хотя, почему должно было обязательно пахнуть, он же ими не обливается! Это вообще ни о чем не говорит, но мне нравится допускать возможность того, что все же Рустам был не с ней. Мало ли, какие у него могли быть дела? Я как идиотка радуюсь этому, хотя не должна, потому что это выходит за правила игры. В игре есть правила, но нет чувств, а если чувства есть, то, получается, это уже не игра.

Разливаю суп по тарелкам, гренки перекладываю в блюдо, и ставлю все на стол. Обезболивающие, которые Рустам достал из ящика, указав на мою ложь, запихиваю обратно, снова коря себя за глупость. В следующий раз не буду ему ни писать, ни звонить…

Из шкафа над раковиной достаю поднос. Я не собираюсь есть здесь с отчимом. Трушу. Поэтому ставлю свою тарелку на поднос и беру пару гренок. Вместо кофе наливаю в стакан апельсиновый сок, после чего поднимаю поднос и собираюсь сбежать из кухни, пока отчим не спустился, но удача в очередной раз поворачивается ко мне тыльной стороной своего тела, потому что я чуть не врезаюсь в Рустама в проеме двери.

— Куда собралась? — нахмуривается он, удержав мой поднос руками с другой стороны.

Хоть бы рубашку застегнул!

— Хочу в своей комнате позавтракать, — лепечу вроде, а может и молчу, потому что голоса своего не слышу. В ушах снова звенит от бешеного стука сердца, вызванного приятным запахом геля для душа отчима, которым я недавно сама мылась.

— За стол сядь и поешь нормально. Я тебя не укушу, Яна, — он практически разворачивает меня и вынуждает идти обратно. Я конечно могу настоять на своем, но для этого мне нужно будет как-то протиснуться мимо мужчины. А в друг я его коснусь? Его голой груди или плеча? Вдруг его снова накроет?! Решаю, что благоразумнее не спорить, а сесть и быстренько поесть, после чего уже скрыться у себя, где я буду в безопасности. Почти в безопасности.

Пока он усаживается напротив, а я с подноса снова перекладываю все на стол, мысли возвращаются к тому моменту, что еще вчера я хотела высказать отчиму относительно его гиперконтроля, и вот опять дала задний ход. Понимаю, что ищу путь наименьшего сопротивления, и именно это только сильнее утверждает Рустама в мнении, что он может и имеет право мной управлять и командовать, словно ребенком.

Мы начинаем молча есть. Я пытаюсь набраться смелости и завести разговор о контроле, но все, что у меня получается, это не пялиться на него, как идиотке. Вместо этого я пялюсь в тарелку с супом. Уже неплохо.

Несколько раз выпрямляюсь, поднимаю на него взгляд и делаю глубокий вдох, чтобы начать говорить, но потом он поднимает свой тяжелый темный взгляд на меня, и я снова прячу глаза.

Раньше противостоять ему было легче. Раньше, я не знала о его чувствах. Раньше, я не чувствовала того, что чувствую сейчас. "Раньше" было так давно. Мне кажется, что даже то, что произошло на кухне пятнадцать минут назад, было давно. Где-то внутри меня прошла уже вечная вечность. "Раньше" было в другой жизни. Теперь у меня есть только эта. Жизнь после разлома. И чем дальше я ступаю по новой дороге, тем тяжелее мне становится.

— О чем задумалась? Что-то сказать мне хочешь? — спрашивает он, спустя минуту моего сидения с поднятой ложкой и пустым взглядом вдаль.

Медленно опускаю ложку в суп и сглатываю. Сказать? Сам же просил.

— Мне не нравится, что ты меня во всем пытаешься контролировать.

— Ты же обещала, что не будешь пока со мной спорить, — тяжело вздыхает мужчина.

— Но это слишком! Я благодарна тебе за помощь, но она не всегда мне требуется! Я взрослая уже. Ты же везде и все решаешь за меня! Даже те вопросы, с которыми я сама в состоянии справиться! Ты по учебе звонишь, по работе. Ты решаешь, где я буду есть, где жить. Что дальше? Одежду мне сам начнешь выбирать?

Рустам спокойно меня выслушивает, с наслаждением отхлебнув супа с ложки, затем отламывает кусочек жаренного хлеба и отвечает:

— Я уверен, что со всем этим ты можешь справиться сама. У меня нет никаких сомнений. Но ты заболела, и я позволил себе проявить чуть больше заботы. К тому же, ты часто совершаешь выбор относительно работы, учебы и всего остального из чистого упрямства, а не здравого смысла. Это не по-взрослому. Хочешь показать, что ты взрослая, занимайся тем, что тебе действительно нужно. Насчет того, где тебе есть — ты можешь есть в комнате, Ян, да где угодно, даже на чердаке, но я не хочу, чтобы ты делала это с целью избегать меня. А сейчас ты собиралась уйти именно по этой причине. Это тоже не по-взрослому. И последнее, по поводу того, где ты будешь жить — мы уже обсуждали это.

— Нет, не обсуждали! — вспыхиваю я и немного подаюсь туловищем вперед. Меня снова отчитали будто маленького ребенка! Это меня злит и обижает, особенно то, что в его словах я слышу верный посыл, что разбивает вдребезги все мои аргументы, которых и так было не очень много. — Не обсуждали Я в этом доме жить не хочу. Мне здесь плохо!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 15 глава

— Я чувствую себя ужасной, живя здесь с тобой… после всего… и не зная, что будет дальше. Каждый раз переступая порог, я жду-не дождусь, когда уйду отсюда. Все воспоминания о нашей прошлой жизни, о маме… они давят на меня. Причиняют боль.

Рустам внимательно слушает, не перебивая, не пытаясь вставить очередную умную, правильную, взрослую фразу. Пользуясь моментом, я решаюсь выговорить ему все начистоту. Сейчас или никогда!

— И мой выбор относительно работы, учебы и всего остального — он мой! Мой выбор! Понимаешь? Даже если он кажется тебе неправильным, невзрослым, не нужно заставлять меня делать другой выбор, не нужно меня принуждать. Тебе кажется, что ты знаешь меня лучше, знаешь, как будет лучше, и это может действительно оказаться так, но если я и совершаю или собираюсь совершить ошибку, это будет моя ошибка. Моя, которая поможет мне в дальнейшем ее не совершать! Я хочу выбирать, как жить, сама. И дело не всегда в правильности решения. Иногда ты вроде знаешь, как правильно, но чувствуешь себя плохо при этом, поэтому выбираешь другое. Не то, что нужно, не так, как нужно, но так, как сейчас тебе лучше и легче!