Изабелла Сова - Вкус свежей малины
23.08. Произвела перепись продуктов, годных для съедения:
— 21 пакетик китайских супов семи разных вкусов;
— килограмм сморщенной картошки;
— буханка хлеба;
— четыре яблока сорта «малиновка» (одно надкусанное);
— два початка кукурузы;
— банка кофе «Инка»;
— пол-литра кефира (будет для картошки);
— большой пакет муки (немножко отдает затхлым, но, наверно, еще пригодна);
— сто граммов тонизирующих чаев (по причине цены потреблять в гомеопатических дозах);
— пять больших банок грушевого компота (буду есть в самом крайнем случае).
Получше, чем у Робинзона Крузо. Ну, может, выбор фруктов и овощей у него был больше.
27.08. Экономлю энергию и не выхожу из дому. Укрываюсь в мире развлечений. Постепенно втягиваюсь в «Красивых и дерзких». Хорошо, что действие развивается так медленно. Я в это время могу раскладывать пасьянс, брить ноги, просматривать журналы (купила на последние семь злотых). Или же делать все это одновременно.
* * *Заодно вспомнила, что сегодня у меня день рождения. По этому случаю съела две горячих кружки бульона со вкусом омара и запила чашкой дорогого японского чая. Шиковать так шиковать.
29.08. Бруки, та блондинка, что ожидает ребенка, решила позвонить матери. Поговорить с ней, может, даже навестить ее в Париже.
После фильма и я решила позвонить маме. Может, даже навещу ее.
— Привет, Ирек.
— Привет, сестричка. Поздравляю с днем рождения. Часики тикают?
— Тикают, но словно бы потише, чем год назад.
— Ничего, как стукнет тридцатник, они понесутся.
— Спасибо на добром утешительном слове. А что у тебя?
— Опять не прошел в институт и еду в Германию к отцу, — объявил он.
— Насовсем? — испугалась я.
— Нет. Только заработаю на «полонез» и назад.
— А серьезно?
— А если серьезно, то в будущем году вернусь на вступительные экзамены. А пока надо где-то затаиться, а не то меня заметут в армию.
— Тебя отец пригласил?
— Отец еще ничего не знает. И вообще он там слегка сдвинулся из-за своего диабета.
— Так зачем ты хочешь свалиться на него?
— Не хочу я, но какой у меня выбор? Или чокнутый отец, или «как надену портупею, сразу чувствую: тупею».
— И когда же ты едешь? — Я сглотнула слюну. В обычное время даже не думаешь, какие крепкие узы связывают нас с нашими близкими. И только когда близкие уезжают, веревочка натягивается и не хочет отпускать.
— Завтра. У меня и билет уже куплен.
— Как там, справишься? Деньги у тебя есть? — Чего ради я спрашиваю, все равно ведь ссудить я его не смогу.
— Да не беспокойся ты за меня так, Малина. Все будет хорошо. Я ведь еду не в неизвестность. Жена у отца — славная тетка. Ты знаешь, что она прислала письмо? На маму она немножко обиделась после той программы, но это она меня пригласила. В сущности, чужой человек. Нет, вовсе это не значит, что я имею что-то против отца с его диабетом.
Он замолчал, словно ожидая, что я скажу. А я искала соответствующие случаю высокие слова.
— Значит, уезжаешь? — нашлась я наконец.
— Знаешь, я даже рад, потому что позавчера сосед начал ремонт. Целый день сверлит дрелью.
— А как мама реагирует?
— На соседа или на мой отъезд?
— На твой отъезд.
— Делает вид, будто ей безразлично, но немножко обижена. Отыгрывается на соседе. А вот и она пришла. Дать тебе ее?
— Давай. Ну что ж, Ирек, будем прощаться. Крепко целую тебя и держу кулаки. Не забывай польский.
— Не забуду. Обещаешь мне кое-что?
— Что?
— Что будешь огорчаться не больше чем по два часа в день. Слово?
— Попробую.
— Ну что, Малинка, сестричка, без пяти минут магистр, до радостного.
Ответить я не успела, потому что мама взяла трубку. Я только услышала, как она поправляет Ирека: «Надо говорить «до свидания»». И почти сразу же она рявкнула мне прямо в барабанную перепонку:
— Наконец-то у тебя пробудился интерес к родному дому и семье! Ты даже не представляешь, что я тут переживаю!
— Почему же? Представляю. — Мне тоже горько из-за отъезда Ирека.
— Нет, это невозможно представить! Это надо пережить! Этот Хаберек из четвертой квартиры совершенно озверел. Сверлит уже третий день!
— Я слышала, — сказать, что от Ирека, я не успела.
— Раз уж ты слышишь по телефону, то что говорить нам?
— Кошмар, — согласилась я.
— Слово «кошмар» — это эвфемизм. Каждые десять минут он сверлит, и так весь день с восьми утра до семи вечера. Ты знаешь, сколько за это время можно просверлить дырок?
— Много?
— Примерно сто девяносто, — быстро прикинула мама. — И все это на одной стене. Смежной с нашей квартирой, а точнее, с гостиной.
— Откуда ты знаешь?
— Догадалась по грохоту. Малина, ну скажи мне, зачем Хаберекам столько отверстий?
— Может, у них много картин? — предположила я.
— И знаешь, что хуже всего? Что приходится выносить все неудобства, связанные с ремонтом, понимая, что у тебя ничего не изменится.
— Да у нас уже нечего менять. Все подвернуто до последнего винтика. — Я ничуть не преувеличиваю. Наша квартира отделана, как Ленни Кравитц. Только что с меньшей фантазией.
— Ты к нам не приезжаешь, поэтому не знаешь, — поставила меня мама на место.
— А кроме ремонта что?
— Ирек уезжает, но это ты уже знаешь.
— Да.
— Я ему столько твердила, чтобы он взялся, наконец, за учебу! Но он предпочитал на компьютере играть и вот теперь должен убегать от армии, — тяжело вздохнула мама. — Ничего у меня в жизни не удалось. Муж болен диабетом и к тому же живет с иностранкой. Представляешь?
— Мама, но не каждой же быть принцессой Вандой.
— К сожалению, — снова вздохнула она. — Так хоть бы вам в жизни везло. Но нет! У других дети стоят на своих ногах. Приторговывают, не успеешь оглянуться — уже образование получили. А тут Ирек даже в Академию физвоспитания пройти не смог, ты шестой год учишься. Твои подруги уже в мае защитились, нашли хорошую работу, мужей.
— Какие подруги? — нервно поинтересовалась я.
— Да хотя бы дочка Кабатовой. Знаешь, какой у нее муж? Каждую неделю покупает теще розы, а иначе обеда не получит.
— Мама, во-первых, дочка Кабатовой никакая мне не подруга, а во-вторых…
— К словам придираешься? Поссориться хочешь?
— Нет, просто хочу, чтобы все было конкретно. Так какой же моей подруге так везет?
— Да, например, Анке. Закончила Академию.
— Уже два года назад и до сих пор не вышла замуж!
— Зато у нее хорошая работа, а после твоего «Управления» самая большая безработица.
Большущее спасибо. Это называется поддержка со стороны семьи.
— Что ж, буду тогда сидеть дома и ходить на дармовой суп к брату Альберту, — нагло заявила я.
— Хочешь окончательно добить мать? Мало того, что Ирек уезжает в голубую даль, так еще и ты начинаешь? Ну давай, давай! Бей лежачую! Только смотри, чтобы потом не пришлось выступать в программе «Прости меня».
— В отличие от некоторых я вовсе не собираюсь устраивать представление из своей унылой жизни! — выпалила я и положила трубку, прежде чем мама успела отреагировать.
А через минуту у меня начались жуткие угрызения совести.
— Ирек? Это опять я. Дай маму.
— Она не хочет подойти. Лежит и всхлипывает в подушку. Упоминает о скорых похоронах.
— Все как обычно.
— Поэтому тебе нужно привыкнуть. Я уже давно привык.
— И однако ты уезжаешь.
— Но вовсе не из-за мамы. Я тебе вот что скажу, Малина. Боюсь, что в Германии мне будет не хватать ее занудства, претензий, нелепых теорий насчет мужчин, счастья и вообще жизни. И я тут подумал… Может, ты запишешь мне маму на кассету?
— Почему я?
— Во-первых, потому что мне уже не успеть, а во-вторых, потому что только ты пробуждаешь в ней особое вдохновение. Ну так как?
* * *Тоже мне вдохновение. Вот в «Красивых и дерзких» — это вдохновение! К примеру, Бруки придумала новый космический материал и все по причине восхищения Форестерами. Кстати, раз уж зашла речь о «Красивых», не пора ли включить телевизор?
3.09. Ирек уехал. Мама молчит. Эва возвращается только через три недели. Иола исчезла неведомо куда. Лешек растворился. Сколько можно разговаривать с шимпанзе и золотой рыбкой?
Хорошо, что есть телевизор.
6.09. Ни о чем не мечтаю. Ничего мне не хочется. Ничего не жду (разве что «Красивых и дерзких»). Ни о чем не думаю. Может, это и есть нирвана?
9.09. Сегодня состоялось жестокое пробуждение. Звонок из института. Через четыре дня у меня защита!
