Владимир Витвицкий - Двадцать пять дней на планете обезьянн
— А у вас есть семья?
— Я не женат, — с надеждой на прощание улыбнулся Примат, — мне все еще везет.
— Извините, а та обезьянна, на аэродроме?
— Заметили? — шагнул Примат к посадочным воротам. — Думаю, и ее нет. А вот вам пора.
Очередь к шумилкам о железе, состоящая из раскрытых паспортов и приготовленных билетов, быстро проползла через положенный ритуал взглядов и рентгена, превращая ожидающих в отлетающих.
— Счастливо долететь, — попрощался Примат, — надеюсь, больше не увидимся.
— Спасибо, — не обиделась уже превратившаяся в отлетающую гевронка, — глупостей больше не будет. А вдруг вы ошиблись, там, на аэродроме?
— Доживем — увидим, переживем — забудем. Прощайте!
Наконец-то он избавился от нее! Хотя надо, надо признать, что Гибне оказалось в общем-то теткой неплохой. Но смерть Мичурина, да и этого мальчишки чихака, несогласие с этим всем, плюс собственные страхи — все это настроило по необходимости отважных пехтмуров против нее. Так что Примат побыстрее выскочил на свежий воздух — надоел ему аэропорт и в нем гевронка, да и военный полноприводный грузовик как-то не очень вяжется с легковушным окружением. Он, не задерживаясь, направился к нему.
— Проверяли, — сообщил на время перебравшийся в кабину мичудрил.
— Ну и?
Мичудрил кивнул на табличку "200" под стеклом, и Примат не стал возражать — так положено и избавит от лишних вопросов со стороны тащащих службу на приаэродромовских просторах ментов и предупредит излишние взмахи их полосатых жезлов. Мичудрил запрыгнул обратно в кузов, к пехтмурам и цинку, ну а Примат в кабину, и насупленный трехосный вездеход выехал на трассу. Военный аэродром недалеко, нужно лишь лихо промчаться каких-то пару-тройку километров под высоченными тополями, посаженными вдоль дороги вероятно из соображений секретности и маскировки. Тени от них немного.
На КПП запаянный в бронежилет караульный в форме из серых разводов, сложив на автомате руки — как на перилах, вопросительно уставился на Примата и на табличку.
— Автобус не уехал еще? — открыв дверцу, спросил его Примат.
— Успеваете, — ответил тот, — проводи, — кивнул он второму, так же запаянному и автоматистому товарищу. А товарищей таких — несколько.
Второй запаянный залез в кабину, открылись ворота, и машина въехала на так отличную от всей остальной земной тверди авиатерриторию. Они подъехали к небольшому и чем-то действительно напоминающему летающий автобус самолету. Наверное, потому что поршневой — черные следы выхлопов двигателей подчеркнули его сегодняшнее предназначение.
А у задранного хвоста и открытого люка — запрещенный на аэродроме перекур, и Примат знает, что это его попутчики — такие же, как и он, сопровождающие. Он поздоровался, отказался от сигареты, выгрузили тяжелый, в двести заявленных килограммов, обшитый досками цинк, затащили в самолет, а там таких с десяток — все строго, все по весу. Помолчали, поболтали.
— Последний? — спросил вынырнувший из ниоткуда летчик, и не получив ответа, полез внутрь, по-видимому — считать.
— Последний, — через некоторое время объявил он, — поехали.
Все очень просто: похожий на автобус самолет, летчик-счетовод, покурка, и пожав мичудрилу Павианову руку, Примат отправился в полет.
* * *22. Тринадцатый день на планете обезьянн. Второй день диалогов.
— Когда мне было лет четырнадцать, ну, может быть, пятнадцать, мы с подружкой заманивали сюда, во двор, клеящихся к нам матросиков. Они нас провожали, а во дворе их ждали наши друзья и дрались с ними. Представляешь? У меня было хулиганское детство.
— Ты и меня хочешь заманить и отдубасить?
— Кто кого заманивает?
Они легко, и кажется, давным-давно на "ты", тем более в гевронском языке нет деления на "ты" и "вы", и Мак воспользовался этим. И был оправдан — ведь молниеносность принятия подспудных и разумных решений мелькнула и прошла, предопределив шаги в настоящем и поступки в будущем. Так что "ты" есть "ты", быстро и легко.
— А ты опасная обезьянна, — припомнил в паузе разговор с Бобом о вредоносных для гевронов русбандских осколках Мак.
— И не только для себя, — согласилась Шимпанзун, — не забывай об этом. Ты что-то хотел мне сказать?
— Вчера вечером прилетела Гибне Гибнсен.
— Наши тоже скоро будут. Друг одного из моих сослуживцев там, так что он, а значит и я знаю почти все и почти сразу. Твоя служба новостей не была необходимостью.
— Значит, ты меня не просто терпишь?
— Не делай скоропалительных выводов, мучачос, — остудила пыл гевронца Шимпанзун.
Они вышли на площадь, ту самую, где так много колясочных мам и где стоит цветочный ларек. Ларек попался ей на глаза, но молниеносность решений, мигнув охранной сигнализацией, мягко закрыла нужные двери.
— Меня удивляет другое, — посмотрев вслед за ней на ларек, продолжил Мак, — почему ты все узнаешь у сослуживца или у меня, а не от Примата? Он тебе что, не звонит?
В ответ Шимпанзун коснулась кончика своего носа, напоминая резвому гевронцу о соотношении длины и любопытства. В ответ геврон, подчиняясь старомодным русбандским условностям и не подозревая о значении белого цвета, купил-таки в ларьке всегда готовую к продаже розу.
— Видишь ли, Шимпанзун, — отдав розу, слава богу, не белую, официально произнес он, — я думаю, что это не только твое дело.
И, не услышав ответа в течение национальной паузы, добавил:
— Через два дня Гибне возвращается домой, понимаешь? Так вот — я не поеду.
— Мне нужно увидеться с Приматом, — шагая в настоящем, приостановила свое движение в гевронское будущее Шимпанзун, — сейчас это главное. А ты поступай так, как считаешь нужным. Подсказок не будет.
— Договорились, — чувствуя себя полным иностранцем, поставил тем не менее смелую точку в обсуждении правил передвижения Мак.
— Договорились, — согласилась и Шимпанзун, однако немного помолчав, добавила:
— Помнишь, когда ты в первый раз позвонил мне, то трубку сняли, но не ответили?
— Помню, — сразу же откликнулся Мак, — тогда я понял, что попал именно к тебе.
— В тот день, в тот вечер, был еще один звонок, — все так же шагая в настоящем, но еще не избавившись от прошлого, так мешающего движению в будущее, продолжила она, — только на этот раз я ничего не услышала. Мне нужно увидеть Примата.
— Хорошо, — вздохнул длинным вздохом по-прежнему полный в этой, непонятной для него ситуации, иностранец Мак Какерсен, — и ты поступай так, как считаешь нужным.
* * *23. Четырнадцатый день на планете обезьянн.
