Елена Веснина - Преодоление преград
Маша с Толиком продолжали нелегкий разговор. Маша настойчиво спросила:
— Так что ты решил, Толик?
— Не знаю… — мялся он.
Маша снова стала объяснять ему, как ребенку:
— Толик, ты должен пойти и признаться. Это самое лучшее, что ты можешь сделать.
Я тебе верю, просто… ты не представляешь, как мне сейчас тяжело! И ведь если я во всем признаюсь, я подставлю отца и брата! Их схватят и посадят в тюрьму.
Маша тихонько сказала:
— Зато потом сразу станет легче. А они это заслужили.
— Знаю. И все равно не могу предать их, — понурил голову Толик.
Маша всплеснула руками:
— О чем ты говоришь, Толик? Это они тебя предали. Они воспользовались твоей наивностью и доверием, чтобы втянуть в свои грязные дела.
Толик молчал, пристыженный и насупленный. Маша попыталась заглянуть ему в глаза, но Толик отвел взгляд, опустив голову.
— Я все понимаю, ты во всем права. Но это — мой отец и мой брат. Это моя семья, и другой у меня не будет. Прости, Маша, я не могу… И прощай. Наверное, уже не увидимся, — на одном дыхании выпалил он.
Маша сразу погрустнела:
— Ты все же решил уехать с ними?
— Да, — ответил Толик и понуро поплелся к двери. Маша тихо сказала ему вслед:
— Толик, ты говорил, что ты меня любишь… Он обернулся и посмотрел ей прямо в глаза:
— Люблю. Больше всего на свете.
Маша подбежала к нему, обняла и взмолилась:
— Прошу тебя — сделай это ради меня! Если ты меня действительно любишь, ты пойдешь в милицию и во всем признаешься.
На лице Толика отразилась смертная мука.
— Не проси меня об этом, Маша. Это выше моих сил — выбирать между тобой и моей семьей.
Маша уговаривала его:
— Это ты считаешь их семьей, боишься навредить им, подставить, а они? Они думали, что будет с тобой, когда использовали тебя, втягивали в свои преступления?
Толик мялся, в конце концов он не выдержал ее взгляда и отвернулся.
— Ты должен порвать с ними, потому что иначе — тюрьма! А ты еще молодой, перед тобой долгая счастливая жизнь. Я слышала, чистосердечное признание смягчает наказание. Сделай это, пока милиция сама не вышла на вас, пока еще не поздно, — продолжала Маша.
— Милиция на нас не выйдет. Папа обещал…
— Ты что, до сих пор ему веришь? Он манипулирует тобой, играет, как куклой, а ты только повторяешь — папа, папа, — втолковывала ему Маша.
— Папа знает, что делает. Если бы мы делали все, как говорил папа, все было бы нормально… — но Толик говорил эти слова уже не очень уверенно.
— Вранье. Допустим, вам удастся сбежать сейчас, а ты подумал, что будет дальше? Завтра, через год, через пять, десять лет? Ты всю оставшуюся жизнь хочешь шарахаться от каждого милиционера? Все время оглядываться и бояться, что тебя узнают и схватят? — настаивала Маша.
Толик не знал, что ответить, и прятал глаза, а Маша описывала ему еще более страшные картины:
— У тебя никогда не будет. нормальной семьи — ты не сможешь жениться, завести детей. Не сможешь устроиться на нормальную работу. Потому что ты будешь изгоем, ты будешь вне закона. Ты никогда не сможешь жить как нормальный человек! Подумай, готов ли ты всю жизнь жить беглецом.
Слова Маши наконец произвели на Толика впечатление, и он сдался:
— Я… Я не знаю… Может быть, ты права… Маша проникновенно посмотрела на него:
— Я очень рада, что ты решил во всем признаться. Толик тяжело вздохнул:
— Я понял, что у меня действительно нет другого выхода, — грустно сказал он и сделал шаг к двери. На пороге он остановился и неловко спросил:
— Маша, можно я попрошу тебя кое о чем?
— Конечно, — улыбнулась Маша.
Ну, меня же все равно, наверное, посадят… — начал он. — Конечно, я должен отвечать за свои дела — ведь я участвовал в похищении Алеши. Но я не об этом сейчас. Мы, наверное, долго теперь не увидимся, и я хотел попросить тебя… Поцелуй меня на прощание, а?
Маша внимательно посмотрела на него, подошла и нежно поцеловала его в щеку.
— Спасибо… Как ты думаешь, мы с тобой еще встретимся когда-нибудь? — грустно спросил Толик. Маша ободряюще улыбнулась:
— Обязательно встретимся.
Грустный Толик вышел из дома Маши и обернулся, глядя на ее окна. Его охватила странная, безысходная тоска. Бросив последний прощальный взгляд на дом, Толик вздохнул и медленно пошел прочь.
Кирилл сидел за своим столом, просматривая какие-то бумаги. На раздавшийся стук в дверь он, не поднимая глаз, раздраженно рявкнул:
— Я занят!
— День добрый, Кирилл Леонидович, — не обращая внимания на грозный ответ, в кабинет вошел Буравин.
Кирилл поднял голову и, увидев Буравина, тут же сменил гнев на милость:
— А, Виктор Гаврилович! Какими судьбами? Он вышел из-за стола и подошел к Буравину.
— Давненько не захаживали. Рад видеть!
Кирилл протянул руку Буравину, но тот, казалось, этого не заметил. Он смотрел ему прямо в глаза — холодно и твердо.
— Я к вам, Кирилл Леонидович, не обниматься пришел. Я в одном деле разобраться хочу.
Кирилл мгновенно «выключил» улыбку и опустил руку.
— Ну что ж, как прикажете. Какое же дело вас интересует?
— Каким образом получилось так, что наша общая с Борисом Самойловым фирма оказалась перерегистрирована на него одного? Да еще задним числом? — требовательно спросил Буравин.
Кирилл замялся, не зная, что сказать. Стараясь оттянуть время, он неторопливо вернулся к столу и сел в кресло.
— Я жду ответа, Кирилл Леонидович. Ведь это ваша подпись стоит под бумагами о перерегистрации фирмы? — продолжал настаивать Буравин.
— Моя, — согласился тот.
— Но ведь это прямое нарушение закона, — заявил Буравин.
— Я бы поостерегся на вашем месте предъявлять такие обвинения должностному лицу. Статью о клевете пока еще никто не отменял, — напомнил Кирилл.
— Вы еще смеете мне грозить статьей? — возмутился Буравин. — Вы помогли Самойлову отнять у меня бизнес безо всякого на то основания и меня же еще обвиняете в клевете?
— Ну, почему же без оснований. У Самойлова была генеральная доверенность от вашего имени на право ведения всех дел. Скрепленная вашей личной подписью, — возразил Кирилл.
— Подпись там действительно моя. Но я не давал Самойлову никакой доверенности! — воскликнул Буравин.
Чиновник смерил его недовольным взглядом:
— Не втягивайте меня в эту путаницу, Виктор Гаврилович. С моей стороны все чисто. Я попросил Самойлова принести доверенность от вас — он принес. — Кирилл приосанился, обретая уверенность. — Вы разбирайтесь с вашим компаньоном, если что не так. А обвинять меня… Тем более голословно. Это, знаете ли, чревато. Я умею за себя постоять.
