Памела Джонсон - Решающее лето
Когда нас разделяло всего шагов двадцать, женщина недовольно обернулась и сделала нетерпеливый жест рукой, словно хотела сказать. «Ну что ты плетешься, скорее!»
И тут произошло совершенно неожиданное: мальчишка остановился как вкопанный, с секунду смотрел на мать, а затем вдруг с угрожающим видом двинулся на нее. Она в испуге попятилась, а маленькая девочка громко заплакала. Мальчишка, приняв позу боксера, стал, приплясывая, теснить мать, не сводившую с него испуганного взгляда, и вдруг сделал выпад и нанес ей хорошо рассчитанный удар под сердце. Женщина побледнела, громко охнула и резко отпрянула назад.
Я перебежал через улицу и схватил мальчишку за руку.
— Ты что делаешь? Как ты смеешь бросаться с кулаками на мать!
Он вырывался, тяжело дыша и рыча, как звереныш. И тогда я сказал первое, что говорят в таких случаях.
— Вот сейчас позову полицейского, и он тебя заберет.
— Зови, зови! — злобно выкрикнул он. — Пусть забирает ее!
И, ловко вывернувшись из моих рук, он выхватил свой бойскаутский нож. Я вовремя успел снова схватить его за руку и уже не отпускал. Теперь я был не один, потому что к нам подошли седой мужчина с портфелем и маляр, красивший дом напротив.
Маленькая девочка громко и испуганно плакала, круглые слезы, словно горох, катились по ее щекам. Седой мужчина схватил мальчика за другую руку. Так мы крепко держали его за руки, а он повис между нами, словно на качелях, отчаянно брыкаясь, в бессильной ярости делая резкие, почти конвульсивные движения.
— Это уже не в первый раз, — задыхающимся голосом вымолвила мать, — уже не в первый раз. Отнимите у него нож, прошу вас.
Я расцепил мальчишке пальцы, вынул из них нож и отдал матери.
— Ах ты негодник! — возмущался седой господин с портфелем. — Надеюсь, твой отец проучит тебя как следует.
Маляр повел себя иначе. Он присел на корточки перед мальчиком, так что их лица почти соприкасались, и тихим голосом серьезно сказал:
— Я не знаю, что у тебя за обида, сынок, да и не хочу знать, но запомни: лучше матери нет у тебя друга.
Каким бы странным ни показалось в этот момент такое обращение к обезумевшему от непонятного приступа злобы мальчику, но оно возымело действие. Лицо мальчишки вдруг искривилось в жалкую гримасу, и он заплакал, сразу же превратившись из разъяренного зверька в обыкновенного обиженного ребенка. Мы отпустили его, и он побежал по переулку в сторону шумной улицы.
— Пусть, — сказала мать, — не трогайте его, теперь все обойдется, он успокоится. — Встав на колени, она обняла плачущую девочку и стала ее уговаривать. — Не надо плакать, детка, все прошло. Он просто пошутил, он не хотел сделать ничего плохого.
Седой господин попытался было о чем-то ее спросить, но женщина ничего не ответила. Торопливо поблагодарив нас, она поспешила за сыном, таща за руку девочку. Маляр пожал плечами.
— Должно быть, не все дома, — спокойно промолвил он и вернулся к прерванной работе.
Когда я рассказал об этом эпизоде Чармиан, я добавил что-то относительно материнской доли: как, должно быть, тяжело матери этого мальчишки — ведь он сущий волчонок.
К моему удивлению, Чармиан набросилась на меня.
— Ты только так и способен мыслить! Тебе, разумеется, ее жаль! Все вы такие, мужчины. А ты подумал о мальчике? Разве ты знаешь, отчего он такой? Почему хотел убить собственную мать? Ведь дети так ужасно страдают, — продолжала она, одновременно разгневанная и взволнованная — и никто этого не знает. Взрослые всегда заодно и всегда против детей. Как ты можешь осуждать этого бедного толстого мальчугана? Только представь, сколько ему пришлось вытерпеть, если он стал таким? Ведь всю правду ни ты, ни я никогда не узнаем.
— Разумеется, поэтому лучше не принимать так близко к сердцу эту историю. И ради бога, будь справедливой, не впадай в крайности. Дети, бросающиеся с ножом на родителей, право же, заслуживают наказания.
— Ах, ты совсем ничего не понимаешь, — продолжала она. Взяв на руки маленькую Лору и крепко прижав ее к себе, она взволнованно ходила по комнате. — Я на их стороне. Я всегда буду на стороне детей.
Я вдруг понял, что Чармиан бросает вызов миру взрослых, миру их любви и их ненависти. Она решила посвятить себя Лоре и добровольно отказаться от других радостей. Мальчишка в малиновой фуражке, разъяренное и одержимое злобой существо, столь быстро ставшее вновь беззащитным и беспомощным, символизировал для нее страх, живущий в душе каждого ребенка.
Тем, кто утверждает, что у истоков детства лежат страх и страдание, грозит плен. Здоровое начало, заложенное в естественном праве человека на счастье, служит великим вдохновителем всех его начинаний. Страдания двенадцатилетнего мальчика символизировали для Чармиан страдания детства, и она отождествляла их с собственной обидой. Она сама была мальчишкой с ножом в руках. Ей снова хотелось вернуться в детство, чтобы ничего самой не решать и не избирать меру наказания.
Это неожиданно возникшее между нами непонимание и новая отчужденность заставили меня подумать о том, чтобы уехать куда-нибудь ненадолго. Тоска по Элен была похожа на физическую боль и словно обручем все туже стягивала сердце. Я был полон решимости побороть ее во что бы то ни стало, избавиться, как от тяжкой болезни, и видел выход лишь в смене обстановки и в новых впечатлениях. Чармиан не нуждалась во мне, а галерея Крендалла в своем спокойном и неторопливом существовании не требовала особых забот. Поэтому, когда Крендалл упомянул как-то о богатой американке, коллекционирующей картины современных английских художников, и высказал мысль, что было бы неплохо установить с нею деловые контакты, я предложил вместо отпуска съездить на месяц в Нью-Йорк. Я мог себе это позволить и, таким образом, соединил бы приятное с полезным.
— Что ж, я не возражаю, — одобрил мою идею Крендалл, — поезжай. Меня это вполне устраивает. Я попрошу Макса Дэвидсона помочь мне, пока ты будешь в отъезде. Он сейчас не у дел, и думаю, что его знаний хватит, чтобы не наделать глупостей. Когда ты предполагаешь ехать?
— Как можно скорее, — ответил я, но, наведя справки, выяснил, что раньше середины мая уехать не удастся.
— Ну что ж, все равно у тебя впереди заманчивая перспектива, — утешал меня Крендалл, не подозревая, насколько мне необходимо уехать немедленно.
Вторая неделя апреля была на исходе, и весенний город сиял, словно осыпанный бриллиантовой пылью, а поздно зацветшие деревья в садах Чейэн-уока белели, будто шары из сахарной ваты, и наполняли воздух сладким ароматом. Весна была похожа на строгую мать, которая долго отказывала ребенку в удовольствиях, а затем вдруг неожиданно щедро осыпала его подарками.
