Фиона Уокер - Море любви
– Нет, спасибо. – Эллен отвела взгляд в сторону, чтобы прекратить этот флирт глазами. Но, с другой стороны, как же она будет верхом на лошади следовать за верблюжьим караваном в пустыне – ведь это входило в программу ее кругосветного путешествия.
– В наших местах верховая езда – обязательный элемент воспитания. Ребенка сажают на пони, едва он научится стоять на ногах, – рассказывал Шпора, накладывая себе салат. – Мы с кузеном Рори все детство скакали по долине на уэльских лошадках, которых разводил его отец.
– У вас много родственников в здешних местах?
– Тетушки живут по-прежнему здесь, а вот их дети разъехались, кто куда. Кроме Рори. Он на пять лет моложе меня. Держит ферму в Верхнем Спринглоуде. Такой же дикий, как его лошади. Он мне вроде младшего брата.
– А родные братья или сестры у вас есть?
– Нет. Мне кажется, у моих родителей начисто отсутствует интерес к сексу. А у вас?
Эллен решительно проигнорировала двусмысленность вопроса.
– У меня тоже нет ни сестер, ни братьев.
– Я очень рад, что мы росли вместе с Рори, – говорил Шпора с набитым ртом. – А вам, наверное, было очень одиноко?
– Не так уж одиноко. Всегда была какая-нибудь закадычная подруга – мы подолгу жили то у нее, то у меня.
– Вы до сих пор общаетесь со старыми подругами?
Эллен мысленно перебрала подруг своего детства: Джеки Хеммингс вышла замуж за программиста и по-прежнему живет в Тонтоне, Эмма Бутт работает в Кении, у Кэйли Филипс три дочерей и огромный дом в Кенте. Похоже, всех подруг ей заменил Ричард.
– Изредка общаюсь. Жизнь развела нас. А у вас есть друзья?
– Я менял школы слишком часто, чтобы обзавестись настоящими друзьями. – Он сердито разломил кусок хлеба. – У меня был хороший друг здесь, в городке, когда я был еще ребенком. Но он теперь далеко.
– Уехал?
– К счастью. Эта долина – прекрасное место для детей и стариков, но интервал между детством и старостью здесь превращается в пытку. Можно сойти с ума от скуки.
– Представляю.
Шпора проницательно взглянул на нее:
– Что вам наговорила Фили?
– Что вы были неуправляемы, – честно призналась Эллен. – Что совершили множество дурных поступков, всем насолили и всех достали, и вас в конце концов вынудили покинуть город.
– Ни за что не поверю, что старушка Фили выразилась так лаконично. Наверняка она живописала мои преступления в красках.
Эллен промолчала. Ей не хотелось выдавать Фили, но ее верность подруге подверглась серьезному испытанию. В разговоре со Шпорой язык развязывался сам собой, особенно после пива и пребывания на солнцепеке. Эллен легко могла потерять благоразумную осмотрительность, поддавшись обаянию его простоты и откровенности. Наслушавшись рассказов Фили о коварном и злобном монстре, Эллен ожидала, что Беллинг – неразговорчивый и мрачный тип, а он оказался совсем не таким.
– Она все еще ненавидит меня?
Эллен была не по душе роль информатора.
– Не мне судить.
– А вы ненавидите меня? – спросил он так небрежно, словно речь шла о пенках на молоке.
– Я вас почти не знаю.
– Совсем не обязательно досконально знать человека, чтобы понять, ненавидите вы его или нет. Или даже любите, если уж на то пошло. – Шпора взял паштет, глядя ей в лицо.
Ей было непонятно, шутит он или нет. Тело покрылось горячими мурашками, как от ожога крапивой.
– В таком случае я вас люблю, – сказала Эллен ровным голосом. – Я полюбила вас с первого взгляда.
Теперь наступила его очередь удивляться: Беллинг был ошарашен.
Эллен откусила ломтик помидора и улыбнулась.
– Я тоже люблю вас, – наконец произнес он. – Не передадите ли соль?
– Пожалуйста.
Шпора улыбнулся.
– Я рад, что в этом городе есть еще один человек, кроме моей матери, который любит меня. Это очень согревает.
– По-моему, вы заслуживаете любви.
– Правда?
В результате этого обмена любезностями их лица оказались совсем рядом, в нескольких сантиметрах друг от друга. Эллен первая отодвинулась, отклонилась на стуле назад и бросила Сноркел кусочек ветчины.
– Здесь не верят, что я изменился, – сказал Шпора.
– А вы действительно изменились?
– Да, еще как. Полностью. – В его голосе прозвучало негодование. – Прошло больше десяти лет. Я стал другим человеком и очень хочу, чтобы люди это поняли.
– Может, они бы смогли в это поверить, если бы вы вернулись в пиджачке с галстучком, с домовитой женой и выводком ребятишек в придачу?
– Да, это точно. – Он кивнул и рассмеялся. – В самую точку.
– Давайте я как-нибудь вечером приглашу Фили, – предложила Эллен. – Я уверена, она поймет, что вы изменились.
Его глаза потеплели.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему?
– Фили всегда была очень ранимой. И она меньше всех прочих готова простить меня.
Эллен хотела возразить, но подумала, что он, пожалуй, прав. И тут, к большому ее удивлению, Шпора признался сам, без всякого намека с ее стороны:
– Вы знаете, что я испортил скульптуры ее отца?
Она кивнула:
– Зачем?
– Я выпил слишком много водки. Разобиделся на него за то, что он умер и бросил меня в этом мире одного. Разозлился, что эта сучка не позвала меня на похороны. Сливки города и люди искусства, видите ли, понаехали в Оддлоудскую церковь, а мне не позволили даже попрощаться с ним. Я обожал его, как сумасшедший. Отец Фили был одним из немногих людей, понимавших меня. Но эти люди, словно сговорившись, умирали один за другим. Сначала бабушка, потом Норманн, потом… – Шпора потер подбородок и не договорил. – А об этом поступке я до сих пор жалею. Вы верите мне?
– Я верю вам.
– И доверяете мне?
Эллен кивнула.
– И по-прежнему любите меня?
– Сколько вопросов сразу!
Он улыбнулся, но глаза оставались печальными и настороженными.
– Так что, пожалуй, у меня нет никаких шансов заслужить прощение Фили.
– А вы когда-нибудь пробовали?
– Кто это сказал – в жизни надо попробовать все, кроме инцеста?
– Не знаю, кто сказал, но мне по душе это высказывание.
– Только следовало бы добавить: «И попытки помириться с Оддлоудом».
Беллинг долго смотрел на Эллен, видимо, оценивая ее искренность.
– В тюрьме я видел занятия по групповой психотерапии. Чтобы изжить чувство вины, парням предлагали построить мост из подручного материала – этакий символ моста между прошлым и будущим. Может, преступникам это и помогало, но их жертвам от этого ни жарко, ни холодно, вот в чем дело. Они уже пострадали, и этого не зачеркнешь. Ваша подруга Фили и множество других людей, которым я отравил жизнь, не собираются прощать меня – и имеют на это полное право. Я никогда не просил у них прощения и вообще не думал, что вернусь сюда.
