Иосиф Гольман - Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони
Заготовки действительно были, Ольга приняла решение пустить в ход обе имевшиеся идеи сразу: и что долг Борис уже отдавал, и что, несмотря на это, он готов отдать деньги еще раз.
Была еще третья идея, для подстраховки.
Следовало обязательно поговорить с заявителем Незвановым, попытаться перевести его из списка врагов в список нейтральных – на дружеские отношения с обманутым акционером рассчитывать не приходилось.
Кроме мамы Бориса, в Волжск летели уже знакомые люди: отец, жена волжского арестанта Маша и вечно взволнованная местная – в смысле французская – адвокатесса.
Ольга была уверена, что Екатерина Андреевна понимала полную бесполезность этой дамы, тем более в России. Однако от безысходности использовала любые варианты, даже заведомо безнадежные. Так легче, чем просто ждать страшных новостей.
Француженка и теперь переживала, громко рассказывая, как ее буквально начало тошнить, когда Борис (с ударением на первом слоге) попал в эту ужасную русскую тюрьму.
– Милочка, надо как-то попытаться облегчить его положение! – строго указала она Шеметовой.
– Дорогая, вам есть что сказать по делу? – мягко поинтересовалась Ольга.
Адвокатесса скорчила обиженную физиономию, но от Шеметовой сразу отвязалась.
Зато ей на смену пришла Маша.
– Ольга, а вы никогда не пробовали похудеть? – спросила она, вперив в Шеметову свои глуповатые, но, надо отдать должное, красивые глаза.
«Может, Боря на глаза ее повелся?» – подумала адвокатесса, а вслух сказала:
– Машенька, давайте все неглавные вещи обсудим, когда ваш муж будет на свободе, идет?
– Идет, – легко согласилась Маша.
Она-то точно не обиделась.
«Вот и вторая причина для мужской любви появилась, – отметила про себя Шеметова, – полная незлобивость». И по-женски мстительно, тоже, ра-зумеется, про себя, добавила: «Связанная с такой же полной дураковатостью».
В самолете Екатерина Андреевна, устроив поудобнее сильно сдавшего супруга – он и постарше был лет на десять, – вернулась к Ольге.
– Ох, только вытащите его, родная, – сказала она. – Он же у нас поэт. Для него тюрьма непредставима.
– Да, чтобы это пережить, требуется мужество, – вынуждена была согласиться адвокат.
– Вытащите его – нам как родственница будете, – взяла ее за руку Борина мама. – Вы уже как родственница. Думаете, я не вижу разницы между юристами?
– Спасибо, Екатерина Андреевна, – искренне поблагодарила Шеметова. – Вам нужно постараться успокоиться, особенно перед встречей с сыном. Он же на вас тоже смотрит.
– Я постараюсь. Как вести себя со следователем?
– Да никак, честно говоря. Он гадостей со свиданиями устраивать не будет. Владимир Евграфович – неплохой человек. С учетом профессии, конечно. Я попрошу его о максимально щадящих условиях для Бориса. А еще неплохо бы притащить сюда консула. Сразу бы многое решило. Вряд ли французские консулы часто посещают здешний острог. Подумайте на эту тему, ладно?
– Хорошо, – отметила пункт на смартфоне мать Бориса. – У меня есть кое-какие контакты.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась Ольга. – И постарайтесь настроиться на серьезную борьбу. И мужа настроить. И главное – Бориса. Чудес, конечно, не будет. Но шансы на успех у нас однозначно есть.
– Спасибо вам, Олечка, – тепло сказала Семенова.
– Пока не за что, – мягко сказала Шеметова. – Будьте спокойны, я выложусь полностью.
– Если б удалось его вытащить, – позволила себе помечтать Екатерина Андреевна. – Так всем составом и улетели бы в Бордо. И с вами, конечно.
– Я не одна, – улыбнулась Ольга.
– Так вместе с мужем! – обрадовалась собеседница дополнительной возможности сделать приятное. – Вы же видели, у нас для всех места хватит!
– Спасибо! Сделаем дело – с удовольствием съездим к вам в гости, – ответила ей Шеметова.
Перелет не был длинным, и скоро шасси лайнера стукнули о бетон взлетно-посадочной полосы.
А еще через тридцать минут пути Шеметовой и Семеновых разделились: семья с примкнувшей к ней французской болезненной адвокатессой отправилась обживать номера в лучшем отеле города, а Ольга поехала в городскую тюрьму – следователь по делу Бориса Владимир Евграфович Колышкин тоже собирался провести там целый день.
Острожные формальности здесь оказались гораздо более быстрыми, чем в столице. Краткий разговор с Владимиром Евграфовичем не дал новой информации, просто Шеметовой нужна была его виза для разрешения свидания с Семеновым.
И все же от встречи осталось хорошее впечатление. Колышкин не проявил той слегка брезгливой настороженности, которая отчетливо просматривалась при первой встрече. Может, навел об Ольге справки, мир-то тесный. А может, и сам убедился, что московская адвокатесса долларами не швырялась, следственные дела подбрасывать в воздух не собиралась. А наоборот, собиралась реально работать по профессии, по позиции, как здесь говорят. И даже если придется им столкнуться в процессе противниками – такие противники уважают друг друга.
На прощанье Ольга даже решила попросить следака о максимально возможном облегчении жизни Бориса.
– Понимаете, он поэт, – объяснила она. – Очень уж у них души ранимые.
– Здесь много поэтов сидело, – улыбнулся Колышкин. – Правда, по более тяжелым статьям.
– Я могу быть спокойна за подзащитного? – гнула свое Шеметова.
– Если вы о безопасности – то можете быть спокойны, – ответил он. – А если о завтраках из ресторана – то вряд ли.
– Да бог с ними, с завтраками, – обрадовалась адвокат. – Главное, чтобы он понял, что никто не будет покушаться на его честь и достоинство.
– У нас тут не Москва, – наконец улыбнулся и следователь. – У нас тут порядок. На нашей территории его уж точно ни чести, ни достоинства не лишат.
– Спасибо, – поблагодарила Ольга.
Слово старого следака дорогого стоило. А психологическая уязвимость поэта-миллионера Бориса была главным окном уязвимости всего предполагавшегося процесса.
Еще через полчаса Ольга Викторовна Шеметова уже занимала кабинет в следственной части, точную копию недавно посещенного московского. И тоже, к счастью, без зарешеченного «стакана» – нечего давить на и без того слабые нервы новоявленного француза.
Конвоир забрал у Шеметовой талон, привел Бориса, сразу снял с него наручники и ушел.
– Здравствуйте, Борис, – улыбнулась Ольга, но ответной улыбки не увидела.
– Здравствуйте, Борис! – повторила она, добившись, наконец, пристального внимания подследственного.
Тот, как будто выйдя из прострации, в упор смотрел на нее. Наконец вяло ответил:
